Время Волка - Волкодав Юлия. Страница 26

Тот, кто рождён был у моря, тот полюбил навсегда

Белые мачты на рейде, в дымке морской города…

На этих словах перед глазами неизменно возникал Сочи, каким он его видел однажды с палубы прогулочного катамарана (чудом они с Борькой упросили капитана взять их на борт вместе с отдыхающими), раскинувшиеся в несколько рядов друг над другом домики, шпиль Морпорта и кружащиеся над ним чайки. Кажется, всё это было в другой жизни…

Море в далёкие годы пело мне песни, как мать,

Море меня научило грозные бури встречать.

Дорог мне кубрик матросский, скромное наше жильё,

Самое синее в мире, Чёрное море моё, Чёрное море моё.

Удивительно точные и близкие ему слова Лёнька пел, казалось, не голосом, а душой, истосковавшейся по родному городу и привычной жизни. Он даже не заметил, что в комнату кто-то вошёл. Только когда доиграл и сзади раздалось несколько хлопков, вздрогнул от неожиданности и обернулся.

– Браво, браво, молодой человек. – Седовласая гостья Петра Михайловича стояла, привалившись к косяку, и насмешливо на него смотрела. – Очень недурно.

– Ой, ну о чём ты говоришь, Валечка. – На пороге появился раздражённый Пётр Михайлович. – Этого мне ещё не хватало, песенок! Он и так ни черта не делает. С чем ты собираешься поступать, лодырь? Что ты будешь играть на вступительном экзамене? «Хорошо темперированный клавир»?

Лёня пожал плечами. А что ещё, если именно он входит в обязательную программу? И какая разница, что играть и как, ему ведь популярно объяснили в прошлом году, главное – иметь своего преподавателя в приёмной комиссии.

– Погоди, погоди, – замахала на него руками «Валечка». – Молодой человек, а вы только песенками увлекаетесь? Или ещё что-то спеть можете?

Лёня оторопел от такого вопроса, отвечать не стал, в последнее время он выработал привычку избегать лишних разговоров, которые его только компрометировали. Вместо ответа заиграл вступление к арии Мистера Икса. Лёня сто раз её пел дома, даже немного изменил аранжировку, как ему показалось, сделав начало ярче, эмоциональнее, чем в оригинале.

Он спел первые два куплета и на строчке «Слушая скрипку, дамы в ложах вздохнут» сам себя оборвал, заметив полное иронии выражение лица Петра Михайловича, смутился, покраснел и захлопнул крышку пианино.

– Про-остите, Пё-отр Ми-ихайлович, я се-егодня не го-отов, я по-ойду…

Он вскочил со стула, но путь ему преградила «Валечка».

– Погодите, погодите, молодой человек! Куда же вы так спешите? По-моему, вы очень даже готовы. Вы просто готовый певец с потрясающе красивым баритоном. Давайте же, наконец, знакомиться, меня зовут Валентина Ивановна. А вы?

– Лё-оня… То есть Ле-еонид. Ле-еонид Во-олк.

– Чудесно, чудесно. – Она улыбалась и смотрела на него, словно любуясь. – Петя, как ты посмел скрывать от меня этого мальчика?

– Ещё не хватало! – возмутился Пётр Михайлович. – Он поступает на отделение фортепиано и будет…

– Весьма посредственным пианистом, – перебила его Валентина Ивановна. – Ну хорошо, обычным пианистом. Знаешь, Лёня, что с тобой произойдёт дальше? Я тебе расскажу. Пять лет ты просидишь за пианино, окончательно испортив фигуру, заработаешь сколиоз, геморрой, с годами – артрит. Ладно, это даже не важно. Ты закончишь консерваторию и отправишься по распределению куда-нибудь, скажем, в Урюпинск. Преподавателем музыки в местном музучилище. Кстати, а в Урюпинске есть музучилище? Днём будешь учительствовать, а по вечерам, чтобы хоть что-то заработать, станешь играть в затрапезном кабаке жующей и пьющей публике. Нравятся перспективы?

Перспективы Лёне совершенно не нравились. Он как-то не задумывался о будущем, поступление в консерваторию казалось ему конечной целью, а не отправной точкой.

