Если мечтают оба (СИ) - Крымова Юлия. Страница 17

Со смешанными чувствами от разговора с подругой я иду спать. Но сна не в одном глазу. Зачем-то взяв в руки телефон, буквы сами складываются в слова: «Если твоё желание ещё в силе, то давай встретимся завтра?»

С улыбкой вспоминаю, что днём в парке мы успели не только покататься и поесть сладкой ваты, но и сразиться в аэрохоккей. Чтобы играть было веселее и азартней, Влад предложил победителю загадать желание проигравшему. С разницей в одно очко он выиграл и вытянул с меня обещание в ближайшее время сходить с ним на свидание. Он не настаивал ни на чём конкретном, дав мне возможность решить, когда я буду готова. Но после слов Агаты мне жизненно необходимо увидеть красавчика и наконец-то понять, что скрывает за собой его неподдельный интерес.

Влад отзывается довольно быстро: «Завтра в восемь на углу Горького и Фрунзе?». Только сейчас задумываюсь, что, наверное, обескуражила парня подобного рода сообщением в двенадцатом часу ночи.

Едва отправив короткое многозначительное «Хорошо», ответ прилетает моментально. «Я начинаю гипнотизировать часы». А следом: «Одевайся удобно и потеплее, если не против, немного покатаемся».

Могу ли я быть против? Снова прижиматься к нему сзади и, отбросив все проблемы, лететь, распуская крылья.

Глава 17

Утром, раскрыв глаза раньше своего персонального будильника, не сразу понимаю, в чём дело. Обычно Артём вскакивает ни свет ни заря и, не давая толком проснуться, утягивает творить великие дела. А сегодня он мирно посапывает рядом.

Оказывается, ещё слишком рано. Но вместо того, чтобы снова уснуть или приятно потянуться в кровати, я морщусь от жуткой головной боли. Она тупая, навязчивая, сдавливающая виски, как тяжелый металлический обруч. Хочется прекратить эту пытку и скорее снять сжимающее невидимое кольцо. Иначе моя черепная коробка треснет, как не очень прочная яичная скорлупа.

На цыпочках, чтобы не разбудить Агату, крадусь в комнату за аптечкой. Но подруга уже не спит. Она собирается домой, так как хочет привести себя в порядок перед работой. Если бы у меня были силы, я бы уговорила её остаться до завтрака, чтобы понять в каком она состоянии. А так я могу лишь понимающе кивнуть и пожелать ей хорошего дня.

Закрыв за подругой дверь, я подобно зависимой, дрожащими руками ищу таблетку обезболивающего, но желанное облегчение не наступает. Боль не проходит даже спустя час, когда просыпается сын. Кое-как пересиливая её, готовлю завтрак. Жду момента, когда проснётся Лёша, в надежде, что он пойдёт погулять с Артёмом и даст мне время прийти в себя. Но у мужа, оказывается, есть свои планы.

— Мы договорились со Стасом съездить маме за подарком — сообщает Лёша, игнорируя мою просьбу побыть с сыном.

— Лёш, я не очень хорошо себя чувствую. Может, вы перенесёте? До Дня Рождения ещё чуть больше недели — говорю, наблюдая, как муж накалывает кусок омлета и лениво отправляет его в рот. Слишком медленно пережёвывая, он тянется за кружкой, над которой ещё клубится пар, и громко отсёрбывает горячий чай. Зачем издавать такие противные звуки? Можно же дождаться, когда он немного остынет и спокойно пить.

— Да, но Стас уже всё заказал, надо только съездить забрать — стоит на своём муж, упрямо пропуская мимо ушей информацию о моём самочувствии.

— А сам он съездить не может? Что там за подарок такой? — не унимаюсь и никак не могу понять необходимость ехать вдвоём. Знаю, если Лёша что-то решил, его практически невозможно переубедить. Но я ведь не по магазинам собралась. Мне действительно нехорошо. С трудом сдерживаюсь, чтобы ни разреветься не то от сильнее разыгравшейся боли, не то от бессилия. Неужели правда нельзя перенести эту чёртову поездку?

— Ну, это же Стас, ещё напутает что-нибудь, — ровным тоном отзывается муж, читая в телефоне новости.

