Фол последней надежды (СИ) - Артеева Юля. Страница 13

— Я тебе скину.

— Спасибо, — отвечаю тихо и возвращаюсь на свое место.

Нервно переплетаю пальцы и прикрываю веки. Внутренне отсчитываю секунды до своего подъезда. Машина неловко протискивается между бордюром и другой тачкой, обычно я не мучаю водителей этим неудобным поворотом и выхожу раньше, но сейчас не могу себе этого позволить. Ваня ставит музыку на паузу. Ну вот и все. Когда мы останавливаемся, я наконец открываю глаза.

Задорно улыбаясь, говорю:

— Ну, пока? Прикольный был вечер, Вано.

Берусь за ручку и вдруг слышу, как он говорит водителю:

— Подождете минутку? Я выйду ненадолго.

Жду, когда Громов обогнет машину и трусливо прячусь за сарказмом:

— Думаешь, до подъезда не дойду?

Он чуть улыбается, приподнимая и так изогнутые уголки губ. Взъерошивает свои темные волосы, смотрит на самый верхний этаж нашего дома, а потом снова на меня:

— Я Богдану обещал.

— Ну, раз обещал.

Мы подходим к железной двери, я достаю ключи и демонстрирую их Ване. Внутри все тянет от тоски, еще никогда мне не было так грустно с ним прощаться. У меня в ухе раздается короткий тренькающий звук и механический голос голосового помощника проговаривает «Контакт Алена отправляет вам сообщение». Я торопливо вытаскиваю наушник и с горячими щеками протягиваю его Ване:

— Чуть не украла.

Силюсь улыбнуться, но, кажется, получается не очень. Самый неловкий момент в моей жизни. Но Громов начисто игнорирует то, что я чуть не подслушала сообщение от его девушки.

Он забирает наушник, прихватывая мои пальцы. Щурится ласково:

— Воришка.

— Просто рассеянная.

— Пока, Гелик.

— Пока.

И Ваня наклоняется ко мне, скользит своей щекой по моей, а потом легко прижимается губами к моей скуле. Успеваю чуть повернуть голову, чтобы в ответном поцелуе почувствовать его вечернюю щетину.

Открываю домофон и ухожу. Что, если это последний раз, когда мы так много времени провели вдвоем? Что, если этого больше никогда не повторится? Мне так ужасно тоскливо, что, когда я захожу домой и встречаю Бо на пороге, сердито толкаю его в грудь.

— Зачем ты так? — шиплю ему зло.

— Энж.

— Просто замолчи, ладно?! Если бы ты не позвонил, у меня могло быть больше времени!

Он хватает меня за плечи и больно сдавливает:

— А ну-ка тихо.

— Отстань, — я скидываю с себя его руки.

Разуваюсь, борясь с подступающими слезами, и иду в спальню. Там прямо на пол скидываю одежду, переодеваюсь в пижаму и залезаю под одеяло, накрываясь с головой. Не хочу умываться, чистить зубы, вообще ничего не хочу. Не умру ведь, если лягу спать с косметикой на лице.

Из правого глаза выскальзывает горячая слеза и впитывается в подушку. В этот момент мне почему-то тяжело любить Ваню. Иногда бывает радостно, часто приятно, нередко грустно и тоскливо. Но сейчас так тягостно все это ощущать, что хочется стонать и плакать. Голова раскалывается, а сердце давно уже перемолото.

Я слышу, как открывается дверь, как тихо заходит брат, я узнаю его крадущуюся походку. Он всегда так вползает, когда не хочет меня потревожить.

Первые несколько шагов я напряженно вслушиваюсь, пытаясь осознать направление. Но он не идет к своей постели, а сворачивает ко мне. Отгибает одеяло и ложится рядом.

И мне становится незачем изображать из себя железную леди, я просто утыкаюсь носом Богдану в грудь и всхлипываю.

Он обнимает меня, гладит по спине, успокаивающе приговаривает:

— Все хорошо, Энж. Все хорошо, моя сестренка. Я с тобой. Поплачь, мое счастье.

— Он меня никогда не полюбит, — реву я, размазывая сопли по футболке брата.

— Тогда он будет полным идиотом.

Я рыдаю, совсем не сдерживаясь, трясусь в объятиях брата, но он крепко прижимает меня к себе и бесконечно бормочет что-то нежное.

Так я и засыпаю. Но вскоре вздрагиваю всем телом от ощущения, будто падаю в пропасть. Просыпаюсь и укладываюсь поудобнее, понимая, что я в безопасности.

Шепчу:

— Бо? Бо, ты спишь?

— Сплю.