– А между тем, у тебя очень красивый голос и, насколько я могу судить по услышанному, неплохой диапазон. Мутация почти закончилась, голос ещё не окреп, но это дело наживное. Если будешь заниматься и перестанешь копировать Отса, он оформится окончательно. Не будь дураком, мальчик, поступай на вокальное отделение.

– К нам? – чуть ли не закричал Пётр Михайлович.

– Упаси боже, – спокойно парировала Валентина Ивановна. – Только не к вам. Есть множество достойных учебных заведений, где мальчика не испортят. Как насчёт отделения музыкальной комедии ГИТИСа?

– Ну конечно, – пробормотал Пётр Михайлович. – Оперетки…

– Да, оперетки. Почему бы и нет?

– А ты ничего не заметила? Твоя будущая звезда оперетты профнепригодна. Он заикается.

Лёня, который весь этот диалог слушал, боясь пошевелиться, выдохнул. Ну вот и всё, можешь расслабиться. Помечтал и хватит. За пять минут в фантазиях он уже поступил в неведомый ГИТИС, выучился петь, стал настоящим Мистером Икс на сцене Московской оперетты, и спел его арию под восторженные крики «Браво!», и среди кричавших зрительниц, конечно же, была Мария, смотревшая на него глазами, полными обожания. И всё разбилось о такую простую фразу: «Он заикается». И на сей раз Пётр Михайлович говорил чистую правду.

– Заикается? – озадаченно переспросила Валентина Ивановна. – Я думала, он просто так разговаривает, распевно. Ты заикаешься, Лёня?

Лёня кивнул и стал собирать ноты.

– Я всё-таки по-ойду.

– Погоди! Нет, мне решительно жаль терять такой голос. А вкупе с этой музыкальностью тем более. У него ведь абсолютный слух, да, Петя?

– Да, – буркнул Пётр Михайлович. – И абсолютная бестолковость. Валя, прекрати заниматься ерундой.

– Я поставлю тебе голос за месяц. Мы успеем ко вступительным экзаменам. А дикция… Знаешь, у меня есть подруга – прекрасный педагог по сценоречи, она какие только дефекты не исправляла! От вологодского говора до шепелявости. Нужно тебя ей показать! Лёня! Ты должен ко мне прийти. Завтра, в шесть часов вечера. Запоминай адрес: улица Горького…

Лёня тоскливо смотрел на фонтанирующую энергией тётеньку, которая уже всё придумала и распланировала. Вот только у него не было денег ещё на одного педагога или даже двух, если за него возьмётся её подруга по какой-то там сценоречи. Да и бесполезно, уж сколько раз пытались лечить его заикание. Нужно прямо сейчас объяснить, что ничего не получится. Но Валентина Ивановна не дала ему и рта раскрыть.

– Значит так, завтра в шесть и не опаздывай. Адрес лучше запиши, да вот прямо на нотах. И постарайся в течение дня поменьше болтать, я хочу проверить все возможности твоего голоса.

Лёня и сам не понял, как оказался на улице с адресом, записанным на обложке нотной тетради и ощущением абсолютно глупого, безосновательного счастья.

* * *

– Очень хорошо, Лёня. А теперь попробуй спеть вот это.

Валентина Ивановна протянула ему нотный лист. Лёня покосился на инструмент, но его добрая фея отрицательно покачала головой.

– Без сопровождения. Я хочу услышать, как ты поёшь с листа.

Задачка непростая, если учесть, что Лёня никогда в жизни не слышал никакого «Забытого» Мусоргского. Но годы в музыкальной школе и уроки сольфеджио даром не прошли, и он пропел, постепенно убыстряя темп:

Он смерть нашёл в краю чужом,

В краю чужом, в бою с врагом,

Но враг друзьями побеждён,

Друзья ликуют, только он

На поле битвы позабыт, один лежит…

Уже в процессе понял, что не успевает вдохнуть между фразами, так что конец вышел скомканный. Но Валентина Ивановна, кажется, была довольна.

– Молодец, Лёня, молодец. А теперь послушай, как это должно звучать.