Да, действительно, его брату уже тридцать три, но с самостоятельностью у него явные проблемы. Он живёт вместе с родителями, и свекровь до сих пор контролирует каждый его шаг. Может, по этой причине у него никак не складывается личная жизнь и никогда не было девушки. Парень он неплохой, но слишком мягкотелый и безотказный. И Алла Петровна хорошо этим пользуется. Постоянно дёргает старшего сына по своим делам и прихотям. Как-то я пыталась ему намекнуть, что может пора сепарироваться от родительницы, снять квартиру, перестать бросать все дела и нестись по каждому её зову. В ответ получила удивлённые глаза: «Как же мама будет одна? Отец ведь редко бывает дома». А та в свою очередь сокрушается, почему сын никак не женится. Действительно, почему же?

Однажды после рождения Тёмы, свекровь рассказала, что в детстве Стас сильно и часто болел. Первой год его жизни они почти весь провели в больнице. Она всё время возилась с ним и опекала его, как могла. Но, похоже, не сумела вовремя остановится и выключить эту гипер-опеку, когда он вырос.

Именно о таком чрезмерном проявлении заботы и внимания к ребёнку я как-то читала в книге одного современного писателя. В произведении он рассказывает как материнская любовь влияет на отношения в семье и к чему приводит избыток или недостаток этой самой любви.

Книга показалась мне интересной, тема довольно волнующей, и я многое подчеркнула для себя на будущее. Но на момент прочтения не предавала особое значение тому, что примеры, приведённые в книге, вполне реальны. Они сплошь и рядом встречаются в нашей жизни.

Так, любовь свекрови к своим детям на них отразилась по-разному. Стасу излишнее внимание матери помешало вырасти не физически, а морально. Внешне здоровый и крепкий парень абсолютно не имеет собственного мнения и не способен отстаивать себя и свои желания. В то время как сам мог бы давно нянчить своих детей, он привык подчиняться родителям и быть удобным для окружающих.

С Лёшей получилось наоборот. Из-за того, что вся сосредоточенность матери была прикована к старшему сыну, он рано повзрослел и отделился. В пятнадцать муж начал работать и полностью себя обеспечивал. А в восемнадцать и вовсе покинул родительский дом. Правда, поэтому у него напрочь отсутствует чувство долга, привязанности, умения сопереживать и заботиться. Он живёт по принципу, что никому ничего не должен. И если в двадцать отсутствие авторитетов и полная его независимость восхищали, то сейчас это лишь отталкивает. Ведь точно также он ведёт себя и в семейной жизни. А как оказалось, тяжело жить рядом с холодным и беспринципным циником.

Спорить с Лёшей и уговаривать его не ехать больше нет сил. Когда за ним захлопывается входная дверь, я всё же разрешаю себе дать слабину. Разъедающая душу обида вытягивает горькие слёзы. Не сдерживая их, плачу. Тихо, почти бесшумно. Лишь изредка утирая мокрые щёки руками. Человек, который должен быть самым близким, такой чужой и далёкий. Когда меня перестанет это ранить? Ведь нужно смириться. Он уже не поменяется.

Чтобы не напугать сына своими красными и опухшими глазами, беру себя в руки.

Пытаюсь завлечь его мультиками в надежде немного побыть наедине с собой, но идея проваливается с треском. Он, как назло, не хочет играть один и с криками «Ну вставай, мама» стягивает меня с кровати.

— Тём, неси набор доктора, будешь меня лечить — придумываю, как выкроить хотя бы ещё пятнадцать минут на подушке. Довольный сын быстро отзывается на моё предложение и с интересом вживается в роль Айболита. Игрушечным тонометром измеряет давление, командует открыть рот и с умным видом изрекает «У вас синее горло, надо лечить». Спохватившись, что обследование не полное, он просит электронный термометр и говорит, что надо измерить «тепературу». Прибор пищит, сын неудовлетворенно качает головой, будто понимает, что значение тридцать семь и пять не сулит мне ничего хорошего.

— Чёрт! — ругаюсь себе поднос, осознавая, что головной болью явно не отделаюсь.

Сегодня же свидание с Владом, вспоминаю, прикрывая от досады глаза. Похоже, купидон, усердно сводивший нас две недели, взял незапланированный выходной. А без его непосредственного участия у нас ничего не получается.