— Хорошо. Бо, ты просил Ваню проводить меня до подъезда?

— Энж, спи.

— Ты просил?

— Боже. Не помню. Нет, не просил. Сказал, чтобы довез тебя до дома. Или посадил на такси. Спи.

Глава 16

Ваня

Проходит, наверное, недели полторы, когда проигрыватель в наушниках подкидывает мне ничего не значащую песню.

Обычный дипхаус, который я включаю, чтобы не мешал мне думать. Все треки похожи один на другой, кроме, получается, этого. Он отзывается во мне воспоминаниями.

Я обещал Гелику скинуть эту песню. И, естественно, напрочь об этом забыл.

Я замираю, уставившись в окно. Вспоминаю, как в такси Ангелина придвинулась, наваливаясь на мое плечо и заглянула в телефон. От нее пахло чем-то сладким, не разбираюсь в парфюме, но было похоже на аромат каких-то свежих сахарных булочек в кондитерской. Девочка-пацанка, а пахнет ванилью, надо же. Несколько раз моргаю, чтобы прогнать видение. Сейчас тоже, как и тогда, чувствую странное волнение.

— Не опаздываешь, Вань? — слышу через музыку голос отца.

Вынимаю наушники и говорю:

— Нет, еще пять минут есть.

— Подвезти?

Папа делает себе кофе. Поправляет очки в стильной оправе, облокачивается плечом о закрытый фасадом холодильник.

— Не парься, дойду.

— Универ выбрал?

Господи, ну он как будто специально меня бесит!

Я мгновенно ощетиниваюсь:

— Ты же сам за меня все выбрал.

— Да, четыре. Они все тебя устраивают или появилась какая-то конкретика?

Выдыхаю свое раздражение, прикрывая глаза. Не нужно с ним спорить. В этом смысла примерно ноль. Его уже не изменить, а у меня есть крохотный шанс побороться за свою жизнь, но он точно не в ругани.

Открываю глаза и говорю ровно:

— Все устраивают. Все, я пошел, пока.

— Репетиторов оплачивать не пора?

— Я скажу, когда надо будет, — слишком низко склоняюсь над кроссовками, радуясь, что отец не слишком хорошо видит меня в полумраке коридора.

Последнее время я часто прогуливаю дополнительные занятия, но отцу некогда следить за этим слишком уж тщательно. Хожу по краю, я в курсе. Но у меня есть одна только возможность, и если ничего не выйдет, то мне вообще все равно, что будет с моей жизнью. Если не профессиональный спорт, мне откровенно насрать, получится ли у меня поступить и куда.

Еще поборемся, пап.

Тихо прикрываю за собой дверь, потому что мама еще спит, возвращаю наушники в уши. Последние пару недель они там так часто, что должны были натереть мозоли. Все стало раздражать, даже друзья и девушка, хочется отгородиться от всех, хотя бы с помощью музыки.

Когда нажимаю на «слушать», снова играет тот трек, который напомнил мне о Геле. Ванильный смешной котенок. Я хмурюсь. Вау. Звучит неоднозначно, вслух этого лучше не говорить, меня могут неправильно понять.

Мне приходится долго листать диалоги в мессенджере, чтобы найти нашу беседу, и в итоге все равно пользуюсь поиском по имени. Мы редко общаемся.

Громов Иван: Rautu — Air

Громов Иван: Забыл, извини. Обещал, что скину

Громов Иван: Доброе утро)

Сообщения долго грузятся, потому что в лифте нет сети, и я убираю телефон в карман. Ладно, новый день, новая битва. Тру шею ладонью и глубоко вздыхаю. На три дня после травмы я провалился в страшную безнадегу, но сейчас еду на агрессивном протесте и спортивном азарте. Я сделаю все, что от меня зависит, и буду бороться, пока есть такая возможность. Так что сопли размазывать некогда.

Телефон вибрирует, а голосовой помощник объявляет: «Контакт Алена отправляет вам сообщение. Приветики, Гром, встретимся после первого урока? Надела твою любимую юбку и хочу тебя нежно поцеловать». Из-за механического голоса звучит еще более убого, и я не чувствую ничего, кроме раздражения. Алена мне нравится, она красивая и раскрепощенная. Когда тебе шестнадцать, кажется, что этого достаточно. Но, то ли у меня и правда какая-то депрессия, то ли после трех месяцев отношений мне недостаточно просто короткой юбки и симпатичного личика. Алена напоминает море с долгим мелким входом. Выглядит красиво, и ты все ждешь какой-то глубины, но по факту тащишься десятки метров, а вода все еще едва достает тебе до колен.