Черные зубы - Хоу Кассандра. Страница 2

И я всегда шла впереди, сжимая в руке фонарик, готовая указывать остальным путь.

— Все меняется со временем.

До нас донесся аромат гниющих сёдзи: лаванда, плесень, сандаловое дерево и тлен. Некоторые бумажные перегородки были разодраны на полосы, другие еще цеплялись за деревянные рамы, сохранившие следы яркого лака, но устилавшие пол татами…

Татами были повсюду, их было слишком много даже для хэйанского дворянского гнезда, и все они сияли чистотой. Выглядели они так, будто их принесли из лавки буквально вчера, хотя за несколько столетий солома должна была обратиться в труху. От этого зрелища у меня защекотало под кожей, будто кто-то ухитрился пустить по моим венам мелких черных муравьев из тех, что досаждают людям на пикниках, — казалось, насекомые разбежались во все стороны под тонким эпителием, чтобы начали рыть ходы.

Я поежилась. Возможно, кто-то приезжал делать ремонт, возможно, этот кто-то решил, что, раз уж в особняке будут ночевать пятеро иностранных кретинов, надо бы обеспечить им мало-мальские сносные жилищные условия. Но в здании не пахло так, словно кто-то недавно заходил сюда, а пахло, как пахнет в ветхих домах, — зеленью, сыростью, темнотой, голодом, пустотой желудка, забывшего, что такое еда.

— Сюда кто-то приезжает, как на дачу?

Филлип пожал плечами:

— Может быть. Не знаю. Парень, с которым я общался, не хотел особо распространяться на эту тему.

Я покачала головой:

— Что-то тут не так.

— Мы, наверное, не единственные клиенты в индустрии стремных турпоездок, — усмехнулся Филлип. — Не парься.

Фаиз присвистнул, прервав нас:

— Да-а, вот это круть! Филлип, ну ты молоток. Просто космос.

— Да ладно, пустяки. — Филлип поприветствовал счастливую парочку, оскалившись в ослепительной ухмылке. — Всего лишь немного старого доброго везения и семейные сбережения, пущенные на благую цель.

— Ну ты реально никак не можешь перестать трепаться о своем наследстве. — Улыбка Фаиза не двинулась дальше губ, глаза остались холодными. Он приобнял Талию. — Мы в курсе, что ты богатый, Филлип.

— Чувак, ну слушай. Я ничего такого не имел в виду. — Руки раскинуты в стороны, язык тела сигнализирует об открытости уровня «дверь не просто распахнута — ее вообще нет». На Филлипа невозможно было злиться долго, но Фаиз решил попытаться. — К тому же мои деньги — твои деньги. Братья навсегда, помнишь?

Талия была выше, смуглее Фаиза. В ней текла кровь бенгальцев и телугу. Ноги — как античные колонны, улыбка — как рождественское чудо. А когда раздавался ее смех — низкий, точно нота, вырвавшаяся из вытянутого чрева виолончели, — казалось, что именно она научила Вселенную этому звуку. Талия обвила плечо Фаиза своими длинными пальцами и скороспело королевским жестом склонила голову:

— Чтоб не смели мне ругаться. Оба. Не сегодня.

— Да кто тут ругается?

Голос у Фаиза был как у радиоведущего — легкий тенор, лишь чуточку выше того тона, с которым берут вещать в прайм-тайм. Ничего такого, что не способны исправить трудная жизнь, хорошие сигареты и плохой виски. Выглядел Фаиз в целом хорошо, только стал пухлым. Не толстым — хотя в толстяках нет ничего плохого, — но каким-то рыхлым, почти как хорошо размятая глина. Красота в стадии незавершенной лепки, недоформированная, необсохшая. На кончиках топорщившихся на затылке Фаиза волос блестели капельки пота.

Мне немедленно стало стыдно за эти циничные наблюдения. Фаиз был моим лучшим другом, и в свое время он из кожи вон лез, уговаривая Талию не объявлять мне бойкот.

Мы с Талией обменялись взглядами, пока парни в стороне перебрасывались шуточками, — голоса их были колючими, точно короткая жесткая шерсть на затылке добермана, сквозь дружелюбие проглядывала враждебность, — и ее лицо застыло в гримасе неприязни.

Я провела ладонью по предплечью, старательно улыбаясь. Талия напрягла челюстные мышцы и натянула на лицо аналогичное выражение: суровую, каменную улыбку, украшенную брекетами нетерпения.

— Я и не думала, что ты приедешь. После всего, что ты наговорила про нас обоих.

