Тверской Баскак. Том Третий (СИ) - Емельянов Дмитрий Анатолиевич "D.Dominus". Страница 54
Разворачиваю и, пододвинув поближе лампу, узнаю каллиграфический почерк Фарса аль Хорезми. Читаю старательно выведенную арабскую вязь и узнаю, что в конце апреля в Сарай прибыл важный гость, новый бек-битигчи Русского улуса Берке. Прибыл он не один, а с большим отрядом воинов под командой нойона Неврюя. Этот Берке назначен самим Великим ханом Мунке для повторной переписи и наведения порядка в улусе. Поскольку в Каракоруме считают, что получают с русского выхода неполную долю и что немалая часть пропадает где-то по пути. Впрямую Батыя в воровстве не обвиняют, но подспудно чувствуется, что многие в ставке хана считают именно так.
«Вот значит оно как! — На миг откладываю пергамент. — Выходит, все-таки права гипотеза, что набег Неврюя инициирован не Батыем, а Каракорумом, и Александр Ярославич тут не причем».
Эта новость меня даже обрадовала, как бы я не относился к Александру, но считать его предателем и кляузником не хотелось.
Продолжаю читать дальше и вижу, что обрадовался я рано. Следующая же строка переворачивает все на сто восемьдесят градусов. В ней Хорезми пишет, что приехавший в мае князь Киевский Александр обвинил в утаивании большой части налогов своего брата Великого князя Владимирского Андрея. Эта новость пришлась ко двору как в шатре Батыя, так и у сына его Сартака, так как позволяла снять с них обоих вину и обвинить во всем князя руссов Андрея. Для еще большей убедительности и в наказание виновного Батый поручил собрать в помощь Неврюю еще три тумена и назначил поход на весну следующего года.
Отложив письмо, даже не знаю радоваться мне или огорчаться. С одной стороны, события вроде как не сдвинулись по времени и не поменялись — это хорошо, а с другой, приближается страшная угроза и радоваться тут нечему.
К тому же получается, что большое нашествие все-таки накликал Александр, и это усугубляет неприятный осадок.
Едва подумал про Александра, как в памяти всплыл тот день, когда княжеская палата выдвигала своего кандидата на пост консула. Тогда все получилось занятно, даже приятно вспомнить.
Когда все уже расселись, Ярослав обратился к собранию с просьбой.
— Прошу уважаемую палату допустить моих братьев князя Киевского Александра и князя Московского Даниила на заседание.
Подняв голову, я обвел всех взглядом и, как председатель, спросил.
— Кто-нибудь возражает?
Возражений не последовало, и я подтверждающе кивнул Ярославу. Тот что-то шепнул боярину Малому, и уже через минуту в зал вошли Александр и Даниил. Они, как гости, сели в кресла у стены, а я открыл заседание.
После стандартной вступительной части, я задал присутствующим главный вопрос.
— Кого палата князей считает достойным выдвинуть на пост консула⁈
Андрей Старицкий уже начал подниматься, чтобы произнести мое имя, как его опередил Клинский князь Василий.
— Я считаю, что лучше князя Киевского и Новгородского Александра Ярославича никто с этим делом не справится.
Он долго перечислял все заслуги князя, и все молча слушали. Лишь когда он закончил и произнес — предлагаю выдвинуть на пост консула князя Александра Ярославича, я встал и призвал собрание голосовать.
— Кто за Александра Ярославича⁈
Помню, как нервно ударив молоточком в гонг, обвел взглядом почтенное собрание. Василий уверенно поднял руку и замер, недоуменно следя за лицами своих подельников. Бежецкий князь опустил глаза, делая вид будто уронил что-то на пол, Всеволод же Смоленский посчитал прятаться для себя зазорным и встретил вопросительный взгляд с вызовом, мол кто ты такой чтобы с меня спрашивать⁈ Ярослав, наоборот, продолжил невозмутимо сидеть как сидел, а Мстислав Хмурый дернулся было рукой, но увидев, что никто идею не поддержал, тут же убрал ее под стол.
Василий Клинский в полной тишине и одиночестве тоже испуганно опустил руку, и я с удовлетворением объявил.
— Кандидатура не прошла!
Едва я это произнес, как за спиной гулко хлопнула дверь. Даже не оборачиваясь, я понял, кто это так нервно покинул зал заседаний.
«Приятные моменты не грех и вспомнить!» — Улыбнувшись, возвращаюсь в реальность и, перечитав еще раз письмо, прихожу к выводу, что положительные моменты все же есть.
