Орден Святой Елены (СИ) - Хонихоев Виталий. Страница 48

Ухожу вбок, назад, перекат, кувырок, отбив. У меня нет возможности атаковать, если я рвану к ней напрямую — меня изрежут клинки. А если я не буду атаковать, то рано или поздно я устану и пропущу клинок. В очередной раз пытаюсь отбить атаку ударом в плоскость, но клинок-бабочка неожиданно поворачивается вдоль своей оси, подставляя лезвие под удар и… кровь брызгами во все стороны!

— Вот же. — говорю я, прижимая руку к себе. Разрез глубокий, чертовы клинки как будто не замечают моей защиты, режут меня так, как будто и нет Неуязвимого Отшельника с его абсолютной защитой. Впрочем, как говорит лисица — абсолютная защита означает изгнание из этого мира.

— Тебя нельзя даже поцарапать оружием или магией из этого мира. Но вот клинки и магия Небес и Небожителей — не знают об этом, ведь матушка Фригг взяла клятву с металлов и магии только одного мира. У Ахиллеса была его пята, у Бальдра — дротик из омелы, Царь Обезьян так и не смог снять обруч со своей головы, а Немейский Жрец не мог отойти от дерева. Если есть преимущества, то есть и недостатки. — говорит кицунэ, словно она ведет урок в классном помещении, перед молодыми студентами, внимательно записывающими все в свои тетрадки.

— Я не понимаю. — говорю я и она останавливается. Слава Богу, мне нужна минута передышки, мне нужно отдохнуть, выровнять дыхание, понять, что тут происходит и выработать стратегию.

— Если это все еще урок, то я не понимаю, что ты хочешь мне сказать. То, что на любой щит найдется свой топор? То, что есть миры кроме этого? И существа сильнее всяких мыслимых пределов? Если это то, что ты хотела сказать — то можешь прекращать свои атаки, я это знаю и так. Эмпирическим путем дошел. Вот как ты сняла с меня кожу в первый раз — так и понял. \

— Вывод неверный. — качает головой кицунэ: — ты так и не понял.

— Тогда чего ты добиваешься? Мы же союзники. Что ты будешь делать, когда меня убьешь? В глушь свою вернешься? К трем книгам и разбитому чайнику? Какой в этом смысл? — говорю я. Дыхание у меня понемногу восстанавливается, кровь перестает течь из глубокого разреза. Хорошо хоть, что в этом мире организм магов регенерирует на порядки быстрей.

— Договаривались же легкий спарринг провести, ты меня научить чему-то хотела, верно? К чему все это? — я обвожу взглядом разломанные трибуны. У края арены, за пленкой щита — стоит молодой Алферов, его брови решительно сдвинуты, он держит защиту. За защитой — бледная Ай Гуль на руках у Сандро и Александра, которая хлопочет над барышнями из рода Цин.

— Предлагаю прекратить весь этот бардак и пойти домой. Чаю с вареньем попьем, тебе же нравится. — уговариваю я ее: — книжки свои почитаешь. Успокоишься.

— Володя. — с сожалением смотрит она на меня: — не сработают твои трюки. Когда-то давно один человек сказал мне что если сразу не убить, то они так ничему и не научатся. Сегодня дала слово перед своими предками и Небесами в том, что процесс будет продолжаться до тех пор, пока ты не умрешь. А потому… — она поднимает руку, и я с ужасом вижу, как из окружающего ее воздуха появляются новые и новые клинки-бабочки. Вот их уже восемь, двенадцать… я сбиваюсь со счету.

— Искусство Небожителей! Сотня Яшмовых Лезвий! — провозглашает она и на меня обрушивается дождь из клинков и лезвий! Что-то я успеваю отбить, от части — уйти, но… они быстрые. И острые.

Я открываю глаза. Пытаюсь встать. У меня в груди торчит лезвие клинка-бабочки. Еще один такой же — с рукояткой, перевитой шелковым шнуром и красным платком на гарде — в ноге.

Если сейчас вынуть клинок из груди — кровь хлынет внутрь, и я умру от кровоизлияния. Это если бы я был обычным человеком. Что произойдет если так сделать с магом, владеющим частичной неуязвимостью? Пока не знаю.

Кицунэ! Где она⁈ Нахожу взглядом фигуру в шелковом ципао. Сидит напротив, скрестив ноги по-турецки. Курит свою трубку.

— Очнулся? — спрашивает она и не дожидаясь ответа — выбивает трубку о камень: — вот и хорошо. Продолжаем.

