Фол последней надежды (СИ) - Артеева Юля. Страница 35

— Не знаю.

— Я тоже не знаю точно, но мне так кажется. Тем ценнее будет наша с тобой связь и любовь, — я покрепче обнимаю его, — потому что так должно быть. Наши души навсегда повязаны, но тела у нас не случайно разные. Мы два отдельных человека. И, забрав на себя слишком много ролей друг для друга, нам пора ими поделиться с другими людьми.

К концу своего спонтанного монолога я понимаю, что плачу. Бо сегодня спит без футболки, так что слезы и тушь я размазываю прямо по его спине, задевая переносицей позвонки. Папа зря переживал за то, что мы часто ночуем вместе. Я ощущаю Бо не как мужчину, а действительно как часть своей души в другом теле.

Брат наконец разворачивается и порывисто меня обнимает, впечатывая носом в свою грудную клетку.

— Не реви, дурная.

— А чего ты обижаешься и ведешь себя как придурок? — бормочу сбивчиво.

— Прости.

Какое-то время мы молчим, просто напитываясь теплом друг друга. И Бо повторяет:

— Прости меня. Я правда ревную. Пока Гром на тебя не смотрел, эта история выглядела для меня безопасно.

— Чего?

— Ты всегда так его любила, у меня сердце щемило от твоих страданий, от того, как ты на него смотришь. Но еще я боялся, что если он когда-то поймет, какая ты замечательная, то… не знаю, сможет забрать тебя. Разве может остаться хоть какой-то ресурс для брата, когда ты так смотришь на другого мужчину?

Я снова всхлипываю и чувствую, как горячие слезы жгут веки:

— Ты идиот, никогда так не говори, понял?! Никогда.

Для верности бью его кулаком в плечо. Бо ойкает и смеется, разбивая атмосферу напряжения между нами:

— Ну вот, узнаю свою боевую Энж.

— Могу еще в нос заехать, чтобы ты ни с кем меня не перепутал.

Через паузу он снова начинает говорить, и в голосе я уже не слышу веселья, только знакомую твердость:

— Я тоже тебя люблю. Повел себя как дурак, но рад, что этим вытащил из тебя такие прекрасные слова. Все, иди к себе. Мы же два разных человека.

— Бо, — укоризненно ворчу, — снова начинаешь?

— Нет, — он фыркает и целует меня в лоб, — я просто и правда хочу спать, а ты сейчас будешь телефоном светить, пока своему парню отвечаешь.

Нехотя я поднимаюсь с его постели и иду к себе. Честно говоря, делать это мне совсем не хочется. Я уже пригрелась и пока сама не готова к сепарации, о которой только что так уверенно говорила. Задумчиво останавливаюсь посреди комнаты.

Говорю:

— Вообще-то мы это с ним еще не обсуждали.

— Что?

— Ну, встречаемся мы или нет.

— Ох, Энж, давай решать по проблеме за раз? — он снова отворачивается к стене и оттуда продолжает, — Но, если хочешь знать мое мнение, это не обязательно обсуждать. Вы постоянно вместе, вы прогуливаете уроки, целуетесь, он расстался со своей девушкой и через секунду прибежал к тебе на глазах у всей школы. Как еще это назвать? А если у него другое мнение, то придется набить ему морду. Но это уж то-о-очно не сейчас.

Я желаю брату спокойной ночи, тихо иду в ванную, чтобы смыть косметику и быстро сполоснуться. На этот раз все действительно спят, так что по квартире я крадусь как кошка. Сама радуюсь этому безмолвию, потому что разговор с Бо эмоционально меня опустошил, я только рада зависнуть во времени и пространстве, сосредоточившись на простых вещах, например, на том, как ватный диск убирает следы туши.

Интересно, когда брат встретит свою любовь, я буду так же спокойно говорить о том, что мы два отдельных человека? Не уверена, если честно. Но он прав. По проблеме за раз.

Переодеваюсь в пижаму и возвращаюсь в спальню. Останавливаюсь в дверях, прижимая к груди одежду. Слушаю дыхание своей второй половинки. На этот раз он и правда спит.

Максимально тихо я укладываюсь к себе и наконец беру телефон в руки. Там уже караван сообщений от Громова.

Громов Иван: Ты дома?

Громов Иван: Кажется, я уже скучаю, тренер.

Громов Иван: Завтра после уроков мне нужно будет в клуб, не знаю, насколько это затянется. Может быть, не получится увидеться.

Громов Иван: Но в школе позавтракаем вместе?