Любезность обращала ее голос в бархат. Отцепившись от Фаиза, Талия пересекла комнату и подошла ко мне на пару дюймов ближе, чем следовало бы. Я чувствовала ее запах: роза и сладкий кардамон.

— Вам было плохо вместе, — сказала я, засунув руки в карманы и чуть отклонившись назад. — Я рада, что вы разобрались со своими разногласиями, но тогда вы были готовы в горло друг другу вцепиться…

Талия была выше меня почти на три дюйма и, воспользовавшись этим, нависла надо мной:

— Твои старания нас разлучить не особо нам помогали.

— Не было никаких стараний… — Мой голос сковало напряжение, такое сильное, что слова превращались в вязкое месиво. — Я просто думала…

— Ты чуть не лишила меня всего. — Ярость Талии звучала четким стаккато.

— Я желала вам обоим только лучшего.

— Точно? — По лицу Талии скользнула тень жалости, и я покосилась на парней. — Или ты надеялась вернуть Фаиза себе?

Мы и вправду встречались, если это можно так назвать. Два месяца, ничего такого не было, даже поцелуя, и, будь мы старше, будь наша самооценка не такой хлипкой и не столь зависимой от того, что нам представлялось нашей репутацией, мы бы сообразили закончить все поскорее. Но по крайней мере кое-что из этого вышло — дружба. Покалеченная чувством вины, зародившаяся в останках мертворожденного романа. Но все равно дружба.

Свет внутри дома загустевал, приобретал синеватый оттенок, проникая в коридоры.

— Точнее некуда. И господи боже, не нужен мне твой мужчина, — сказала я, мобилизовав все свои вн­утренние запасы хладнокровия. Я не хотела подводить Фаиза. Только не после всего, что было. — Уже сто лет прошло с тех пор, как мы встречались, и я не знаю, чего еще ты от меня хочешь. Я попросила прощения. Я пыталась с тобой помириться.

Один уголок рта у Талии приопустился.

— Ты могла бы остаться дома.

— Ну да, конечно.

Эта фраза так и сгинула, потонув в возбужденном гомоне голосов, когда в наше поле зрения вновь вернулись мальчики, почти мужчины, да и мужественность этих недосформировавшихся личностей была чисто формальной. Филлип со смехом закинул Фаиза себе на плечи — этаким полупожарным захватом, так, что локоть последнего воткнулся ему в ямку над ключицей. На первый взгляд могло показаться, что Фаиз усмехается своему неловкому положению, но по тому, как растянулись его губы, становилось ясно: ему не смешно. Это была гримаса, сдерживаемый тонкой оболочкой приличия оскал.

— Поставь моего жениха на место! — флейтой вскрикнула Талия, кидаясь к своему любимому.

— Я разберусь. — Ответ вышел сварливым и бестолковым.

Филлип мог бы держать Фаиза в воздухе вечно, однако смилостивился, когда Талия повела плечами и подняла руки в умоляющем жесте. Он опустил Фаиза на землю и лениво шагнул назад, засунув большие пальцы за ремень и продолжая ухмыляться самым наибеспечнейшим образом.

— Придурок, — сказал Фаиз, счищая с себя пыль и позор.

— Ладно, расскажи мне про это место, Филлип, — предложила Талия, повысив голос так, что он заполнил собой переднюю, дом и царящий в нем сумрак. — Скажи, что ты не привез нас тайно в замок Мацуэ. Потому что если это Мацуэ, то я убью себя. Я слышала, что внутри его стен захоронена танцовщица и замок начинает ходить ходуном, стоит кому-нибудь рядом лишь подумать о танцах.

Особняк словно вдохнул, впитывая ее обещание. Я могу поклясться, что мы все это заметили одновременно, но вместо того, чтобы броситься из дома прочь, склонили головы, точно при обряде крещения.

— Дом может поймать тебя на слове, — брякнула я, не сдержавшись.

От откровенной бредовости этого заявления, от того, с какой нелепой щенячьей наивностью оно выскочило из моего рта, меня охватил стыд. Долгий год, посвященный изучению своих внутренних демонов, каждый день — новая строка в договоре. От этих дел с тобой что-то начинает происходить. А если точнее, внутри тебя что-то начинает расходиться. Необходимость выторговывать себе храбрость, чтобы выйти из дому, ответить на звонок, прожить десять минут в уверенности, что траектория твоего выздоровления идет вверх, что лекарств хватит, что твоих сил хватит, что однажды всего этого хватит, чтобы ты смогла вернуться в норму. Пос­ле такого прежним человеком уже не будешь.