Черные шляпы - Калхэйн Патрик. Страница 39
Они сидели в одиночестве в пустой столовой в доме Холидэя, попивая вторую порцию кофе.
— Бартоломью, — начал Уайатт. — В твоем-то возрасте вести дела с оружием? Разве этот дамский револьвер у тебя в кармане не может подтвердить твою мужественность, когда дойдет до дела?
— Возраст у меня хорош, — согласился Бэт. — Но я все равно на пять лет младше тебя. Что же до оружия, ну, ко мне все время кто-нибудь подходит и хочет его купить.
— И с чего бы это?
Бэт ухмыльнулся.
— Потому что идиоты постоянно ищут сувениры. «У вас еще остался этот шестизарядник со Старого Дикого Запада? Со всеми этими засечками на нем? Сколько их у вас на нем — двадцать три или двадцать четыре?»
Уайатт чуть не поперхнулся, отпивая кофе.
— Трудно было бы сосчитать всех тех плохих ребят, которых ты пристрелил, Бартоломью.
Насколько знал Уайатт, Бэт ранил огромное количество противников, но только покойный и не отпетый сержант Кинг честно заслужил, чтобы в его честь поставили зарубку на револьвере.
— Ну, я, конечно, говорю им, что двадцать пять, — ответил Бэт, отхлебывая кофе. — И затем эти идиоты обычно хотят купить эту чертову штуку, так что, говорю я, приходите завтра, и она для вас будет.
— Надеюсь, по хорошей цене, если учесть, что ты продаешь, можно сказать, музейный экспонат.
— Что же я делаю? Я отправляю мальчика-посыльного в ломбард за углом и говорю ему, чтобы он купил самый дешевый старый «кольт», потом беру в руки перочинный нож и нарезаю на его рукояти двадцать пять зарубок… и продаю его за сотку к восхищению публики.
— Дураков и деньги всегда надо разводить, — сказал Уайатт. — А нам нужно нормальное, работоспособное оружие. Не слишком большое, чтобы парни могли положить его в карман, и тому подобное, но с достаточной убойной силой.
Бэт махнул рукой.
— Я об этом позабочусь. У меня там скидка, как у постоянного клиента.
Уайатт смущенно улыбнулся, поглядев на своего старого друга.
— Кстати, Бартоломью, а сколько ты продал таких пушек с засечками?
Бэт пожал плечами, улыбнувшись в ответ.
— Думаю, как раз чертову дюжину.
Неделя шла, и из лагеря Йеля и Капоне не наносили никакого ответного удара. Работники Холидэя ходили при оружии, и Уайатт пару раз вышел на прогулку с целями несколько большими, чем просто перекусить. Бэт приезжал каждый день, а чаще всего и не по одному разу, но ему все равно приходилось проводить вторую половину дня в редакции газеты, а также посещать всевозможные спортивные мероприятия, чтобы писать о них статьи. В том числе несколько боев профессионалов. Уайатт не смог отказать себе в удовольствии сходить в «Уизер Стэйкс» в Акведуке. Выиграл Мановар, и Уайатт тоже выиграл, и не только в том, что касалось окошка для приема ставок. Обитатели особняка вполне могли обойтись без него хотя бы полдня.
Чтобы возместить все то время, на которое он отрывал от семьи ее мужа, Уайатт выделил для Эммы один вечер, чтобы зайти в квартиру Мастерсонов, где его предусмотрительность была вознаграждена превосходным ростбифом с жареной картошкой и всевозможными гарнирами. Эмма улыбалась и слегка флиртовала с Уайаттом, который не очень-то возражал, как, впрочем, и Бэт, поскольку в эти минуты она превращалась из нынешней дородной матроны в хорошенькую девочку, которой была в прошлом.
И когда Уайатт сказал, что в предстоящие дни он, вероятно, продолжит пользоваться ее расположением, отвлекая Бэта на свои дела, Эмма тоже не стала спорить.
— Я знаю, что Уильям очень ценит вашу дружбу, Уайатт, — сказала она, приведя обоих мужчин в смущение. Они сидели в вычурной и перегруженной декором гостиной, прямо скажем, мало подходящей в качестве приюта для старого охотника на бизонов, такого, как Бэт. — Я и не собиралась становиться на вашем пути. Просто присмотрите за ним. Сами знаете, каким вспыльчивым может быть мой Уильям.
У Уайатта никак не получалось называть своего бывшего заместителя «Уильям», поэтому в присутствии миссис Мастерсон ему приходилось сдерживать себя, называя его «Бэт», а не «Бартоломью».
