Британский качок (ЛП) - Ней Сара. Страница 64

У меня вертится на кончике языка сказать, что ничего подобного, но правда в том, что это вроде как почти тоже самое.

— Мы с ним съездили в Вегас несколько месяцев назад, еще до окончания колледжа.

— Ладно… — Очевидно, мама не понимает.

— И знаешь, как это бывает. — Я бросаю на нее выжидающий взгляд, надеясь, что она поспешит заполнить пробелы. — Много выпивки.

— В итоге тебя арестовали?

Я криво улыбаюсь, желая, чтобы все было так просто.

— Нет, я бы позвонила.

— Он что-то сделал с тобой, пока вы были там?

— Эшли? Боже, нет, он идеальный джентльмен. — Я прочищаю горло. Сейчас или никогда. — Такой идеальный джентльмен, который… эм… напившись… эм… женился.

Мама наклоняет голову.

— Прости, я не понимаю.

— Мы напились и поженились.

Тишина.

Очень долгое молчание.

— Повтори?

— Мы поженились.

— И ты была пьяна. — Утверждение, а не вопрос.

Я киваю.

— Да.

— А ты слышала о такой вещи, как аннулирование брака? — Ее лицо, несомненно, краснеет, а губы поджимаются. Я не думала, что она отнесется к этому спокойно, и будет вести себя так стоически.

— Да, конечно.

— Но не сделала этого?

— Пока нет.

— Почему нет? Ты любишь его?

— Да, люблю. — Но не настолько, чтобы выйти за него замуж, черт возьми. Это не входило в мой план! Не то чтобы у меня был какой-то план, но этого точно не было бы ни в одном из них.

— Значит ты влюблена в кого-то, с кем жила, хотя сказала своему отцу и мне не беспокоиться. Ты напилась и вышла замуж за своего соседа по дому в Вегасе. И ты только сейчас рассказываешь нам об этом.

Эм.

Это в значительной степени подводит итог всего.

Я пристыженно киваю.

Мама ничего не говорит.

Вообще ничего.

Тишина такая оглушительная, что мне почти хочется проверить пульс; клянусь, я слышу тиканье часов где-то вдалеке.

Она молчит так долго, что я действительно начинаю беспокоиться.

— Мама, пожалуйста, скажи что-нибудь.

Ее рот открывается.

Закрывается.

Снова открывается, но она смотрит поверх моей головы и в окно позади меня.

— Даже не знаю, с чего начать, Джорджия. Я так… так… — Она что, сжимает кулаки? — Я не знаю, что сказать.

Мама сидит, такая тихая, какой я ее никогда не видела, и я молю бога, чтобы она что-нибудь сказала.

Что угодно.

Я бы даже смогла справиться с этим, если бы она начала кричать прямо сейчас или плакать, но то, что та вообще ничего не говорит, выводит меня из себя. Ведь знала же, что это была ужасная идея, и знала, что не должна была говорить ей.

— Мама…

— Что ты хочешь, чтобы я сказала? — Ее тон сдержан. — Ты действительно хочешь знать, о чем я сейчас думаю?

— Да! Да, пожалуйста.

— Хорошо. — Ее губы сжимаются в жесткую линию. — Я думаю, что… ты взрослая, и поэтому пришло время начать вести себя как взрослая.

Я в шоке.

— Я не знаю, что это должно означать.

Мама продолжает объяснять.

— Нужно поговорить об этом с твоим отцом, и он тоже будет разочарован, но я говорю за нас обоих, когда говорю… возможно, тебе пора двигаться дальше.

— Двигаться дальше?

— Да. Возможно, тебе пора выйти и расправить свои крылья. Ты поехала в Вегас, напилась и вышла замуж. И из того, что ты говоришь, вы не сделали аннулирование, что было бы ответственным поступком, как только вы вернулись в колледж, но вы этого не сделали. По какой бы то ни было причине ты тянешь время. Я не знаю почему, но в этом мальчике должно быть что-то такое, что тебе нравится настолько, чтобы не расставаться с ним.

Конечно, она абсолютно права. Но только потому, что я еще не расторгла брак, это не значит, что я привязана к Эшли каким-то образом, который заставил бы меня хотеть оставаться замужем за ним в двадцать два года. Не похоже, что я намеренно откладываю это, не так ли?

— Ты хочешь, чтобы я съехала?

Мама небрежно пожимает плечами… холодно. Выражение лица, которого я никогда раньше у нее не видела.

