Спасти «Скифа» (СИ) - Кокотюха Андрей Анатольевич. Страница 48

Да, он рассказал о цели задания их группы. Но ведь ничего нового Брюгген от него не узнал. Даже сам начал разговор с того, что заявил: им все известно, лучше не вилять. Вот пленник и не вилял – только подтвердил информацию.

Да, он назвал свое звание и указал состав группы. Но что с того? Наоборот, признавшись в ненависти к советской власти и даже указав причины, пленный диверсант именно тем, что говорил о себе чистую правду, которую к тому же очень легко проверили, расположил к себе Кнута. Заставил поверить: он готов предать, он выдаст всю группу. Потому диверсантов просто перестали искать. Это дало им фору в целые сутки. Как они ею воспользовались – еще предстояло узнать, если, конечно, уже не поздно.

Да, он согласился сотрудничать.

За это ему дали поесть и поспать. Его не истязали пытками, не изводили допросами, он восстановил силы.

Гайдук сам назвал место, куда его должны были привезти. И даже сообщил, как собирается бежать, только Брюгген не почувствовал подвоха. Своей стратегической цели пленник добился: диверсанты выиграли время. Получили такую же передышку, что и он сам.

Да, он назвал место, где спрятаны «хорьх» и рация. Но ведь нужно быть идиотом, чтобы после провала явки вернуться к тому месту. Гайдук логично рассудил: остальные должны либо уехать оттуда, оставив следы своего пребывания, либо бросить транспорт за ненадобностью. Рация, по большому счету, им и так бы не пригодилась: эфир контролируется, и не просчитать этого диверсанты не могли. То есть пленник сообщал ему сведения, которые не могли повредить действиям оставшихся диверсантов, а его акции, в свою очередь, должны были поднять и укрепить. Так и получилось: Брюгген поверил в искренность желания пленника сотрудничать…

Да, он мог и не позволить Гайдуку выйти из машины. Только общую картину происходящего это никоим образом бы не изменило…

Брюгген проиграл.

Это был отчаянный рывок.

Еще не до конца понимая, удалась его комбинация или нет, обыграл ли гестаповца всухую или последний ход все же сделает штурмбаннфюрер, достав беглеца шальной пулей, Павел делал то, что велел инстинкт самосохранения: погрузившись в воду, сразу же принялся грести, стараясь не выныривать как можно дольше. А потом, когда воздух рванулся из легких, вынырнул, отплевываясь и не сдерживая крика – но только затем, чтобы набрать в легкие побольше воздуха и снова уйти под воду.

До войны они с мальчишками часто купались в этом месте, и Павел знал коварство здешнего течения, которым сейчас решил воспользоваться. Стараясь держаться под водой как можно дольше, он вытянулся, словно большая рыба, отдавшись во власть течения. Вода ускоряла его движения, несла человека, подобно щепке, Гайдуку оставалось лишь попадать в такт течению, гребя руками и колотя ногами. Выставив голову над водой в очередной раз, он услышал позади себя беспорядочную пальбу, а пули свистели над головой, вздыбливая вокруг небольшие фонтанчики.

Глубокий вдох – нырок, глубокий вдох – нырок.

Еще немного, еще метров двадцать – и берег изогнется, скрывая его от тех, кто сбежался на мост и стреляет вдогонку.

Если немцы быстро сориентируются, просчитают варианты и примут мгновенное решение, они еще смогут догнать его. Для этого достаточно сесть в машину и помчаться наперерез, по ухабам, срезая угол и стараясь подловить беглеца, ведь долго так плыть он явно не сможет. Стоит им опередить Павла, и его можно вынимать из воды: он не экономил силы. У него даже нет мочи сопротивляться, а утопиться в критической ситуации он не готов, слишком измочалился за ушедшие сутки, слишком ослаб в этом неравном, поистине шахматном поединке с Брюггеном.

Но все-таки фактор внезапности сработал в полной мере.

И еще кое-что…

Начиная партию с Брюггеном, Павел сделал ставку на уверенность гестаповского офицера в том, что у него, старшего лейтенанта Красной армии, есть свой личный счет к советской власти, который представился случай свести. Да, у Гайдука есть счеты если не со всей властью, то уж точно – претензии к отдельным ее предстваителям. Вот только на его друзей, боевых товарищей эти чувства не распространяются. Делая первый рискованный ход в поединке с Брюггеном, он думал только о том, как может помочь им: отвлечь внимание на себя, дать возможность выиграть время.

