Топ-модель - Валяев Сергей. Страница 58

— Здесь! — кричит Стахов, когда джип вылетает из туннеля.

Я вижу многоэтажный кирпичный дом, нависший скалой над Садовым кольцом и подурневший от времени и постоянных выхлопных газов.

Дальнейшие события выходили за рамки нашей повседневной жизни. Видимо, небесный Демиург, сочиняющий сценарий человеческой жизни, был большим затейником. Не успели мы въехать в грязноватый дворик, как дурные предчувствия…

В освещенной фонарями брюшине двора наблюдалась паника: плакали дураковаляющие малютки в колясках, нервные мамы поспешно увозили их, пронзительно кричала детвора постарше, бабульки на лавочках крестились, радостно суетились бомжоватые пьянчуги, какая-то гражданка на балконе истерично требовала вызвать милицию и «Скорую помощь».

Я и Стахов переглянулись и поняли, что причина этого смятения только одна: господин Бирюков! В чем же дело?

У металлических «ракушечных» гаражей барахолили бесстрашные местные алкашики. В одну из гаражных крыш впечаталось тело. Оно выглядело неприятно изломанным, как большая кукла, выкинутая из-за ненадобности.

— Я глядь: летит, как космонавт, — с поспешной запальчивостью изъяснялся пропитой гномик с всклокоченными немытыми волосами. — Жуть, еть. Плыг — из окошка. Во! Красота небесная!

Охотник на людей приблизился к гаражам, поднял голову на открытые освещенные окна с глазеющими вовсю зрителями; оглянувшись, спросил:

— Знакомая личность, Маша?

— Нет.

— Лет ему сорок, — решил Стахов, вглядываясь в разбитое темное тело, и обратился к зевакам. — Кто его знает?

— А чего знать-то, — выступил вперед «собачник» в спортивном костюме, у его ног деберманил пес с добрыми глазами. — Это мой сосед Бирюков Лёня. Ничего малый… был. Любил выпить да к слабому полу… того… Вот к таким, — указал на меня.

Я сделала вид, что не слышу оскорбительного комплимента: дурак — он везде дурак. Менхантер тоже не обратил внимания на такую «мелочь»: взяв меня под руку, повел в жилой дом.

— Надо успеть глянуть на логово до приезда служб, — объяснил Алекс.

— Зачем?

— Чтобы убедиться: Бирюков наш «маньяк».

А что тут убеждаться: ясно, что модельер оказался крепко больным на голову. Устроив кровавую интригу, прозрел в последний миг или уразумел, что возмездие неизбежно. И поэтому сиганул в вечное…

На лифте мы поднялись на одиннадцатый этаж. На лестничной площадке мельтешили возбужденные жильцы. Их лица были одухотворенные, точно они участвовали в премьере спектакля.

Приняв инициативного Стахова за представителя правопорядка, начали излагать свои версии происшедшего: пьянство, разврат, наркотики.

— Изложите все в письменном виде, — советует охотник на людей и толкает рукой входную дверь квартиры самоубийцы.

Она легко открывается — к моему удивлению.

— Минуточку, — говорит Стахов. — Всем оставаться на местах. — И приказывает мне никого не впускать и не выпускать.

— Хорошо, — пожимаю плечами, заметив, как рука Алекса тянется к кобуре; это меня удивляет — неужели, он считает, что Бирюков прыгнул не сам? Ему кто-то помог? Кто?

Через минуту я приглашена в квартиру. Менхантером, разумеется.

В двухкомнатной квартире, отремонтированной под «евро», плавает удушающий запах парфюмерии. Большая комната буквально завалена дамской одеждой. На столе валяются рваные джинсики и кофточка с ржавыми пятнами крови. Я без труда узнаю одежду Танечки Морозовой. На полу разброшены фотографии топ-моделей. У всех молодые и счастливые лица.

— И твои фотки здесь, — говорит Стахов, оглядывая комнаты. — Понятно, уходим. Не будем мешать беспристрастному ходу расследования, если таковое будет.

По напряженному виду менхантера я догадываюсь, что картина самоубийства его не убеждает. Или, быть может, Стахов не хочет, чтобы официальные органы правопорядка узнали о нашем вторжении на место преступления?

