Тверской Баскак. Том Третий (СИ) - Емельянов Дмитрий Анатолиевич "D.Dominus". Страница 2
— Вот последняя партия. — Он с гордостью показал мне содержимое. — Тута полтора десятка тверских гривен чистой селитры. За три дня выпарили с пяти двадцативедерных бочек.
Я одобрительно киваю, невольно переводя в единицы своего времени.
«Значит, примерно с куба селитряной земли получили пять килограмм селитры. Ну что ж, неплохо!»
Двигаемся дальше и направляемся к серным кучам. Тут процесс практически не отличается, только на выходе в полтора раза меньше, и цветом кристаллы не белые, а желтые.
Ярема молча тащится за нами, лишь мрачно посматривая на рабочих. Он не понимает, что тут делается, но его вполне устраивает, что я понимаю. Его главная задача только в одном, чтобы все работали справно, и никто бы в мыслях не держал стырить чего или того хуже поломать какую вещь нужную.
Так втроем мы и переходим от серных куч к печам, где пережигают древесный уголь, и уже оттуда идем на дальний край поля к амбару и к пороховому цеху.
— Все, как ты велел, — тут же поясняет Гармаш, — этот амбар поставил как можно дальше от открытого огня. Тута я даже трут и огниво отбираю! Обещал всем, коли увижу, то руку отсеку!
Рязанец распахивает дверь, и мы заходим вовнутрь. Здесь трое рабочих толкут полученное сырье в порошок. После яркого солнца внутри кажется темновато, но через минуту глаза привыкают, и я прохожу к готовому продукту. Поочередно черпаю из горшков белый, желтый и черный порошок, и оцениваю помол.
Ярема, сунув нос и потерев на пальцах селитру, выдает свое суждение.
— Вроде, неплохо! — Он вскинул на меня взгляд, стараясь правильно расценить мое молчание и готовый враз поменять свое мнение и начать крыть нерадивых.
Не мучая его сомнениями, соглашаюсь и перехожу к последнему столу, где рабочий с мерной чашкой готовит конечный продукт.
— Смешиваем, как ты и указывал! — Тут же предвосхищая мои вопросы, встревает Гармаш. — Пять чашек белого зелья, три черного и две желтого!
Удовлетворенно киваю и разворачиваюсь обратно. Вроде бы, все верно сделано, и весь цикл от нуля до готового продукта поставлен на поток. Теперь можно не только делать заряды для сиюминутных целей, но и копить порох к грядущим событиям.
Выйдя на воздух, жмурюсь от яркого солнца и даю распоряжение.
— Последнюю партию к Фролу отправь, хочу посмотреть на эту адскую смесь в деле.
Обратно я уже тороплюсь, надо успеть добраться до острога, переодеться, и переправиться на правый берег. Сегодня у меня важная встреча в преддверии вечернего заседания палаты князей.
Кобыла Луна ходко идет рысью. На таком ходу Яреме не до разговоров, и в тишине мысли о князьях невольно уводят меня в воспоминания двухлетней давности. Тогда мой зимний рейд действительно всех впечатлил, и к середине марта Миндовг прислал послов в Смоленск. В Литве еще толком не поняли, что произошло и как вообще такое могло случиться, но на всякий случай Миндовг решил обезопасить свои города от повторного набега.
Князь Всеволод Смоленский тоже был, мягко говоря, потрясен скоростью произошедших событий, и я даже заметил в его взгляде некоторую тревогу. Он видимо начал задумываться, кто для него более опасен, я или Миндовг? И тем не менее он хотел слупить со своих заклятых врагов по максимуму. Вернуть свой городок Могильна, недавно захваченный литовцами, и получить большой выкуп за каждого взятого мною знатного литвина.
Приложив немало стараний, я убедил его не брать в рот кусок, который не можешь проглотить. Помню, как сейчас, свой главный аргумент.
— Ныне Миндовг войны не хочет, но и на большие уступки не согласится. Ему терять лицо никак нельзя, его свои же князья вмиг сожрут. Надо дать ему возможность вылезти из дерьма красиво, и тогда ты, князь, получишь то, чего хотел — мир. А нет, тогда готовься к войне! — Я тогда криво усмехнулся. — Один! Потому как в союз ты еще не вступил.
