Спасти «Скифа» (СИ) - Кокотюха Андрей Анатольевич. Страница 38

Теперь Максим смог разглядеть его как следует и убедиться – бандит Венька Копытов, больше известный под кличкой Копыто, за те восемь лет, что они не виделись, совсем не изменился. Те же хитро бегающие прищуренные глазки, тот же нос в форме неправильной картофелины, те же густые, сросшиеся на переносице брови.

Нельзя сказать, что они дружили. Но и врагами тоже не были: познакомились как-то на «малине» под Ростовом, после пересекались время от времени по жизни, а потом полгода чалились в одном бараке – Копыто пришел с одним из новых этапов, а Соловью оставалось сидеть несколько месяцев.

– Здорово, что ли, – Максим первым шагнул навстречу старому знакомому, протягивая на ходу растопыренную пятерню.

– Целоваться не будем, – предупредил Копыто.

Жать протянутую руку он не спешил, так же, как и надевать на плечо карабин. Хотя стол уже не смотрел на Чубарова, оружие полицай все равно держал наизготовку. Вместо этого он посмотрел на Митю Инвалида, который с интересом наблюдал за происходящим, цыкнул сквозь зубы:

– Давай, вали отсюда. На атасе побудь, я тут, вишь, дружка старинного надыбал. Побазарим пока…

– Раз такое дело, Копыто – хромал бы он вообще отсюдова, – Чубаров не опускал руку. – Как я себе просекаю, этому убогому ты – пахан. Ну а мне как раз пахана и надо было.

Помолчав и немного подумав, полицай жестом велел Мите Инвалиду убираться. Тот, подчиняясь, пошел прочь, даже не пытаясь оглянуться.

– Слышь, Копыто, пускай бы он вообще тут не ошивался. Ему про наши дела знать без надобности. Время такое, пойдет звонить…

– Не пойдет, – прервал его полицай. – Ты мне хоть и корешок был до войны, да только я ведь разное про тебя слышал, Соловейка. Ходили слухи, вроде как перековался ты, краснопузым заделался… Теперь вот форма на тебе немецкая… Ты как тут вообще нарисовался, а, Соловей?

– Здоровкаться будем или как?

– Ствол бросай.

– Ладно.

Легко выдернув из кармана брюк «вальтер», Максим кинул пистолет себе под ноги, переступил через него, снова протягивая руку:

– Теперь – здорово, или как?

Не спеша, заметно выдерживая марку и демонстрируя, кто тут хозяин положения, Копыто закинул ремень карабина через плечо, принял руку, коротко и крепко пожал.

– Ну, так может, теперь расскажешь, чего ты тут тихаришься? Да еще в этом вот немецком барахле?

– А ты как стал господином полицейским, а, Копыто? Это ж сучье дело, законы ведь знаешь…

– Мы с тобой, Соловей, сейчас не на сходняке и не на правилке, чтобы ты вот так мне предъявлял, – Копыто многозначительно скинул карабин с плеча, но не взял наперевес, лишь опер приклад о битый кирпич. – И потом, сейчас я банкую, так что тебе первому и отвечать.

– Нам же нечего делить, Копыто, скажи?

– Нечего, тут правда твоя. Фраер ты честный был, сколько я тебя знаю и сколько слыхал. Правда, опять же другие чутки про тебя гуляли…

– Доказать здесь, – Соловей обвел рукой развалины, – никто ничего не может. Хочешь верить – верь. Не хочешь – давай, бери на мушку и веди, куда собирался. Только выгода тебе с этого, Копыто, будет малая. Может, немецкий крест, может – деньгами дадут. Может – шнапсом. К марухам сходишь, Копыто, есть тут, в Харькове, марухи-то?

– Времени у меня мало, Соловей. Сам понимаешь, время сейчас такое и работа у меня такая: не могу я даже старого корешка вот так, запросто, на все четыре отпустить, если немцы постоянно краснопузых диверсантов шукают. Кто знает, вот форма на тебе ихняя, опять же слухи про тебя – перековался, то, се…

«А вот здесь ты прав, – подумал Чубаров, – времени действительно мало. Даже меньше, чем ты, Копыто, думаешь».

