Посмотри, отвернись, посмотри - Михалкова Елена Ивановна. Страница 11

Я молчала, оцепенев.

Что он говорит?

Папа с мамой? Кладбище?

На меня напал ступор. Я не могла совместить этот вечер и то, что твердил мне Антон.

– Полина, хорошая моя… – Я слышала по его голосу, что он до смерти перепуган. – Не возвращайся в дом. Ни с кем не разговаривай. Прямо сейчас, немедленно – БЕГИ.

Глава третья

Я поверила ему сразу и безоговорочно. Сумка, к счастью, была при мне. Я не хотела оставлять ее в комнате, куда мог зайти Григорий, и взяла с собой.

Но мои кроссовки – в прихожей. Отец Антона выдал мне пушистые белые тапочки.

Отец Антона? Господи, да в нем было не больше сходства с моим мужем, чем в любом прохожем! Я вообразила это сходство. Дорисовала картинку.

И малышка! Девочка, которая не знала никакого дяди Антона! Как и тот подросток…

И странные взгляды, которые бросал на меня Григорий!

Все недомолвки сложились в общую картину, и стало ясно: меня сюда заманивали. Заболтали, отвлекли фальшивым дружелюбием…

С меня разом слетел хмель.

Если я вернусь и попрошу Ларису Семеновну показать школьные фотографии Антона, она найдет убедительный повод отказать. Сгорел альбом, или остался в другом доме, или погрызла собака… Сойдет любая чушь! Я выгляжу в их глазах такой дурой, что они не будут особенно утруждаться.

Но зачем этот спектакль?

Телефон снова пискнул. Высветилось сообщение от Антона: «Звоню в полицию. Напиши адрес».

«Не надо. Я сматываюсь».

Я отключила звук, чтобы писк телефона не выдал меня. Сбросила тапочки и босиком прокралась из двора на улицу.

На улице горели фонари, вдалеке брехали собаки. Из распахнутых окон звучали пьяные голоса, перебивавшие друг друга. Недавнее умиление казалось глупым и жалким. Как я могла подпасть под очарование этой компании? Вспомнилось про «запузырить пацанов». Меня передернуло от омерзения.

Соображала я быстро и относительно хладнокровно. Обогнуть дом по внешней стороне, зайти в прихожую через наружную дверь. Лишь бы ее не заперли изнутри. Обуть кроссовки – и бежать.

Опасность обострила чувства. Я слышала, как возится кошка в траве за забором. Улавливала потную вонь от мужчины, присевшего на подоконник лицом в комнату. Широкая красная спина, обтянутая белой рубашкой, выглядела как ветчина в тонком слое подтаивающего сала.

Тихо ступая, я миновала спину. Проскользнула под вторым окном, присев на корточки. Лодыжки и запястья куснула крапива.

– А эта-то где? – донеслось до меня.

– Вроде поссать вышла.

Разговаривали за углом. В одном из говорящих я узнала Григория. Ветер донес запах сигаретного дыма.

– Надо чего-то делать с ней. – Снова Григорий.

– Да брось. Не суйся, без нас разберутся.

– Знаю я, как они разбираются…

Я вжалась в стену. Над босыми ногами вились комары, кожа отчаянно чесалась, но я стояла, замерев. Впереди – угол дома, где на крыльце курит Григорий с каким-то родственником. За спиной – распахнутые окна.

Темноту прорезал летящий окурок и тихо пшикнул, попав точнехонько в бочку с водой.

– Твое счастье, что Лариса не видит.

– Не нуди, Гриш… Пусть бабы нудят.

Скрипнули ступеньки. Мне послышался щелчок задвижки, и сердце у меня упало. Босиком далеко не убежишь. Битые стекла вдоль дороги, ржавые гвозди, щебенка…

Но когда я, выждав несколько минут, поднялась на крыльцо и потянула за ручку, дверь поддалась.

В прихожей было темно. Я посветила телефоном и нашла свои кроссовки в груде детской обуви. Обулась, затянула шнурки. Голоса как будто стали ближе. Сердце колотилось, каждую секунду я ждала, что вот-вот кто-то заглянет сюда и поднимет крик.

Тщательно заправила шнурки, чтобы не развязались при беге. Открыла карту, но она слишком долго загружалась, а ждать было рискованно. Выскользнула за дверь, кинулась к калитке и минуту спустя уже шла по дороге в том направлении, откуда привез меня таксист.