— Ты замужем. Тебе следует пойти и разобраться в своей жизни. У тебя где-то там есть муж, а ты сидишь в моей гостиной, страдая. — Она встает, вытирая руки о джинсы спереди. — Как насчет тридцати дней? Это то, что большинство домовладельцев дают своим арендаторам.

Арендаторы?

— Я не плачу арендную плату.

— Вот именно, — говорит мама, выходя из комнаты.

Я в растерянности.

Слишком ошеломлена, чтобы что-то сказать, пойти за ней и умолять ее простить меня. Мой подбородок начинает немного подрагивать. В задней части дома я слышу, как открывается дверь и позвякивают ключи — признак того, что мама ушла из дома.

Я помню, когда они с папой ссорились, мама брала машину и разъезжала по окрестностям, иногда останавливаясь в «Дейри Куин», чтобы купить мороженое. Потом сидела на парковке и смотрела вдаль, пока ее нервы не успокаивались, и я задаюсь вопросом, пойдет ли она туда сейчас.

Ладно. Мама определенно расскажет папе.

Они почти никогда не наказывали меня, когда я росла; у меня было достаточно ненависти к себе, чтобы делать эту работу за них. Разочарование моих родителей съело бы меня живьем, и с тех пор мало что изменилось.

Тащусь в свою спальню и плюхаюсь на кровать, сдерживая слезы, пока не остаюсь по-настоящему одна. Единственный человек, которому я хочу позвонить, крепко спит и находится на другом конце света.

Тебе следует пойти и разобраться в своей жизни.

У тебя где-то там есть муж.

Я должна разобраться с этим.

Прошло несколько месяцев со свадьбы, с тех пор, как мы собрали наши вещи и попрощались на ступеньках дома Эшли в колледже.

Месяцы с тех пор, как мы в последний раз занимались любовью и целовались.

Я едва знаю Эшли, но такое ощущение, что знаю его всю свою жизнь, и что я здесь делаю?

Я не могу позволить ему приехать сюда. Не могу просить его отказаться от своей работы или той роли, которую он играет в своей семье. Но также не могу позволить себе поехать туда — у меня нет денег на квартиру и явно нет перспектив трудоустройства в Англии.

«Но здесь у меня тоже ничего нет».

Слезы продолжают течь по моему лицу, подушка промокает, из носа начинает течь. Некоторое время спустя я слышу, как оба моих родителя возвращаются домой, а затем раздается стук в мою дверь.

Я вытираю нос рукавом пижамы и сажусь, когда входит папа, а мама прислоняется к дверному косяку.

Она больше не выглядит сердитой, просто… нечитаемой.

— Мама рассказала мне твои новости, — начинает он.

Я жду, пока тишина наполняет воздух.

— Мы действительно разочарованы, Джорджия Маргарет.

Разочарованы? Смелое преуменьшение, я уверена.

— Мы разочарованы тем фактом, что ты не сказала нам, и разочарованы тем, что ты была настолько глупа, чтобы так напиться в городе, где тебя могли похитить…

— Или убить, — добавляет мама с порога.

— Или убить. Мы могли не знать, кто знает, как долго, и ты никогда не упоминала о романтических отношениях с этим мальчиком — прости, с этим мужчиной, за которым ты замужем, — не говоря уже о том, чтобы привести его домой, чтобы познакомиться с нами. У тебя было достаточно возможностей.

Список правонарушений унизителен.

Я не могу сказать, закончил папа свою тираду или нет, поэтому держу рот на замке и продолжаю слушать, как они накручивают себя, а он расхаживает по моей крошечной комнате, дырявя ковер.

— Мы с твоей матерью поговорили, и она права — ты должна разобраться в своей жизни. Мы любим тебя, Лютик, но ты замужем. — Кажется, он давится этим словом, голос срывается. — Мы считаем, что тридцать дней — это справедливо.

Если меня не будет здесь через тридцать дней, Эшли ни за что не сможет приехать сюда. Не в этот дом, не для того, чтобы остаться, даже на ночь.

Какой беспорядок.

— Мы делаем это, потому что нам не все равно, милая, — говорит мама. — Ты не можешь прятаться здесь. Ты идешь на работу, возвращаешься домой и не выходишь из своей комнаты — и я слышу тебя по телефону. Я слышу, как ты плачешь. — Она делает паузу. — Пришло время.