Планета шампуня - Коупленд Дуглас. Страница 33

Позади них в гостиной дедушка поджигает выдавленный в плошечку «Китти-крем»®. Язычки пламени пляшут на его поверхности, как крошечные, в стельку пьяные, синие привидения.

37

Внимание съемочной бригаде новостей Шестого канала: масса событий за минувший промежуток времени.

Гармоник, Стефани и я жмем на педали велотренажеров в тренажерном зале «Железный пресс».

— Лично я тренируюсь, чтобы тело у меня стало жилистым, — заявляет Гармоник: сегодня он для разнообразия перешел из «древнеанглийского» режима в «научно-фатастический». — И не привлекало космических пришельцев, когда они вторгнутся в нашу вселенную.

— Нельзя ли попонятнее, Гармоник?

— Логика элементарная. Мясо каких коров ты предпочитаешь в своем рационе? Японских, верно ведь? Тех, которые мало двигаются, а вместо этого подвергаются пивному массажу. Мясо у них нежное, сочное, вкусное. Кто позарится на беговых лошадей? Никто.

— По-моему, тебе в любом случае можно не бояться, что тебя съедят пришельцы.

— Почему это?

— Потому что старый ты уже — двадцатник разменял. Ребята, которые помоложе, на вкус будут в сто раз лучше. Нежненькие, не то что ты.

— Ничего подобного.

— Да-да!

— Он прав, — говорит Стефани, отирая пот со лба и рассеянно перелистывая страницу закапанного потом журнала «Вог». — Когда тебе двадцать, в тебе уже столько копоти, и всякой химии, и ор-монов — ты уже невкусный.

— Вот-вот, ты в своей «компьютерной» можешь сидеть спокойно, а вторжения НЛО пусть остерегаются тринадцати— шестнадцати летние.

— Думаешь? Какое счастье. Хоть какая-то реальная польза от того, что стареешь.

Мы со Стефани увеличиваем нагрузку в наших велотренажерах, Гармоник — нет. Он только-только вылез из простуды, и набирать форму ему надо полегоньку.

~ Погибшие вирусы как бы все еще сидят у тебя в мышцах, — объясняет он, — как забившаяся в губку грязь, а чтобы губку как следует промыть, ее приходится отжимать не один раз.

Прикол.

Дневное время лучшее, чтобы ходить в тренажерный зал, — пока не кончились рабочие часы и не нахлынула толпа: сейчас здесь только безработные, полубезработные и работники маргинального труда — вышибалы, подавальщицы в ночных барах, сказительницы из службы «секс по телефону». Как у всех завсегдатаев тренажерного зала, глаза у них прикованы к зеркальным стенам, в которых отражается их плоть и их облегающие поблескивающие шкурки, производящие впечатление тонко рассчитанной маломерности. Любопытно, что массовая безработица не привела к резкому росту числа дневных посетителей тренажерных залов у нас в Ланкастере, а между тем охотники за рабочими местами просто обязаны бывать здесь, поскольку когда выкладываешься, у тебя появляется уверенность в своих возможностях, и это положительно сказывается на поисках новой работы. Откройте любое руководство про то, как надо делать карьеру, — там все написано.

— Наверно, безработные все очень гордые — они лучше будут сидеть по домам, плевать в потолок и накачиваться пивом да телемурой, — говорит Гармоник.

— Постыдное существование, — изрекаю я.

Прошедшая неделя — неделька будь здоров! — эндорфины, адреналин, тестостерон… настоящий гормонококтейль.

Ну, начать с того, что Моник — и взятое напрокат авто вместе с ней — отбыла. Подалась обратно в Париж через Новую Зеландию, прочертив на карте мира треугольник своих авиаперелетов, после того как выяснилось, что даже в разгар секс-исследований здесь, в Новом Свете, ее, оказывается, одолевала тоска по дому. Унизительный эпизод с Кирком выбил ее из равновесия, а тут еще, вернувшись под крышу «Старого плуга», она обнаружила в конверте, доставленном ей курьерской почтой из Франции от ее позабытой-позаброшенной матери, какую-то паршу от ее издыхающей домашней кошечки Ночки.

— Прибыть в Новый Свет на четыре дня! — фыркнула Дейзи. — Тоже мне десантница!