Что произвело большее впечатление, моя речь или выражение моего лица при этом, не знаю, но князь меня понял. Никаких требований выдвигать мы не стали, пленников вернули без всякого выкупа и подписали «вечный» мир между Литовским, Смоленским и Тверским княжествами. Прощаясь со мной, Всеволод Святославич горячо жал руку и, по-братски обнимая, клялся, что по весне приедет в Тверь на заключение союза, но я видел, что какая-то червоточинка в нем все-таки поселилась. То ли страх, то ли зависть, не знаю, но точно могу сказать, что большой любви в тот момент он ко мне не испытывал, несмотря на показное дружелюбие.
Не весной, но в июне первое заседание палаты князей все же состоялось. Смоленский князь приехал сам и привез князей Торопецкого, Зубцовского и Ржевского. Также прибыли князья со Старицы и Бежецка, а вот Клин и Москва на мое приглашение вообще не ответили.
Махнув рукой, ну и ладно, я взял в оборот остальных. Проект договора у меня был уже подготовлен. Он состоял много из чего, но главных пунктов было всего четыре. Первый, общее устройство союза, включал в себя разделение властей на исполнительное правительство во главе с консулом и двухпалатный парламент, состоящий из палаты князей и государственной думы. Обе должны были собираться или два раза в год, в июле и в январе, или в любое время по требованию одного из членов обеих палат.
Кстати, я специально не назвал нижнюю палату боярской государственной думой, закладывая в ее фундамент лазейку и думая со временем провести туда депутатов из других сословий.
Вторым наиболее важным пунктом шло общесоюзное войско, в которое каждый город обязан был вкладываться по мере возможности. На данном этапе каждый из пяти городов должен был прислать по сотне рекрутов, а Смоленск, как князь Всеволод сгоряча пообещал, двести. Полагаться на то, что города будут присылать довольствие и деньги на оружие и обучение, я не стал, поскольку парней и мужиков мне уже присылали со Старицы, Ржева и Москвы, а вот денег на их содержание я так и не дождался.
Поэтому в этот же пункт вошло положение об обязательном кредитовании городов и выплат всех расходов на содержание их отрядов из этих денег. Эту позицию все шесть князей восприняли крайне негативно, но все же, поморщившись, подписали. Потому как кроме суммы на войско, какую получить на руки они не могли, обговаривались еще деньги на их личные расходы, а вот эту бумагу можно было обналичить в тот же день. Этот момент сыграл ключевую роль, уж больно все мои союзники были стеснены в средствах. Только название, что князья, а так даже одежда на каждом еще отцовская, а может, даже и дедовская. Отказаться от живых денег у Рюриковичей попросту не хватило духу.
Тем более, что самая распространенная процентная ставка в этом времени двадцать пять процентов годовых. Уму непостижимо, но это так, а я предлагал им по пять, что на фоне существующих ростовщических процентов могло показаться настоящим подарком. Как известно, бесплатный сыр только в мышеловке, и признаюсь, в тот момент, когда князья подписывали этот договор, я чувствовал себя эдаким империалистическим спрутом, уже схватившим свою жертву за горло.
Третьим пунктом шли избирательные правила, по которым место в палате князей закреплялось за каждым из них пожизненно и передавалось по наследству одному из сыновей вместе с титулом. Это была серьезная подачка для протаскивания согласия по другому пункту, где депутатов в государственную думу должны были избирать жители их городов, и количество их определялось в зависимости от числа рекрутов в союзном войске. Один депутат на каждую сотню бойцов. То есть прислал город сто рекрутов — один депутат, двести — два, и так далее. При существующем соотношении сил в союзном войске вопрос о том, кто будет иметь большинство в думе, сомнений не вызывал. Это было понятно всем, но, как ни странно, сильного сопротивления у князей это пункт не вызвал, поскольку они пока еще не воспринимали эту самую думу всерьез. Зато бурные споры вызвало положение о выборах консула.
Дело в том, что до меня уже дошел слух, будто коалиция четырех Мстиславичей под предводительством Всеволода Святославича Смоленского затеяла свою игру. Они рассчитывали, что я буду требовать пожизненного права на консульскую должность, и хотели навязать мне правило, по которому консул каждые три года избирается из числа членов княжей палаты. При нынешней расстановке сил ход их мысли был очевиден, но мое предложение перемешало все планы заговорщиков. По нему консул должен был избираться всеобщим земским собором раз в пять лет, и тут в отличие от их замыслов моя выгода никак не просматривалась. Наоборот, казалось бы, абсолютная объективность и учет интересов всех сторон. Возразить нечего! Они ведь не жили в нашем времени и про выборные технологии ничего не слышали.