– Значит, так, – заговорил он. – Как откинулся, осел в своем родном Курске. Не в самом, понятно – там отсвечивать приходилось. Приспособился шофером в совхозе, при тамошнем МТС. Там, чтоб ты знал, тоже жить можно и дела такие крутить… Ладно, то отдельная история, когда-нибудь расскажу. В сорок первом кидают меня на фронт, баранку крутил на полуторке. Ближе к осени налетели немцы, фронт прорвали, попал я в плен. Что мне, больше всех надо? Выкликали, кто хочет послужить великой Германии – вышел из строя. Удавить хотели – не дался. В общем, отправили меня вместе с другими такими же, глубоко в тыл: Ковель, Ровно, Винница. То лагеря охраняли, то еще какие ихние объекты… Ну, тоже история другая. Закорешился с такими, как сам, начали дела потихоньку налаживать. Кинут нас на облаву, жидов, к примеру, искать. А у тех золота во рту! Да и прятать они всякого «рыжего» барахла горазды, что угодно суют, лишь бы откупиться. И не только жидята: золота и серебра у хохлов да русских тоже попрятано – будь здоров! Не надо замки ломать да в форточки лазить – сами все тащат.

– Мародеры, – вставил Копыто.

– Как хочешь, так и называй. А мне больше другая присказка по душе: кому война, кому – мать родна. О как! Ну, зарвались мы один раз. Кто заложил – не знаю, да и не важно это теперь. Грозил нам концлагерь – это ведь мы, получается, у немцев добычу отбирали. Другое важно: я один успел вовремя ноги сделать. Из Житомира сюда пробираюсь.

– Сюда? В Харьков?

– Дальше. Тут до Курска недалече, а там я – как жаба в болоте, бульк – и нету меня. Форма – так, маскировка. Другой не было.

– И как же ты тихаришься?

– Не поверишь, Копыто: считай месяц по ночам иду. Как говорят, огородами. Везде люди живут, кого припугну, кто пожалеет, вот так сюда и добрался.

– Фартовый ты, Соловей, – теперь во взгляде, да и во всем тоне Вени Копытова читалось уважение. – И всегда фартовым был, я ведь помню… Так что дальше?

– Дальше? А вот нанюхал я, что есть тут, в Харькове, на Благовещенском базаре такой себе одноногий, через которого можно с деловыми связаться. Получается, не обманули – ты меня нашел раньше, чем я тебя.

– Верно тебе сказали, Соловей. Чего надо-то?

– Не спеши, Копыто. Я тебе про себя рассказал. Теперь понять хочу, могу тебе верить или нет, ты ж вон, – кивок на повязку, – господин полицейский?

– У меня все проще, – махнул рукой Копыто. – По моему приговору я лет десять хозяину должен. Не захотел ждать, пошел как-то по весне сдуру в побег. Поймали, добавили, как водится. Тут – война. А прошлым летом приехал гражданин начальник, построил зону на плацу, давай сулить золотые горы: кто пойдет воевать, тому через три месяца срок скостят. Если, конечно, живой останешься. Штрафная рота называется, слыхал?

Как не слыхать, подумал Чубаров, вслух же сказал:

– Не. Откуда?

– Только нашли дурня, слышь, Соловей? Я тогда, как ты, два шага вперед из строя. Сразу накормили, форму выдали, с оружием, правда, не очень, наш брат для краснопузых – пушечное мясо. Только я все равно воевать ни с кем не собирался, при первом же случае сдернул. Тебя, говоришь, душить хотели – известное дело, по мне гражданин политрук не меньше диска патронов выпулял. Сдался я в плен, вот с прошлой осени за немцев и держусь. Годится?

– Годится. Хорошо, Копыто, что я тебя тут встретил. Сам же сказал – фартовый я, вот тебе и пример. Поможешь?

– Говори.

– Из города бы мне выбраться, а, корешок? Я тут узнавал краем уха – особое положение, специальные аусвайсы с какой-то хитрой полосой… Цивильный клифт имеется, повязочку, как у себя, добудь, я с этим всем за такого же господина полицейского сойду, под это дело проскочу заставу, или нет?

Копыто поскреб подбородок.

– Дело налажено, – проговорил он наконец. – Тебе точно везет: сунулся наугад, а попал, куда надо. Допустим, достану я тебе такой аусвайс. Это даже не аусвайс, а что-то навроде пропуска. Бумажка надежная будет, гарантия полная, падлой буду, – Копыто чиркнул себя ногтем большого пальца по нижним зубам. – Только я что с этого поимею?

– Не обижу, Копыто! – теперь Чубаров заговорил горячо, как человек, цепляющийся за свой последний шанс мертвой хваткой, что, собственно, так и было. – Не обижу, бля буду! Говорю же – рыжья, серебра, цацок всяких не так много, как хапанули, но на всех хватит! Долю свою получишь, как мама не горюй!