— Послушай, Акай, тебе не обязательно…

— Процесс будет продолжаться пока ты не умрешь. — отвечает она и встает на ноги. За ее спиной материализуются иссиня-черные клинки: — таково мое слово. И ничто под небесами не сможет изменить это.

Я гляжу на висящие в воздухе клинки и понимаю, что не смогу уйти от них. Не смогу увернуться или отбить. А еще я вдруг понимаю, что решение Акай — окончательное и обжалованию не подлежит. Несмотря на всю ее силу, на то, что логика у нее нечеловеческая, на то, что сама она неведомая хтонь, несмотря на все это — я относился к ней как к равной. Как к одной из нас. Но это было неправильно. Она — не человек. И логика у нее своя, далекая от гуманизма и рационализма. Я надеялся, что симуляция человека придаст ей человечности, в конце концов это ведь заразная штука, вся эта эмпатия. А она столько лет в пещере куковала, ей одиноко и скучно было, а тут движуха, балы, социализация, друзья, враги, союзники — интересно же! Игра, интрига, а там — глядишь и привяжется, станет человечной. Потому что это все для нее игра, и играет она в это от скуки, но ведь в чем проблема с играми? В том, что игра — не серьезная, в ней все не по-настоящему, здесь ты просто играешь, а не живешь, однако чувства, которые испытывают игроки — настоящие. Не игрушечные. А работая в команде начинаешь испытывать привязанности по отношению к членам команды, даже если они не твоего вида. Вот только, видимо я ошибался. Ну или не учел что-то. Сейчас она твердо намерена меня убить.

Как можно ее остановить? Возможно ли это? И… я вдруг вспоминаю свою схватку с Демоном.

Клинки срываются с места и я вижу, как они летят, как они пронзают мою плоть и как в стороны брызжет моя кровь — все словно в замедленном кино, словно все вокруг замерло и сейчас во всем мире есть только я, она и клинки между нами.

Перед глазами проносятся мои дни в этом мире — и валькирия Цветкова и смешной Пахом со своим вечным термосом, в котором он носит для меня кофе с коньяком, лихой гусар фон Келлер, полковник Мещерская — строгая, затянутая в мундир, со вертикальной морщинкой между бровей и она же — совсем другая, совсем рядом, ее белая плоть и легкая, игривая улыбка, когда она тянется ко мне, закрывая глаза. Мещерская на поле боя — сильная, уверенная в себе, решительная и смертоносная. Мещерская в момент нашего первого поцелуя, как будто поднявшая свое забрало в тяжелой броне, наконец открытая миру, робкая и стеснительная.

Глупо. Умирать от руки кицунэ. Непонятно почему. На полигоне ЕИВ Академии за городом. Глупо и жалко. Неужели и вправду, люди — самые низшие существа в Девяти Мирах? Можно это отрицать, можно не признавать и бороться, но вот она, суровая реальность — я лежу в снежной пыли, забрызганный красным, истекающий кровью, а она — стоит.

Не один и не два раза я видел, как это происходит в кино, как главный герой находит у себя силы и встает наперекор всему, даже если он избит, даже если он умирает. Встает и побеждает. Но я уже вставал — и не один раз. Каждый раз она роняет меня наземь, и делает это не прикладывая никаких усилий. У меня больше нет сил. Кружится голова. Процесс будет продолжаться пока я не умру, так обещала она и так и будет.

Я закрываю глаза. Пришла пора признать свою смерть. Пришла пора признать свою смертность, то, что я — конечен. Я — умру. Все. Отдых. Нужно ли помолиться перед смертью? И кому? Нет, я не буду молится. Зачем. Хватит бороться с неизбежным, я уже мертв.

Маранасати, медитация о смерти, о ее неизбежности и проживании. Книга Мертвых, осознанность смерти, вопросы и размышления Атиши. Вот он я, лежу на грязной, бело-красно-черной арене полигона и клинки-бабочки разрывают мою плоть. Я умер. Каягата-сатти-сутта говорит о девяти стадиях медитации над собственным трупом, и я вижу все их. Первая стадия, мое тело опухло, пальцы превратились в сосиски, глаза вылезли из орбит, живот вздулся, кожа посинела, отовсюду вытекает гной. Вторая стадия — поедание стервятниками, шакалами и червями. Третья — скелет с плотью, измазанный кровью, удерживаемый сухожилиями. Четвертая, пятая, шестая, седьмая, восьмая… и наконец девятая. Я прохожу их все.