Маэстро - Волкодав Юлия. Страница 7
– Господи, этот ребенок сведет меня с ума, – голосила мама. – Он еще рассуждает! Надо ехать в больницу, мама Гульнар! Посмотрите, сколько крови!
– Глупости не говори. Просто лоб расквасил, в таких случаях всегда много крови бывает. Сейчас зеленкой помажем. Главное, чтобы не сотрясение. Марик, тебя не тошнит? Голова не кружится?
Пришлось сознаться, что кружится. И что тошнит. Бабушка огорченно зацокала, но зеленку все равно достала.
– Сейчас будет щипать, – честно предупредила она. – Не дергайся, я подую.
– Не поможет, в прошлый раз ты тоже дула. Но подуй все равно, – решил Марик.
Бабушка не просто намазала ему лоб зеленкой, она его еще и забинтовала. Сказала, что пластырь держаться не будет. С бинтом вокруг головы Марик выглядел, прямо как раненый разведчик из фильма. Тут же захотелось побежать во двор и перед всеми похвастаться. Но бабушка не разрешила.
– Марш в кровать. Сейчас ляжешь и будешь отдыхать. Читать нельзя, ты меня понял? А я тебе чаю принесу.
– С вареньем?
– Тебя же тошнило?
– Ну и что? Варенье тут причем?
– Хорошо, с вареньем. А потом вызовем доктора. Хотя тут и так все понятно.
– Мне еще этюд надо учить на завтра, – заметил Марик уже по дороге в свою комнату.
– Подождет твой этюд. Радуйся, что не руку сломал, а то был бы этюд. Вы хоть немного думайте, когда что-то делаете!
– Я не виноват, что руль отвалился. Это потому, что велосипед немецкий. Ненадежная машина. Вы мне с дедушкой советский купите, ладно?
Бабушка только вздохнула и пошла за чаем с вареньем. А мама уселась к Марику на кровать. Взъерошила ему мокрые волосы над повязкой.
– Какой ты у меня уже взрослый. И такой рассудительный. Маленький мужичок.
– Так маленький или взрослый?
– Взрослый, взрослый. Как же ты не вовремя упал, а, взрослый? Нам с тобой скоро в Москву ехать, а ты в таком виде.
– А можно упасть вовремя? – тут же заинтересовался Марик.
Про Москву он ничего спрашивать не стал, не очень-то она его интересовала. Просто незнакомое слово, которое мама почему-то произносила с особым придыханием.
* * *
Часов в комнате Марика не было. Если требовалось узнать точное время, бабушка или дед заглядывали в гостиную, где висели потемневшие от времени деревянные ходики. Марик время определял по звукам. Сегодня, к примеру, он проснулся в половине восьмого. В обычный день считалось бы, что он проспал, но доктор сообщил, что у него сотрясение мозга, – поэтому в школу Марик не ходил и вот уже целую неделю спал сколько захочется. В семь утра в комнате за стеной журчит вода – дедушка бреется перед службой. В семь ноль пять скрипят половицы – он идет мимо спальни Марика на кухню. В семь пятнадцать на кухне свистит чайник. А в половине восьмого хлопает калитка у Семипаловых – Рудик всегда выбегает во двор первым и дожидается, когда выйдет Марик, чтобы вместе пойти в школу.
Марик все на свете определял звуками: настроение бабушки – по тому, как громко стучит ее нож о разделочную доску; погоду на вечер – по шуму дождя с утра, даже готовность каши по ее пыхтению в кастрюле. Кашу варила мама и никогда не угадывала, когда снимать, – крупа то скрипела на зубах, то слипалась как клейстер. И чтобы бабушка опять не называла маму безрукой, Марик помогал, на звук определяя нужный момент.
Так вот, сегодня он проснулся в половине восьмого, за минуту до удара калитки у Семипаловых. Потянулся, высунул из-под простынки, которой укрывался, босые ноги. Сентябрь уже заканчивается, а все еще теплынь. Сейчас бы бегать во дворе с ребятами. Но доктор велел лежать десять дней. Прошло уже семь. Чуть-чуть осталось. Но скучно же.
Глупость какая-то. У него и лоб совсем зажил, даже повязку сняли. Так и не успел перед друзьями похвастаться. И чувствовал он себя прекрасно. И чего лежать? Но с бабушкой попробуй поспорь!