Среди недели он позвонил домой, во второй раз с начала его поездки. В первый раз он связался с Сэди сразу же по прибытии, чтобы сказать, что дорога прошла нормально.
Связь была хорошая, казалось, что его темноволосая, темноглазая Сэди разговаривает с ним лицом к лицу.
Он живо представил себе, как сверкают ее глаза, и отнюдь не от страсти.
— Кэтрин Каммингс, да? — проговорила она своим хрипловатым музыкальным голосом, больше хриплым, чем музыкальным, в этот момент.
— Что, милая?
— Не надо называть меня милой, Уайатт Эрп. Не наливай мне уксуса, ожидая, что он сойдет за шампанское. Она мне позвонила, интересуясь, не слышала ли я что-нибудь о тебе. Она хотела знать, помогаешь ли ты ее сыну.
Уайатт в одиночестве сидел в кабинете Джонни, разговаривая по его телефону. Он лишь закрыл глаза и поежился. Значит, Кейт Элдер позвонила в их бунгало, и теперь Сэди знает, что подружка Дока Холидэя, у которой была своя история и с Уайаттом, была, с одной стороны, их клиенткой, а с другой — женщиной, пришедшей в дом Эрпов, когда ее не было дома.
— Сэди, дорогая…
— Не называй меня «дорогая» сегодня, Уайатт Эрп. Я не желаю, чтобы мне лгали!
— Я не лгал. В замужестве ее зовут Кэтрин Каммингс.
— Стало быть, грех умолчания. Она сказала еще кое-что интересное — ты говорил, что она заплатила тебе «несколько сотен». Более одного раза в нашем разговоре, который, хочу тебе сказать, был абсолютно вежлив, она сказала, что заплатила тебе пять сотен. Пять сотен долларов!
Уайатт оперся локтем на стол и прикрыл лицо рукой.
— Сэди, незачем спорить. Я не сказал тебе о сумме, поскольку мне нужен был хороший запас на эту поездку. И не сказал, что мой клиент — Носатая Кейт, поскольку прекрасно знал, что у тебя это вызовет раздражение.
Ответом было молчание.
— Сэди?
— …Хорошо, — наконец раздалось из трубки. — Всякий раз, когда слышу от тебя такие речи, я думаю, что можно простить тебе пару таких греховных умолчаний.
— Ничего греховного. Небольшие умолчания. Но, Сэди, послушай, у сына Кейт здесь настоящая золотая жила. Он называет это второй «золотой лихорадкой», и он прав.
Уайатт быстро изложил ей все события, умолчав только о происшествии на Кони-Айленд, поскольку знал, что она до дрожи боится поножовщины. Но Сэди хватило и новостей о налете на салун, даже если бы там не фигурировали автоматы.
— Мы скоро снова откроемся, — сказал Уайатт.
— Мы?
— Ну, я нужен мальчишке. У него есть выдержка, но ему надо многому научиться. И, в любом случае, я думаю, эта точка созрела, чтобы вести в ней игру. Карты, может, по ходу дела и казино.
— Уайатт, только послушай, что ты говоришь. У нас нормальная жизнь в Калифорнии, у тебя работа детектива, а еще есть наш рудник в Хэппи Дэйз… Ты уже не в том возрасте, чтобы держать салун, да и, в любом случае, это незаконно!
— Сэди, наш рудник в последние три года не наградил нас ничем, кроме усталых взглядов, и ты прекрасно это знаешь. А здесь я нашел богатую серебряную жилу…
— Теперь уже серебро. Сначала ты говорил о золоте.
— Да, это золотая возможность. Проклятье, жена, это может быть моим последним шансом действительно сыграть по-крупному.
— Последним шансом? — переспросила она голосом, в котором смешались негодование и боль. — А как же я, Уайатт? Как же мы?
— Когда все установится, я перевезу тебя сюда. Мы вместе видели немало больших городов, но Нью-Йорк переплюнул их все. Тебе здесь понравится, моя дорогая малышка.
Она застонала.
— Плохо дело. Если ты называешь меня «моя дорогая малышка», я чувствую себя так, словно мне предстоит искупаться в лошадиной моче.
— Сэди…
— Итак, Уайатт, если «Кэтрин Каммингс» снова позвонит, что ей сказать? Что те пять сотен, которые она заплатила тебе, чтобы ты научил уму-разуму ее непокорного сына, чтобы он вышел из этих дел с нелегальными кабаками, стали твоим стартовым капиталом для работы с ним? И что ты надеешься наладить там, помимо нелегальной выпивки, еще и нелегальные азартные игры?