Орден Святой Елены (СИ) - Хонихоев Виталий. Страница 5

— Вот как…

— Хорошие новости в том, что тебе точно полковника дадут, — прищуривается она: — так что скоро мы с тобой в званиях уравняемся и мне уже не будет так стыдно с тобой на светские рауты ходить.

— Так тебе стыдно со мной ходить? Хотя, да, я бесстыжий. Может все-таки разок перед отъездом, а? Чтобы не просто так стыдно было? Раз уж все равно стыдно, этот стыд надо как-то использовать, чего попусту стыду пропадать? Ты только соберешься покраснеть, а тебе уже стыдно…

— Уваров! Убери свои руки!

— О, вы здесь… — в комнату заглядывает кто-то из барышень рода Цин и моргает глазами: — там Демон Девятого Круга Преисподней просила передать что мотор согрелся почти. Говорит через пару минут можно уже ехать. И просила вас не делать… этого, а то у нее нюх острый, в поездке отвлекать будет.

— Даже эта рыжая тебе говорит не приставать ко мне… — поправляет платье Мещерская: — стыд и срам. Как мы будем жить, когда твоя кузина вернется из поездки, мне ей в глаза стыдно смотреть будет.

— Она у меня тоже бесстыжая, — машу рукой я: — за нами с Акай подслушивала, точно знаю.

— Было такое, — соглашается барышня Лан, я ее опознаю, она более уверенная и спину держит прямей и вообще… старшая сестра, пусть и на пять минут всего старше: — я в коридоре видела княжну, она мне жестом приказала молчать и к себе позвала.

— Так вы с ней вдвоем подслушивали⁈

— Почему вдвоем? — обижается барышня Лан: — втроем, сестра тоже была. Вас бы тоже позвали, но вы же с Валюшей в монастырь уехали.

— Вот, — поворачиваюсь я к Мещерской: — видишь, сколько радости мы с тобой можем доставить всем окружающим! Это же как спектакль! Искусство!

— Помолчи, Уваров, — закатывает глаза полковник и прижимает ладонь ко лбу: — и ступай уже со своей… Демоном Девятого Круга, куда вы там собрались. Хоть на край света. Оставь меня в покое уже…

«Свѣтскіе Новости»

Некая барышня Т., вхожая въ высшій свѣтъ любезно извѣстила редакцію о томъ, что господинъ У. во время закрытія Прорыва на Восточномъ Фронтире — вступилъ въ неоднократный адюльтеръ съ самой Госпожой Адскихъ Вратъ, демонессой Лилитъ. При этомъ, какъ утверждаетъ барышня Т., указанная связь была не добровольная, господинъ У. взялъ демонессу силой. Въ любомъ другомъ случаѣ мы бы посчитали это неумной шуткой и посмѣялись вмѣстѣ съ читателемъ, однако! Господинъ У. какъ оказывается — неуязвимъ и обладаетъ чудовищной силой, а также выносливостью. Редакція ничего не утверждаетъ, однако дыма безъ огня не бываетъ. По слухамъ изъ столичныхъ гостиныхъ сейчасъ господинъ У. проживаетъ со скандально извѣстной Ледяной Княжной. А мы всё знаемъ, что эта ветренная особа мѣняетъ кавалеровъ какъ перчатки, поистинѣ два сапога пара.

Глава 3

— Мы понимаем вашу боль. — именно так обычно и говорят люди, которые ни черта не понимают. Соболезнуем — вот еще одно слово, которое произносится в таких случаях. Приносят соболезнования, жмут руки, заглядывают в глаза, но эти слова пусты. Что такое соболезнование? Мать-настоятельница монастыря Святой Елены — у нее так же болит сердце, как и у Маши с Валей? Вряд ли. Она стоит перед нами, поджав губы в строгую горизонтальную складку и чуть наклонившись вперед. Черно-белый монашеский наряд, на груди серебряная цепочка, на цепочке — массивный крест с большим красным камнем посередине. Рубин?

Я и Мария Сергеевна Мещерская — мы стоим в кабинете у матери-настоятельницы монастыря Святой Елены, одного из многих по всей стране, того самого, куда и ушла мама Маши и Вали. Кроме нас в кабинете стоит еще одна монашка в черно-белом наряде.

— Мы понимаем вашу боль и приносим соболезнования. — повторяет мать-настоятельница и кланяется полковнику Мещерской, которая стоит рядом со мной, болезненно выпрямив спину, словно аршин проглотила. Словно закаменела.

