Пять похищенных монахов - Коваль Юрий Иосифович. Страница 20
– Как у вас-то дела, на голубятне? Следов на крыше не нашли?
– Пуговицу нашли, – махнул рукой Крендель.
– Покажь.
Крендель вынул из кармана пуговицу и почтительно подал ему. Куролесов повертел ее в руках.
– Совпадение, наверно, – задумчиво сказал он.
– Какое? – не понял Крендель.
– Да нет, это совпадение. Капитан одного типа ищет, который ворует телевизоры. Жуткий телевор! Сопрет телевизор, а на подоконник пуговицу кладет: то солдатскую, то матросскую. Железнодорожных, правда, не было. Да и не может один человек воровать и голубей и телевизоры.
– Почему?
– Сам подумай: голуби – и телевизоры. Очень уж разные вещи. Не могут они ужиться в одном мозгу.
– А вдруг это такой мозг, в котором могут?
– Не думаю. Но… Ладно, возьму пуговицу, покажу капитану.
Куролесов достал из кармана небольшую коробочку, вроде школьного пенала, и сунул туда пуговицу. Изнутри пенал был выложен черным бархатом, а на крышке было написано: «Для вещественных доказательств».
– Приезжайте к нам, дядя Вась, – сказал Крендель.
– Постараюсь, – сказал Куролесов и добавил, протянув мне руку: – Ну, а ты что молчишь? Хочешь, чтоб я приехал?
– Еще бы, – смутился я.
– Ну вот, молодец, – сказал Вася, хлопнув меня по спине. – Давай, давай, разучивай новые слова.
Куролесов отошел два шага и вдруг быстро и неожиданно смешался с толпой. Мы глядели ему вслед, но не видели никакого следа, только взлетела над толпой какая-то рука, махнула кому-то, но неизвестно, нам или не нам.
– Не хочу домой, – неожиданно сказал Крендель. – На голубятню смотреть не могу.
В бане Крендель был молодцом и у метро, прощаясь с Куролесовым, держался, как надо, и вдруг прямо на глазах скис.
Что ж поделаешь? Так бывает порой.
Порой приходится видеть человека, который куда-то бежит, яростно звонит по телефону, требует билетов, пропусков, ругается с продавцами, кипит и вдруг – скис. Никуда не бежит, ничего не требует, смотрит блеклым взглядом на мутный мир и видит плакат:
ХРАНИТЕ ДЕНЬГИ В СБЕРЕГАТЕЛЬНОЙ КАССЕ.
«Не могу, – думает он. – Не хочу смотреть и видеть все это».
Тусклое висит над ним небо, и тупое солнце жалкими лучами слабо освещает мелкий румянец на его невыпуклых щеках.
– Упадок сил, – говорит он сам себе. – Крушение надежд.
В шлепанцах на босу ногу сидит он в кресле, глядит телевизор, нервно спит, скучно просыпается. Он может умереть, потому что потерял надежду.
Мы с Кренделем тоже потеряли надежду, но умирать пока не собирались.
Мы пошли потихоньку домой, к Зонточному переулку, а надежда плелась где-то сзади, постояла у плаката «ХРАНИТЕ ДЕНЬГИ», а скоро и вовсе отстала от нас.
Покупатель-разгильдяй
Между тем человек, в мозгу которого совмещались не очень-то совместимые вещи, вышел из дома и направился к трамвайной остановке.
«Странный все-таки у меня мозг, – думал он. – Сам не пойму, как это в нем совмещаются голуби и телевизоры. Это, конечно, мозг художника. С одной стороны, я люблю природу – отсюда и голуби. Но с другой стороны, я же современный человек, и вот вам пожалуйста – телевизоры. Удивительный мозг. Двусторонний!»
Похититель улыбался, ласково гладил свою голову, в которой заключался чудесный двусторонний мозг. У него было хорошее настроение. Да и погодка, надо сказать, была сегодня отличная.
На бульварах пахло тополиным клеем. По асфальту прыгали воробьи цвета проселочной дороги. В небе летали голуби, и Похититель любовался ими, весело похищая взглядом то одного, то другого.
«Славная погодка, – думал он. – Самая погодка для сбыта краденого. Хорошая, славная погодка. В такую погодку хочется немножко любви».
