Пять похищенных монахов - Коваль Юрий Иосифович. Страница 13

Капитан сдул с рукава пылинку.

– Фууу… – вздохнул Вася и вытер пот со лба.

Капитан вошел в тир. Следом – оба в черном. Дверь закрылась, и на ней неведомо откуда появилась табличка:

УЕХАЛ НА БАЗУ.

Прошла минута.

«Волшебный стрелок» спокойно стоял на месте. По его внешнему виду никак нельзя было догадаться, что внутри происходят какие-то события.

Прошла еще минута. И вдруг тир вздрогнул. Так всем телом вздрагивает корова, которую укусил слепень.

Вздрогнув, тир на секунду затих, но тут же начал мелко трястись, как будто точно под ним началось землетрясение. С железных крыш и стен посыпалась ржавчина. Одна стена внезапно стала надуваться, распухать наподобие флюса, крыша вытянулась кверху, по ней побежали железные пузыри. Вдруг крыша опала, стены втянулись внутрь и, пришибленный, тир похудел на глазах и потихоньку-полегоньку пополз в сторону. Отполз на несколько шагов, но тут же прыгнул назад, на старое место. Дверь со стоном отворилась.

послышалось издали, и под звуки «Пастушка» на крыльцо вышел черный костюм. В руке он держал синий наган.

– Выходи по одному! – приказал он.

В двери появился Кожаный. Глянул на заходящее солнце, опустил голову.

За ним вышел Сопеля, и снова черный костюм. У этого в руке был наган, крупный, как птица грач.

Запинаясь за порог, вышли на свет Цыпочка и Жернов. Замыкал шествие капитан Болдырев. Его неожиданный серый костюм радовал глаз. Так уж получилось, что все, кроме капитана, были одеты в черное. Но тусклы и заляпаны пятнами были пиджаки «монахов», а хорошо сшитые костюмы милиции имели глубокий бархатный цвет.

Процессия, в которой было что-то торжественное, потянулась через площадь. Опустив глаза, заложив руки за спину, шагали «монахи». Только Кожаный поглядывал по сторонам.

И в этот момент появилась лошадь.

Ошибка старшины Тараканова

Впрочем, появляться она начала давно.

Как только Кожаный вышел на крыльцо – из ворот рынка высунулась лошадиная морда, а когда в двери возник капитан Болдырев, стал виден и лошадиный хвост, а за ним – телега, на которой стояло пять молочных бидонов. Шестым в телеге был возчик-молоковоз, схожий с бидоном, в кепке и телогрейке. По лицу его было видно, что он времени даром на рынке не терял. Пока молоко из бидонов переливалось в кувшины покупателей, сам он наливался квасом.

Еле приоткрыв глаза, он лениво подергивая вожжи и чмокал губами. Лошадь на чмоканье не обращала особого внимания и неторопливо двигалась к «Волшебному стрелку». А навстречу – процессия, возглавляемая человеком в черном.

Заприметив процессию, лошадь остановилась. С глубоким подозрением оглядывала она приближающихся людей. Лошадь, очевидно, была умна.

– Чмок, чмок, – сказал молоковоз. Он и не пытался полностью раскрыть глаза и оглядеть препятствие на пути.

– Давай, давай, проезжай скорее! – послышался строгий голос.

– Чего еще? Куда? Тебя не спросил! – грубо ответил молоковоз, открыл глаза пошире, надеясь похамить, и тут увидел человека с наганом в руке. Это зрелище настолько потрясло возчика, что лицо его немедленно окрасилось в тона простокваши.

– Проезжай, – повторил человек в черном, наганом указывая направление пути.

Но молоковоз никак не мог сообразить, что же это такое, как же так – наганом ему указывают. В голове его для нагана не осталось места, все было занято квасом.

Зато у Кожаного в голове места было достаточно.

– Сопеля! За мной! – крикнул он, прыгнул в телегу и вырвал вожжи из рук молоковоза.

Сопеля кинулся за ним, сшибая бидоны.

Двое в черном разом вскинули наганы и нажали курки.

Гром выстрелов должен был немедленно потрясти площадь, но капитан крикнул:

– Не стрелять!

Тотчас пули, которые уж вылетели было из раскаленных стволов, юркнули обратно и затаились в гильзах. Наганы нервно икнули, как братья-близнецы.