— Ваша мать приняла решение присоединиться к Сестринству. — выпрямляется мать-настоятельница: — это нелегкое решение, и далеко не всем, кто приходит к нам с ним — мы разрешаем принять схиму Сестринства.

— У нас есть сомнения что это решение было принято ей добровольно. — встреваю в разговор я: — вы можете объяснить нам как именно происходит процедура… принятия в сестринство?

— Конечно. — кивает она: — более того, мы можем даже предоставить вам возможность увидеть все своими глазами. Сестра Евдокия, пожалуйста проведи наших гостей по монастырю.

— Как скажете, Матушка. — приседает в поклоне монашка и поворачивается к нам: — следуйте за мной, пожалуйста. Не отставайте и не шумите, многие сестры приняли обеты, включающие бдения и молитвы, нельзя их беспокоить без нужды.

— Ступайте, — кивает мать-настоятельница: — если после этого у вас все еще останутся вопросы, вы сможете их задать. Я буду у себя в кабинете.

— Хорошо. — отвечаю я, придерживая Мещерскую. В прошлый раз она устроила в монастыре цирк, правда в другом, но мало ли… мы выходим из кабинета и следуем за монашкой, которая идет впереди.

— А у вас я смотрю, уже отработана система? — спрашиваю я у нее.

— Многие родственники приходят к нам с вопросами: — отвечает она не поворачиваясь: — многие спрашивают и сомневаются. Сомневаться — это нормально для людей. Однако для тех, кто верит — нет сомнений. Осторожно, ступенька. — мы входим в большое и светлое помещение со сводчатым потолком и большими окнами, откуда льются потоки дневного света. В помещении стоят столы и лавки, за столами — сидят женщины и девушки в серых одеяниях с белыми воротничками, волосы убраны под одинаковые белые же платки. Перед каждой на столе — раскрытая книга.

— Здесь происходит посвящение в схиму Сестринства. — поясняет Евдокия, сделав жест рукой и понизив голос до полушепота: — пожалуйста не шумите, не отвлекайте послушниц…

Я оглядываюсь. В помещении тихо, словно в библиотеке, едва слышен шорох переворачиваемых страниц.

— Схима Сестринства это обет послушания во имя всего человечества и каждого отдельного человека. — объясняет нам Евдокия: — встать на ступень ниже, чем все, склонить голову и отказаться от себя, от своего эгоизма, своих желаний, своей личности и даже памяти. От родных и близких, от своего тела и мыслей. И посвятить себя всем ныне живущим людям. Именно так и становятся Сестрами.

— Сестрами?

— Валькирии — это название дали нам в миру, — поясняет Евдокия: — его дали нам воины, которых Сестры спасали на поле боя. Но на самом деле мы все просто Сестры. И Матери…

— Матери… — произношу я. Глубокое словно, глубок его смысл. Что там про языческий ад, в который нет ходу даже самому Мефистофелю? «Да, Матери, звучит необычайно… — Всегда такими и бывают тайны…». Тайное место, которое вне добра и зла. Сестры и Матери — вот как они себя называют.

— Прошу вас, пройдемте дальше — наклоняет голову она и мы идем дальше, мимо чисто отскобленных столов с раскрытыми книгами и склоненными над ними головами с аккуратно убранными под белые платки волосами. Про себя я подмечаю, что все женщины в этом помещении — все еще обычные женщины. Как я это узнаю? Они — обычные. Валькирии — красавицы, все до одной. Красивые лица с четкими чертами, чистая кожа, точеные фигуры, уверенные движения, идеальные модели для глянцевых журналов с вкладышем-календарем во весь рост «Валькирия Ноября 1903 года» и фотографией полуголой Цветковой на развороте.

А в помещении — обычные женщины. Разного возраста, есть и старенькие бабулечки, чьи лица испещрили глубокие морщины, есть совсем молодые девчонки, одна девушка с рябым лицом, совсем рябым, словно ей в лицо краски плеснули. Сидит с краю женщина с высохшей рукой — кожа да кости, видимо частично парализованная, а мышцы атрофировались, кожа на костяшках руки — словно высохший пергамент, сухая и отстает белесыми хлопьями. Рядом с ней — очень толстая женщина с двойным подбородком и обильными черными точками на мясистых щеках. Тут же — девочка с серьезным лицом, половина лица украшает багровый ожог, глаз скрыт под повязкой. Очень разные люди сидят здесь.