Марик тяжело вздохнул и нагнулся к тумбочке возле кровати. Извлек из ящика перочинный ножик и деревянный брусок, уже смутно напоминавший человечка. По крайней мере, у него появилось время на поделки. Строгать из дерева его научил дедушка, он же и ножик подарил. Когда Марик был совсем маленьким, дедушка мастерил для него деревянные игрушки: кузнецов, ударяющих по наковальне, петушков-свиристелок, лошадок. Но игрушки Марику быстро наскучили, а вот волшебство, превращавшее кусок дерева в фигурку, его очень заинтересовало. Он долго упрашивал деда научить, и летом тот сдался. А может, понял, что Марик уже достаточно большой и ножик ему давать не опасно.
Тогда, вместе с дедушкой, Марик выстрогал несколько лошадок и одного кривобокого человечка да и забросил – слишком много времени занимала музыка. В школе стали задавать этюды, а еще сольфеджио, которое приходилось зубрить, и про вырезание Марик забыл. А теперь вот вспомнил и уже третий день корпел над поделкой.
Еще вчера он не знал, кого именно вырезает. Просто человечка в просторных штанах и рубахе. А сегодня он проснулся с идеей. Марик вдруг понял, кем должен быть этот человечек, – он его увидел во сне. У него был острый подбородок и длинный нос, а на глазах красная маска. В руке человечек держал что-то вроде маленькой гитары, на которой себе аккомпанировал. Человечек пел красивые песни. Во всяком случае, музыка была чудесная, а слов Марик не разобрал. Но человечек ему очень понравился, так увлеченно он играл и пел, так искренне хотел развеселить толпу, собравшуюся посмотреть на его выступление.
Вот его Марик и вырезал. Теперь, когда он четко представлял лицо своего героя, дело пошло как по маслу. С гитарой только вышла заминка – ее Марик заранее не планировал. Но можно вырезать ее отдельно и вложить в руки человечка. Только еще подходящий брусочек добыть.
В восемь снова заскрипели половицы, звякнула ложка в стакане. Мама шла к нему с завтраком. Первые дни Марика очень веселило, что еду ему приносят в постель, как какому-нибудь султану из книжки со сказками. Потом надоело и хотелось есть на кухне вместе со всеми. Но сегодня что-то было не так. Половицы скрипели по-другому, громче, чем обычно. А шаги, наоборот, были реже, медленнее. Бабушка.
И Марик вдруг все вспомнил. А он ведь до последнего надеялся, что их ночной разговор ему просто приснился, как приснился странный человечек в красной маске.
– Доброе утро, Марат.
Губы у бабушки поджаты, тарелка стукнула о тумбочку громче, чем следовало бы. Но на тарелке лежали его любимые бутерброды с докторской колбасой, хотя обычно бабушка настаивала, чтобы на завтрак он ел кашу. А в стакане был чай со сгущенным молоком.
– Как ты себя чувствуешь?
Марик пожал плечами, не прерывая своего занятия, – маску на лице вырезать оказалось не так-то просто.
– Так же, как и вчера, – хорошо.
Настроения шутить не было у обоих. Бабушка стояла и молча смотрела, как он возится с человечком. Не ругалась, что стружка сыплется прямо на кровать. И не ворчала, что ножик – не самая подходящая игрушка для ребенка.
– Ты можешь пойти поиграть с ребятами, если хочешь.
Марик поднял голову. Неожиданно. Еще ведь три дня.
– Если действительно хорошо себя чувствуешь, – добавила бабушка.
– До обеда все в школе, – заметил Марик, снова принимаясь за человечка. – Я после обеда пойду гулять, хорошо?
Бабушка кивнула. Марик сделал еще несколько ловких движений – у человечка обозначился нос. Длинный, загнутый, смешной. Дедушка сказал, у него феноменальная моторика. Марик не знал, что такое «моторика». Да и что такое «феноменальная» тоже, но фразу запомнил. Судя по всему, дедушка его похвалил тогда.
– Она уехала, да?
Бабушка снова кивнула. Похоже, бабушке тоже не хотелось сегодня разговаривать. Зато мама вчера ночью была очень разговорчива. Она сидела у Марика на кровати и долго объясняла, что ей нужно ехать в Москву. А Марику нужно остаться здесь. Потому что у него талант, а тут очень хорошая музыкальная школа и бабушка с дедушкой могут уделять ему достаточно времени, могут нанять ему дополнительных педагогов, и вообще так будет гораздо лучше. Марик не хотел признаваться, что слышал их разговор с бабушкой в тот день, когда упал с велосипеда, но не удержался и все-таки спросил, почему она едет без него, если собиралась с ним. Мама всплеснула руками, вскочила, стала ходить по комнате и причитать, что Марик очень сложный ребенок, потому что рассуждает как взрослый, а это неправильно.