Плохая девочка. Путь к тебе - Сокол Лена. Страница 6

– Почему? – Улыбается Витя.

– Потому, что я ни за что не наступлю на эти чертовы грабли еще раз. Ты же видел: он – манипулятор, абьюзер, эгоист и конченый псих. Все наши отношения – это «хорошо» – «плохо» – «очень хорошо» – «адски больно». Год таких качелей, и я застрелилась бы. Ни один нормальный человек такого не выдержит.

– Но сбежать – не выход. – Поворачивается ко мне Витя.

– Мне нужно просто научиться жить без него.

– И быть стервой в мини-юбке?

Я пожимаю плечами.

– Пусть и так.

– Хочешь пасть на самое дно? Стать плохой?

Мне становится смешно.

– В нашем обществе достаточно уважать себя, чтобы таковой считаться.

– А раньше ты себя, значит, не уважала?

– Раньше я думала, наши с ним чувства того стоят. Закрывала глаза на себя в надежде на то, что Кай станет другим. Но люди не меняются. По крайней мере, не так. Не по щелчку пальцев. Не из-за каких-то там чувств, понимаешь? Они могут измениться, если сами того захотят. Но любви недостаточно. Ее всегда недостаточно.

– Надеюсь, ты не пожалеешь о своем решении. – Серьезно говорит Виктор.

– Сейчас мне плевать, – признаюсь я, задевая его плечо своим. – На все плевать, понимаешь?

Некоторое время мы сидим и смотрим в стену, затем я снова поворачиваюсь к нему.

Мне нужно что-то делать, чтобы не вспоминать о Кае, чтобы не думать, чтобы не позволять слезам течь беспрерывно.

– Лучше бы я влюбилась в тебя. – Срывается с моих губ.

Проходит несколько мгновений прежде, чем Серебров поворачивается ко мне и одаривает сомневающимся взглядом.

– Почему? – Хрипло спрашивает он, прищурив один глаз.

– Потому, что ты земной и понятный. И привлекательный. Это трудно признать, когда ты одержим чем-то столь же демоническим, как Кай Турунен, но нельзя не заметить.

Губы парня изгибаются в полуулыбке, светлые глаза сияют. Витька явно озадачен. Ему кажется, что он читает мои мысли, но, честно говоря, ни хрена про меня не знает. Каждая клеточка моего тела заполнена Каем, и мне еще долго придется его оттуда вытравливать.

– Мне это очень нужно. – Шепчу я, придвигаясь к нему теснее.

Мое сердце сжимается и разжимается в груди в такт тяжелому дыханию.

– Что именно? – Недоверчиво и настороженно интересуется Серебров.

«Чтобы ты замолчал», – подсказывает внутренний голос.

– Вот это. – Отвечаю я, отпуская край одеяла, прикрывавший мою грудь, и позволяя ему упасть.

– Мариана… – успевает сказать парень, но я уже сокращаю расстояние между нами до минимума: забираюсь ему на колени и лихорадочно вожу руками по его волосам.

А затем целую Виктора – медленно и глубоко, до тех пор, пока он не теряет способность разговаривать и сопротивляться. Это совсем не такой поцелуй, какой был у нас в клубе: я не играю с ним, не провоцирую – я прошу у него ласки, которая залечила бы мои раны, вернула бы меня к жизни, спасла бы меня.

И он целует меня в ответ, и целует еще больше, и еще – так, будто не может насытиться. А я стону сквозь зубы, ерзая у него на коленях и чувствуя, насколько сильно он возбужден.

– Стой, подожди. – Задыхаясь, просит Виктор, воспользовавшись тем, что я отвлеклась на стягивание с него футболки через голову.

Но я тут же затыкаю его рот новым поцелуем и отшвыриваю футболку в сторону. Серебров пытается сопротивляться, но его выдают руки, жадно мечущиеся по моему телу, стискивающие бедра, ласкающие грудь.

– Мариана, – шепчет он, отрываясь.

Чем, конечно же, все портит. С утра я не могла придумать, зачем мне жить, а теперь снова ощущаю себя живой и желанной. Он что, не может просто заткнуться и дать мне то, чего я хочу?

– Эй. – Виктор перехватывает мои запястья.

Теперь у меня нет выбора: сбивчиво дыша, я смотрю в его глаза.

– Не нужно мстить ему при помощи меня. – Переведя дыхание, произносит он.