– Нооо!!! Холерааа!!! – рявкнул Моня Кожаный и так дернул вожжи, что лошадь прыгнула, махом влетела в лужу, подняв из-под колес волну, которая и скрыла от нас происходящее. Когда же волна рухнула обратно, лошадь была у капитанского мостика. Так уж получалось, что этот диковинный помост никто не мог сегодня обойти.

Как только телега сравнялась с ним – из-под мостика вылетели сразу две руки. Одна схватила Сопелю, а вторая должна была схватить, конечно, Кожаного. Должна была, но не схватила. Вместо Мони схватила она одеревенелого молоковоза и вслед за Сопелей втащила под мостик.

– Но! Холера! – рявкнул Кожаный.

Прыгая, как заяц-великан, лошадь неожиданно быстро ускакала в переулок.

– Доставить задержанных! – негромко приказал капитан и перепрыгнул лужу.

Тут же из-под мостика вылетела грозная рука и лихо взяла под козырек.

– Лошадь надо было остановить, – недовольно сказал капитан.

Рука покраснела от стыда и спряталась, а вместо нее из-под мостика сам собой выкатился мотоцикл.

Капитан сел в коляску.

А за рулем никого не было, и я уж подумал, что в этот день, полный неожиданностей, мотоцикл без водителя рванет за Кожаным. Но тут на улице появился новый человек. В три прыжка подлетел он к капитану, шепнул ему что-то на ухо, и тот махнул рукой. Человек обернулся в нашу сторону. Это был Вася Куролесов.

– Эгей! Голубятники! – крикнул он. – Валяйте домой!

Он прыгнул в седло, и мотоцикл ринулся в погоню.

Взгляд с капитанского мостика

Внезапный отъезд Куролесова произвел на нас сильное впечатление.

– Как же так? – шептал Крендель. – Только что лежал в смородине и вдруг…

Крендель напряженно глядел под смородиновый куст, под которым даже трава не была примята. У травы был такой вид, будто по ней никогда не ступала нога человека. Кармановская милиция умела, оказывается, не оставлять следов.

Тем временем из переулка на площадь въехал крытый автофургон с маленькими окнами, закрытыми решеткой. Задняя дверь фургона открылась, из нее выпрыгнули два милиционера. Барабан, Цыпочка и Жернов, толкаясь плечами, забрались в фургон. Из-под мостика вышел и Сопеля. Он, кажется, не собирался устраивать побег и неторопливо поднялся по стальной лесенке в кузов. Зато возчик-молоковоз устроил бунт. Он никак не хотел садиться в машину, брыкался, цеплялся ногами за мостик.

– За что? – кричал он, изворачиваясь. – Меня-то за что? Я ведь ничего такого не сделал. Пусти! Мне надо бидоны сдавать!

– Проходи, проходи, – торопил Тараканов, подсаживая возчика в автомобиль. – Там разберемся.

– Где это там? Ведь я же ничего такого не сделал! Мне надо за тару отчитаться!

С трудом удалось водворить его в машину. Старшина запер дверь на железный засов, и, объезжая кармановскую лужу, фургон двинулся к милиции. Возчик сразу же прилип к решетчатому окну. Неожиданно большими глазами глядел он на мир.

– Мне надо бидоны сдавать! – кричал он.

– Чего раскричался, – сказал Крендель, поднимаясь наконец из лопухов. – Отпустят его. Нас отпустили и его отпустят. Какой нервный, только попал в милицию – сразу орет. Съедят его там, что ли? В милиции тоже надо держаться с достоинством.

– Еще бы, – сказал я.

– Ты вообще-то неплохо держался, – снисходительно добавил Крендель и похлопал меня по спине.

В милиции я, может, и правда держался, как надо, но сейчас чувствовал себя «подкидышем». Кожаный-то сбежал. А ведь это мы сказали капитану, кто играет в лото. Я-то особо не болтал, кроме «еще бы», слова не сказал, но и в этом «еще бы» был некоторый смысл. Капитан спросил: «И ты видел монахов?» – «Еще бы», – ответил я.

– Да не волнуйся ты, – сказал Крендель. – Догонят они его. Они же на мотоцикле. Сейчас поедем домой. Только давай на капитанский мостик слазим. А то чепуха получается: были в Карманове, а на мостик не залезли.