Наш выход из подъезда сопровождается невероятной какофонией звуков: во дворик почти одновременно заезжают карета «Скорой помощи», милицейский «уазик» и машина МЧС. Зеваки ещё более вдохновлены: начинается второй акт бессмертной трагедии под названием «Жизнь и смерть».

Я и Стахов садимся в джип и тихо покидаем подмостки. Странно — у меня нет чувства победы. Все произошло столь стремительно, что я не успела осознать: все закончилось! А пока — усталость и неопределенность.

— Что нос повесила, — ободряет охотник на людей, — мало накуролесила?

Я признаюсь, мол, готовилась к затяжной войне, а выдался короткий бой, в котором я почти не принимала участия. Стахов утешает: ничего, меня ждут другие бои и не менее опасные. Что же касается маньяка, то да, есть вопросы. И самый главный: какая причина падения из окна? Испугался возмездия, совершив ошибку? Понял, что не уйти от правосудия?

— Есть некая театральность во всем этом, — размышляет мой спутник. Будем разбираться, Маша. Процентов восемьдесят, что маньяк «наш». Давай считать, что мы победили? Согласна?

— Согласна.

— Отлично. Тогда отдыхаем перед будущими битвами.

— А с кем биться?

— На наш век мрази хватит, — признается. — Сколько себя помню — все сражаюсь…

— Не с ветряными мельницами ли?

— И с ними тоже, — недобро ухмыляется. — Ничего, Маша, победа будет наша. Всегда!

Будут ли победы? Вопрос спорный. Такое впечатление, что люди, живущие по новым «капиталистическим» законам, утеряли нормальные жизненные ориентиры, и теперь, как слепые, тыкаются в попытках найти высший смысл своего жалкого бытия. Обогащайтесь! — лозунг дня и сегодняшняя национальная идея? Не слишком ли она жалка и ничтожна для нашей широкой и штормовой, как море, души?

— Предлагаю отпраздновать первую викторию, — слышу голос Стахова. — В одном уютном местечке.

— Только не в «Полуночном ковбое».

— А что такое?

Я коротко рассказываю о посещение этого ночного заведения, где произошли всевозможные «кислотные» ЧП. Охотник на людей весело смеется и обещает самое спокойное место в столице: ресторан «Ермак». Там хорошая «деревенская» кухня, народная музыка, и главное, тишина.

Я соглашаюсь — почему бы и нет? Я заслужила торжества с мужчиной, который нравится. По телефону нахожу Евгению и сообщаю последние известия: маньяк выпал из окна, а я вместе с менхантером направляюсь в ресторан, чтобы отдохнуть при свечах.

— Отдохнуть при свечах со Стаховым? — Подчеркнуто переспрашивает. — Ну смотри-смотри.

— Куда смотреть?

— Ты меня понимаешь.

— Прекрати. Я — взрослый человек.

— Ты маленькая и глупенькая.

— А ты, как моя мама, — и отключаю телефон.

Поговорили, черт! Мой спутник понимающе хмыкает, мол, что делать: все мыслят шаблонами, небось, я предупреждена не попадать под его мужественное обаяние?

— Попадают под трамвай, — огрызаюсь. — У меня, может, любовь.

— Любовь? К кому?

— К тебе.

Как мы не врезались в освещенный трамвай на повороте, не знаю. Наверное, нас хранили сахарные ангелочки, летающие в кучевых облаках: они успели вывернуть рулевое колесо и наш джип козликом поскакал по ночной дороге.

Выражение лица водителя было таким, будто увидел цирковую лошадь, умеющую говорить по-человечески.

— Мария, — строго сказал. — Не шути так больше. Я человек нервный и впечатлительный.

— Какие могут быть шутки? — пожала плечами. — Я тебя люблю.

— Прекрати, ты ещё маленькая.

— Я — дылда. У меня рост — метр восемьдесят один. А у тебя?

— Что у меня?

— Рост?

— Отстань. Мало мне проблем.

— Испугался? — рассмеялась. — Ай-яя, такой храбрый мальчик с пистолетом… и…

— Все! — зарычал, проезжая опасный поворот.

Вот странные мужчины, рассуждаю, глядя на мелькающие рекламные огни вечернего города, сами мечтают о неземной любви, готовы на недюжинные подвиги во имя дамы сердца, а когда она сама выказывает доброе отношение к герою, то они начинают нервничать и делать все, чтобы не потерять свободу.

— Мы с тобой друзья, Мария, — осторожно напоминают мне.