– Это не месть. – Выдыхаю я, прижимаясь к нему голой грудью. – Мне просто нужно знать, каково это: когда без чувств. Я должна понять, как это – без любви, когда просто секс, и больше ничего.

– Ты не сможешь. Это уже будешь не ты. – Осторожно спуская меня с колен, говорит Виктор.

– Давай попробуем. – Льну к нему я, чуть не плача.

Он наклоняется ко мне и нежно убирает непослушные пряди волос мне за уши. Проводит большим пальцем по моей щеке:

– Мариана, я ведь не Кай. – Усаживает меня на диван. Отвлекается на секунду, чтобы взять свою футболку, и надевает ее на меня через голову. – Я своего не упущу: буду бороться за тебя до конца.

– Но…

– Поэтому не играй со мной. – Просит Виктор, отводя голову назад и глядя на меня. – Только по-настоящему, или никак. Слышишь?

– Но разве с другими девушками…

– Это другие девушки. – Перебивает он меня. – С ними сразу все по-другому, потому что они так хотят. И потому, что они умеют играть в эти игры.

– Ты меня недооцениваешь. – Обиженно надуваю губы я.

– А если наоборот – ценю? – С улыбкой отвечает вопросом на вопрос Серебров. Подмигивает, встает и выходит из комнаты. – Так что ты желаешь на ужин? – Доносится его голос из коридора уже через секунду.

Кай

Следующие несколько часов я вряд ли смогу восстановить в памяти. Добрался до дома – черт дери как. Кажется, шел пешком. В любой другой момент моей жизни, когда было плохо, я без раздумий выпускал своих демонов наружу – надирался до беспамятства, затевал кровавую драку или отрывался на вечеринках до самого рассвета, и эти простые действия всегда забирали часть моей боли.

Но в этот раз я точно знал, что не поможет. Ни алкоголь, ни хорошая взбучка не способны вернуть к жизни того, кто мертв. А именно таковым я себя и ощущал. Вернее, не ощущал совсем – ничего не чувствовал. Не слышал и не видел того, что вокруг. Это состояние, как затяжной прыжок из самолета, когда у тебя есть парашют, но ты намеренно не желаешь его использовать: даже когда до земли остается каких-то пара мгновений.

Со мной уже происходило такое однажды. Шок и опустошение – вот, что я испытывал, когда ушел Харри. Но крошечный свет надежды на то, что отец может вернуться, теплился во мне потом еще долгие годы. А теперь? У меня даже нет слов, чтобы описать, что происходит у меня в голове. И что хуже – нет понимания того, как я это допустил? Как позволил сердцу открыться и кого-то полюбить?

Я останавливаюсь у двери дома и долго смотрю на дверь.

Не хочу. Не могу войти туда, где мне было так хорошо с ней. Не могу находиться там, где все потерял.

Как все так быстро перевернулось? Вот я панике мечусь, надеясь, что все можно вернуть назад, а уже через мгновение Мариана вбивает гвоздь в крышку моего гроба – своими пронзительными голубыми глазами, трепещущими длинными ресницами и пухлыми алыми губами: «Занимаюсь сексом с тем, с кем хочу».

Но разве не этого я хотел? Не это предлагал ей? Я сам желал, чтобы Мариана была плохой. Чтобы легче было ее ненавидеть, чтобы это избавило меня от любых терзаний и сомнений. Так в чем же дело? Отчего так пусто внутри, что раздирает душу на части?

Душа…

Я улыбаюсь кривой ухмылкой безумца. Совсем недавно я думал, у меня ее нет.

Распахиваю дверь и вхожу. Как в бреду плетусь по пустой гостиной, прислушиваясь к тишине. Скидываю кроссовки и оглядываюсь вокруг.

– Твою мать. – Произношу глухо. – Твою ма-а-ать! – Ору на выдохе, толкая руками пустоту. – Будь ты проклята, твою мать!

– Мяу. – Доносится откуда-то.

Я поворачиваюсь на звук и вижу котенка, выбегающего из-за дивана. Он направляется ко мне, но я отворачиваюсь и падаю в кресло. Закрываю лицо руками. Делаю тяжелый, судорожный вдох, но предательский кислород никак не хочет попадать в мою глотку, сопротивляется. «Черт, почему же так тяжело даже просто вдохнуть?»

– Мяу. – Что-то теплое касается ноги.

Мне хочется заорать, чтобы он убирался, хочется оттолкнуть его, но вместо этого я сцепляю зубы до хруста и тихо стону, по капле выдавливая из себя с этим звуком все раздражение и злость.