Громов Иван: Ау?

Громов Иван: Геля, я начинаю нервничать.

Субботина Ангелина: Извини, папа с братом требовали внимания.

Субботина Ангелина: Ничего страшного, езжай в клуб. К врачу или разговор с тренером?

Субботина Ангелина: Насчет завтрака — я за. Можем взять Абрикосову и Бо за твой неприкасаемый столик?

Громов Иван: Уф, я уж подумала, ты пересекла границу и выкинула симку. Можем. Я хотел побыть вдвоем, но против тусовки ничего не имею.

Субботина Ангелина: Кстати, насчет тусовки. Что там с той вечеринкой? Если вы с Бо идете, то и я тоже.

Громов Иван: Геля, нет.

Громов Иван: Блин, это не потому, что я не хочу идти с тобой. Это вообще все мутная история, мы впрягаемся ради Тараса. Тебе там делать нечего.

Я печатаю «я сама разберусь», на несколько секунд зависаю, разглядывая эту фразу. Потом стираю и пишу просто «спокойной ночи». Не знаю, почему вообще так зацепилась за эту вечеринку. Но я действительно разберусь сама и, конечно, уже не сегодня.

Напоследок открываю диалог с Ариной и пишу ей. Вдруг не только Бо на меня обижен?

Субботина Ангелина: А я абрикос, на юге рос! Аринка, расскажешь мне про свой кудрявый метод? Завтра после школы у тебя или у меня.

Абрикосова Арина: Вау! Неужели Суббота перестанет вытягивать волосы?!

Абрикосова Арина: Расскажу, покажу, все потестим. Лучше у тебя. У бабушки новый эпизод.

Субботина Ангелина: Договорились. Жэ тэм.

Абрикосова Арина: Ага. Сени севийорум. До завтра, бейба.

Субботина Ангелина: Ту мач иностранных слов.

Абрикосова Арина: Шат ап *смайлик сердечка*

Я беззвучно смеюсь, откладывая свой телефон. Закрываю глаза и чувствую, что вот-вот провалюсь в сон. И уже где-то на границе, в полудреме, я думаю о том, какая моя подруга сильная. «Новый эпизод» — так в семье они говорят о моментах, когда их бабушка теряет связь с реальностью. Каково жить с любимым человеком, который сошел с ума, и его окошко в сознание становится все уже и уже?

Глава 40

Ваня

— Вадик, тихо ты.

— Да что я делаю?

Какая-то возня, тихие смешки.

— Вадик, все! Мы что, подростки? У Вани будильник уже звонил.

— Ваня уже взрослый.

— Вот именно! Сядь и ешь. Кофе будешь?

— Я разве какой-то день не начинал с кофе?

Стоя в коридоре, я улыбаюсь. Хоть с отцом у меня сложные отношения, я безмерно уважаю его за то, как он относится к маме. Удивительно, что они до сих пор любят друг друга, и что остаются настолько тактильными. На людях они тоже часто касаются друг друга, но иначе. Отец может приобнять маму за талию, взять за руку, а она ненароком ведет пальцами по его шее, даже когда они разговаривают с кем-то другим. А когда оказываются вдвоем, тут же превращаются в школьников. Как будто я не замечаю, как они иногда зажимаются, когда думают, что я не вижу. Это, честно говоря, по большей части неловко, но в чем-то даже мило. Изображают взрослых и степенных, а при любой возможности друг друга трогают, обнимают и хихикают, как малолетки. А уж как они щипаются и заигрывают. Классно, когда после стольких лет брака, остается такое влечение. Мы с парнями обсуждали это как-то раз, и я понял, что такая ситуация — скорее редкость. Было похоже на открытие, ведь я думал, что все семейные пары ведут себя одинаково.

Когда разговор на кухне наконец приобретает будничный тон, я выхожу из коридора.

— Доброе утро! — здороваюсь бодро.

— Привет.

— Доброе утро, Ванюш.

Они тут же начинают изображать благообразных родителей. Отыгрыш — как у актеров из второсортного сериала по телевизору. Это смешит меня еще сильнее.

Хмыкаю и качаю головой.

— Мам, чай сделаешь? Я пока умоюсь.

— Конечно.

Пока чищу зубы, другой рукой снимаю блокировку с телефона, пишу Геле, что встречу ее на аллее у школы. Пока жду ответ, бегло пролистываю ее последние фотографии. Читаю подписи и вдруг начинаю смеяться, забрызгивая зеркало зубной пастой.