«Один из них — это то, что уже сейчас можно прикинуть численность будущего противника. Три тумена Батыя, плюс отряд Неврюя, это примерно тридцать пять тысяч всадников. — Задумавшись, понимаю, что это еще не все. — Раз Александр обвинил брата, то его обяжут тоже участвовать в карательном походе, это еще тысячи полторы-две».
Уставившись в темный угол, смотрю невидящим взглядом в никуда.
«Без малого сорок тысяч! Это охренеть, как много! Что я могу этому противопоставить⁈ Три пехотных полка — это почти одиннадцать тысяч. Два конных — еще тысяча! Всего получается двенадцать! Даже если я наберу еще бригаду-две, то их придется оставить в Твери на крайний случай. Итого двенадцать тысяч моих, если Андрея удастся уговорить не бежать, а драться, то еще максимум тысяч десять… Это все равно в два раза меньше!»
Встряхнув головой, напускаюсь на себя.
«И что! Разве не к этому я готовился⁈ У меня баллисты, ракеты…! У меня есть Союз городов в конце концов!»
И тут меня осеняет.
«Что это я! Примеряюсь к столкновению с Ордой так, будто это одного меня только касается. Это общая беда! И именно эту мысль надо довести до всех городов и князей. Грядет не разборка между Ярославичами за Великокняжеский стол, а Отечественная война за Землю Русскую!»
Осознав эту мысль, я стал лихорадочно соображать, как провести эту идею в жизнь. Телевидения, интернета тут нет, и идеологическая пропаганда ведется другими, но не менее эффективными средствами. Нужна только поддержка и время.
Тут я вновь глянул на полоску пергамента и улыбнулся.
«Ну, время у меня есть, а за поддержкой дело не станет!»
Дорога выкатилась из леса, открывая вид на стены и башни стольного Владимира. Издали стоящий на холме и увенчанный маковками церквей город казался мощным и великолепным, но уже въезжая в Золотые ворота, я вижу, что это не совсем так. На всем лежит печать запустения. Ров наполовину зарос, нижние венцы стены местами подгнили, а побелку воротной башни уже несколько лет не обновляли.
«Ну, а что ты хотел! — Мысленно нахожу этому объяснение. — Почти четырнадцать лет здесь нет настоящего хозяина. Деньги рекой утекают в Золотой сарай, а Великие князья больше времени кляузничают в Орде друг на друга, чем городом занимаются».
Проехав воротную башню, наш маленький караван двинулся по Княжеской улице в сторону Торговых ворот Вятшего городища. Мы с Ярославом едем впереди, за нами с десяток княжеских дружинников. Мостовой на дороге нет, и недавно прошедший ливень остался на ней жидкой грязью и буро-коричневыми лужами. Лошади чавкают копытами в грязи, пачкая парадные попоны и носки сафьяновых сапог.
По обе стороны дороги высятся заборы с торчащими над ними соломенными крышами. Любопытные зеваки, не стесняясь, пялятся на нас во все глаза.
Едущий впереди Ярослав повернул ко мне довольное лицо.
— А что, консул, наша то Тверь поди покраше будет!
Соглашаясь, киваю ему в ответ.
— И богаче и краше, княже!
Дальше проезжаем мимо церкви Святого Георгия и ныряем в проем Торговых ворот. За ними поворачиваем к детинцу и княжеским подворьям. Здесь нас уже встречает великокняжеский боярин Тимофей Рыба и ведет в палаты.
Мы с Ярославом приехали во Владимир по одной простой причине. Нельзя поддержать того, кто этой поддержки не просит. Иначе говоря, чтобы поднять все города русские нужен клич, а объявить его может только Великий князь Владимирский, как самый старший в роду Рюриковичей.
Из будущих учебников истории я знаю, что он этого не сделает, и теперь понимаю почему. Поднять народ на освободительную войну означает прямой мятеж против власти монгольского хана, а монголы такого не прощают. Одно дело междоусобная грызня, это в Каракоруме понимают, сами в этом соку варятся, и совсем другое — восстание за независимость. Тут уже попахивает полной бескомпромиссностью, а вот такого, чтобы не было пути отступления, наши князья не любят. Они сами меж собой ссорятся, дерутся, потом мирятся и снова дерутся. Такая канитель им по вкусу, и Андрей не исключение. Он клялся на верность Великому хану и понимает, чем ему лично грозит неповиновение.