У трамвайной остановки Похититель затормозил и оправил висящий за спиной рюкзак, в котором был спрятан садок с монахами. На остановке стояли пять милиционеров.
«Неважная примета, – подумал Похититель. – А не привел ли Монька хвоста? Тайнинская смесь штука ненадежная, уж больно воняет».
Сбоку придирчиво оглядел он милиционеров, незаметно попытался заглянуть им в глаза. Но милиционеры глаза свои прятали под козырьками, а когда подошел трамвай, дружно вспрыгнули в него, осветив вагон пуговицами и значками.
Похититель подождал другого трамвая, на котором и добрался до вокзала. По дороге он встретил не так уж много милиционеров, человек десять, не больше. И на вокзале, и в кармановской электричке они попадались редко, Похититель даже подсчитал, сколько приходится на один вагон. Получилось – полтора.
«Это еще можно жить», – думал Похититель.
На рынке в Карманове он вообще вздохнул свободно. Нигде, куда ни кидал он взор, не было видно милиционера, только рыночная толпа валила в ворота и вываливала из них. Слышался пестрый базарный гул и равномерный, как морской прибой, шорох подсолнечной шелухи под ногами.
У башни, на которой росла береза, Похититель наткнулся на гражданина Никифорова. До этой минуты Похититель и гражданин никогда в жизни не видели друг друга, и эта неожиданная встреча поразила их.
«Какие у него бегающие глаза, – думал Похититель, пристально глядя на гражданина. – Интересно, чем это он тут промышляет? Ага, грабли продает, наверное, ворованные. Или нет – рукоятки сам делает, а зубья ворует».
– Гражданин, – сказал гражданин Никифоров, – проходите, не заслоняйте товар.
– Чего такое? – с яростью переспросил Похититель. Неведомо по какой причине ему вдруг захотелось схватить грабли и ударить гражданина изо всех сил.
Усилием воли Похититель подавил это желание, отошел в сторону, достал из рюкзака садок с голубями. Но долго еще не мог успокоиться, с ненавистью повторяя про себя:
«Товар ему, подлецу, не заслоняйте!»
Только через полчаса он немного успокоился, но тут же заволновался по другому поводу: на голубей никто не обращал внимания, а грабли расхватывали. Даже солидный седой подполковник купил двое граблей, чем удивил Похитителя. Он никак не мог сообразить, зачем подполковнику грабли.
«Огородничает понемногу», – решил Похититель и снова стал шарить глазами по толпе, выискивая подходящего покупателя.
Рынок шевелился, бормотал и выкрикивал, топтался вокруг голубей, но не замечал их.
«Голуби – отжившее явление, – убеждался Похититель. – Садок с телевизорами им нужен».
Только после обеда явился покупатель. В вельветовой кепочке, сдвинутой на нос, в рубашке с расстегнутым воротником, откуда выглядывала тельняшка, он шел сквозь толпу, и походку его хотелось назвать разгильдяйской. Вздорный нос торчал из-под кепки, и по этому носу ясно было, что владелец его готов каждую секунду кинуться в драку.
напевал покупатель-разгильдяй, и слово «сизокрылые» он говорил с таким упором, что получалось – «шизокрилые».
– Монахи? – спросил он, бесцеремонно обрывая песню и указывая пальцем в садок.
– Три с полтиной хвостик, – немедленно ответил Похититель.
– Два хвост, полтинник глазки, – сказал покупатель и разгильдяйски поковырял в хулиганском своем носу.
– Монах доброкачественный, – пояснил Похититель.
Разгильдяй сомнительно покачал головой, присел на корточки и ткнул пальцем сквозь прутья садка.
– У кого украл? – тихо спросил он.
Похититель вздрогнул, но тут же понял, что перед ним человек очень опытный, бояться нечего.
– Далеко отсюда, в Вышнем Волочке. Крылья подрежешь, подержишь месячишка, а там – выпускай.
– Беру по трояку.
– С тебя – пятнадцать, – согласился Похититель.
– Подставляй лапу, – сказал разгильдяй.
Похититель подставил лапу, на ладонь его лег небольшой и круглый, похожий на монету, серебряный предмет. Это была железнодорожная пуговица.
В первую секунду Похититель не узнал ее, но вдруг дрожь и холод схватили его за плечи. Сжав пуговицу, он запустил ее прямо в нос покупателю-разгильдяю и, забыв про монахов, бросился бежать.