Вынырнув в очередной раз и отфыркавшись, Гайдук перевернулся на спину, оглянулся. Погони в предрассветном тумане, клубившемся над берегами, он не увидел и не услышал. Погружаться под воду больше не стал, позволил течению потащить себя еще немного вперед, а потом, старательно экономя оставшиеся силы, начал помаленьку выгребать к берегу.

В какой-то момент Павлу показалось, что он тонет. Но, замолотив под водой ногами, Гайдук нащупал носками сапог дно, и вот уже выбрался на прибрежную траву, распугивая лягушек. Повалившись на землю, некоторое время лежал, тяжело дыша, после попытался встать на ноги, но удалось только подняться на четвереньки.

Так, по-собачьи, Гайдук забрался в прибрежный ивняк, первым делом стянул сапоги, вылив из них воду, и теперь уже вытянулся на спине, раскинув руки-ноги, глядя в предрассветное июльское небо и, наконец-то, поверив: он живой, ему удалось, он сделал это! И ребята, Соловей с Мишкой, тоже, наверное, живы. Он подарил им вчерашний день и даже всю сегодняшнюю ночь…

…А через час, когда рассвет уже уверенно вступил в свои права, на человека в форме немецкого офицера, наткнулись двое партизан из Кулешовского отряда.

Комсомолец Сашка Аверин и подрывника Шульженко, которого в отряде все, даже командир Барабаш, почтительно назвали дядя Коля, получили задание взорвать стратегически важный во всей немецкой наступательной операции мост.

К позиции вышли аккурат к полуночи, даже прихватили по очереди по паре часиков сна, чтобы утречком, с первыми солнечными лучами, как следует осмотреться. Поэтому партизаны даже не сразу сообразили, оттуда взялась тут мокрая немчура, да еще и по-русски закричала: «Свои, свои!». Ну да, знают они таких «своих». Небось «власовец» или еще какой предатель.

У Сашки Аверина с такими разговор короткий, до войны боксом занимался, с первого удара пару зубов гаду выбил. Тот пытался что-то втолковать, только не до него было сейчас дяде Коле. Крики и вообще разговоры лишние, сначала – задание боевое. Потому велел он Сашке скрутить пока фрица, да рот заткнуть покрепче, чтоб не орал. С ним в отряде разберутся.

Правда, сторожить его придется кому-то, ну да ничего, Сашка уже опытный, побудет рядом, а дядя Коля к мосту – скоро первые колонны пойдут, подготовиться надо бы…

4

У начальника харьковского гестапо гауптштурмфюрера Гюнтера Хойке и без операций Брюггена в ту ночь работы хватало.

Чем дальше развивалась история со Скифом и красными диверсантами, тем больше он убеждался: ему вполне подходит вторая роль, отведенная Хойке в этой охоте берлинским посланцем. Зная о безупречной репутации штурмбаннфюрера и его огромном опыте в подобных операциях, Хойке решил: раз Брюггена все равно командировали, ему и командовать, да и лавры победителя – тоже ему.

Чутье полицейского подсказывало начальнику гестапо – это как раз та операция, возможный успех которой может лечь на плечи Брюггена в той же мере, что и возможный провал. Он же, Хойке, в любом случае останется не у дел. Но если в случае успеха он так или иначе окажется рядом с блестящим победителем, то в случае провала отделить себя от штурмбаннфюрера очень даже желательно.

Решив не морочить себе голову делом, которое у него все равно забрали решением свыше, начальник харьковского гестапо, обеспечив Брюггену нужное количество людей для завершения операции, с головой ушел в другие, не менее важные проблемы. Как раз его агент Тереза Берг нашла информацию, которую Хойке нащупывал, – узнала, кто может раздобыть подлинные комендатурские бланки для фальшивых пропусков.

На просьбу любовницы немецкого генерала раздобыть документ для выезда из Харькова охотно откликнулся один из ее знакомых – спекулянт с Конного рынка. Не утруждая себя придумыванием хитроумных полицейских комбинаций, Хойке просто велел взять его и привести в гестапо. Правда, с этим вышла небольшая заминка – Тереза передала свою информацию только под вечер, раньше она ее просто не получила. Пока Хойке принимал решение, вступил в действие комендантский час, улицы опустели – и вскоре выяснилось, что случилась анекдотичная история. А именно: спекулянта с Конного рынка, на которого указала спивающаяся генеральская любовница, уже задержали на улице за нарушение режима.