— Да и в Новом-то Свете она видела один Ланкастер да еще окрестную биозону, — вторит ей Мюррей. — Вот уж сюр так сюр!

Стефани не слишком расстроена тем, какой оборот принимают события. Жизнь понемногу становится все более стефаницентричной: Представляем шоу Стефани и его звезду — Стефани?

Она переселилась в Модернариум, и у меня по комнате разбросаны теперь побрякушки, духи, детали женского туалета. И эта типично женская безалаберность греет мне душу. Я готов все свое время вместе с ней бороться с преступностью. Хочу спать с ней средь бела дня. И еще: я даже для вида не хожу на занятия — и хоть бы кто пикнул, ни звука. Наверно, Джасмин распорядилась, чтобы меня не трогали. Вот это жизнь!

Краса и гордость Ланкастера, Брендан, ленивой походкой идет мимо в своих облегающих велосипедных трусах и короткой белой маечке — такой короткой, что больше смахивает на бюстгальтер. Брендан преодолел все отборочные туры и в следующем месяце примет участие в Национальном чемпионате по бодибилдингу в Финиксе. В самосознании жителей Ланкастера он сумел зажечь слабый огонек патриотических надежд. Стефани втягивает ноздрями воздух.

— Обидно, что Моник так быстро уехала.

— Он чем-то смахивает на Берта Рокни, правда? — спрашиваю я Гармоника, и тот утвердительно кивает.

— В общем и целом. Но тело у Брендана не то — не стероидное.

Берт Рокни, как уже отмечалось, — мой любимый киноактер в жанре приключенческого боевика, «машина смерти«, признанный мастер старинного древнемонгольского боевого искусства. Мускулы у него — литой вольфрам, по которому слегка прошлись гелигнитом: мускулы, необходимые, чтобы врукопашную биться с нескончаемой вереницей бывших лучших друзей и наймитов коррумпированных правительственных чинуш, которые из фильма в фильм с тупой злобой расправляются поочередно с его женой, детьми и родителями. Вот это кинозвезда!

— А ты видел, какие раньше были звезды, скажем, в сороковых или пятидесятых, — видел их, когда они без рубашки? — допытывается Гармоник, — Полный отпад, у них же сиськи висят! И такие сходили тогда за «машину смерти», представляешь? Нет, что ни говори, благодаря стероидам кино стало намного круче.

— Согласен, — говорю я. — Но теперь, когда все уже привыкли к вида накачанного стероидами тела, оно больше не производит такого эффекта. Стероидное тело — это визуальный эквивалент бифштекса, который приготовлен из такого нежного-пренежного мяса, что хоть вилкой его режь.

Брендан кряхтит, вопит и поднимает над головой штангу весом четыре триллиона фунтов — что-то около того: рожа у него делается пунцовой, какой-то пузырчатой — ну точь-в-точь бифштекс в затрапезной едальне, и голосит он так оглушительно, так вызывающе непристойно, что все разговоры в зале смолкают, и народ старается не замечать, как Брендан прилюдно совершает самоубийство.

— Кошачью паршу? — переспрашивает Гармоник, — Бэ-ээ.

— Кошачья парша — тоже документальное свидетельство, — говорю я. — Моча или кал — ведь свидетельства? В своем роде. Вообще все на свете документальное свидетельство.

— Ночка — такая славная киска, — вздыхает Стефани. — Но она не жилец на этом свете. Лу-кемия.

Скоро Моник придется положить Ночку в ее корзинку — и в Сену.

Минутное молчание. (Дань памяти усопшим.)

— Моник приняла все слишком близко к сердцу, — говорю я. — С Дэном, конечно, получилось потешно, но такие проколы только располагают к тебе людей. И кроме того, здесь в Штатах никому не запрещается переписывать свою личную историю — можешь стереть все, что было, и начать по новой: произвести первое впечатление вторично.

— Моник ведет себя по-европейски, по-другому не умеет, — замечает в ответ Стефани. — Мне лиш-но больше нравится по-вашему, по-американски. Моник нужно было сказать: «Хочу все начать сначала» — и все вы, американцы, с радостью разрешили бы Моник начать сначала. Ваша свобода — очень современная свобода.

Слово «история» служит для Гармоника сигналом, чтобы познакомить нас со своей теорией насчет того, почему в каше время народ валом повалил в спортзалы.