Мертвенный свет фонарей пугал. Если будут преследовать на машине, догонят в две минуты, – и я свернула в тень деревьев.

Ночной лес накинулся на меня, как бродячий пес. Я исцарапала лицо и руки. Вокруг стрекотало, трещало, ветки стреляли под ногами… Наконец меня вытолкнуло, вышвырнуло из леса наружу – и я оказалась у реки.

Пахло тиной. Плескалась волна. На другом берегу горели костры, и по реке бежала мелкая красноватая рябь. Поблизости сидели рыбаки. Я слышала их негромкий, какой-то уютный матерок.

В первое мгновение я чуть не бросилась к ним. Там мне помогут! Но здравый смысл возобладал. Что это за люди? Чего от них можно ждать? А если это соседи Макеевых, и они отведут меня обратно?

И кто такие Макеевы на самом деле?

Все это не укладывалось в голове.

Впрочем, прямо сейчас передо мной стояла лишь одна задача: выбраться из Искитима живой.

Я пошла по берегу в ту сторону, где был мост. Я в заречной части города; мне нужно в центр. Там я смогу позвонить Антону, поймать такси и вернуться в свой отель.

Вскоре мост показался впереди. Телефон взорвался сообщениями и неотвеченными вызовами от Антона.

– Все в порядке, я возвращаюсь, – сказала я, набрав его. – Только батарея скоро сядет.

Он засыпал меня вопросами. Где я? Далеко ли мне до гостиницы? Вызвать ли полицию?

– Я прилечу за тобой! Не выходи из номера, первым же самолетом буду в Новосибирске.

– Не говори ерунды, – устало сказала я. – Завтра уже вернусь в Москву.

Я убедила его, что все в порядке, и нажала отбой.

Мост я перешла пешком, а дальше меня подобрал какой-то словоохотливый таксист. По пустой ночной дороге мы быстро домчались до Новосибирска. Я ехала и думала, что снова соврала Антону. Ни в какую Москву я завтра не полечу. Хочу разобраться, кто эти люди и зачем я им понадобилась. Для начала напишу заявление в полицию…

Мы как раз проезжали по улице, где снимал офис Герман Греков. Мне почудился свет в его окне.

– Остановите здесь! – попросила я водителя.

Частный детектив Греков! Совравший, что он нашел родственников моего мужа. Подтолкнувший меня в их теплые объятия. Какую роль он играл в происходящем?

Да, сейчас ночь, но он, возможно, сидит за бумагами. Или дремлет на диванчике, укрывшись пледом.

Я не уйду оттуда, пока не услышу от него объяснений.

В тот миг мне не пришло в голову, что заявляться к Грекову может быть попросту опасно. Во мне кипел гнев. Как пульс, билась злая нервная мысль: «Пусть мне хоть кто-нибудь хоть что-нибудь объяснит!»

Окна горели вовсе не в кабинете Германа, а в соседней квартире. Я постояла, глядя на опущенные металлические жалюзи. Полупьяненький ночной прохожий обошел меня, скривив и без того кривой рот. Опустив взгляд, я увидела, что подол платья весь в затяжках. Вещь была безнадежно испорчена. Кроссовки в грязи.

Я все-таки поднялась по ступенькам. Подергала ручку, и внезапно дверь открылась.

– Герман Ильич!

Никто не отозвался.

– Герман, елки-палки!

Я щелкнула выключателем и увидела себя в зеркале. Всклокоченные волосы, диковатый взгляд. На щеке – царапина.

Свет из крошечной прихожей рассеивал темноту в кабинете. Я заглянула туда и увидела Грекова.

Частный детектив лежал в кресле, будто отдыхал. Рану на его шее в сумраке можно было бы принять за очень широкую ухмылку – от уха до уха.

Сердце у меня как будто выключилось, а потом забилось очень быстро: тук-тук-тук-тук. Словно поезд побежал по шпалам. Поезд через реку Бердь.

Я заставила себя включить свет. Никогда еще мне не было так страшно. Светильник вспыхнул, и стало видно, что и серая рубашка Германа, и стол, и документы на столе, и даже раскуроченный системный блок компьютера – все залито его кровью.

Ехал Грека в вагончике над рекой. Увидел рака. Высунулся из окна глупый Грека, склонился над водой, и рак распорол ему горло своей клешней. Поезд едет – тук-тук-тук – и мчит мертвого Греку все дальше.

Веки Германа были прикрыты. Если б он смотрел на меня, я бы, наверное, потеряла сознание на пороге комнаты.