Страницы незримых поединков - Логунов Виктор Александрович. Страница 28

— Что, сволочи, взяли? — кричал Крылов. И ругался зло, матерно.

Минут через пять стрельба с той стороны, как по команде, стихла, и раздался знакомый голос Эймера:

— Сагайдачный! Кедров! Не стреляйте. Проверка. Вас выбросили недалеко от Брайтенфурта, вы у своих.

Радостно улыбающаяся рожа Эймера осторожно высунулась из-за кустов. Влепить бы всю обойму в эти очки, в этот золотозубый рот!

Как этот фашистский гад искренне жал им руки, как пустил слезу несколько часов назад, провожая их в полет, как разыграл встречу с «красноармейцами»!

И как близок был провал!

Да, врага нельзя недооценивать, он хитер и умен. И, чтобы добиться своего, надо быть еще хитрее и умнее.

Смеречинский и Крылов отшвырнули пистолеты.

«Красноармейцы» во главе со «старшим лейтенантом», погрузив раненого («Будут помнить», — злорадно подумал Смеречинский), уже усаживались в подкатившую машину с эсэсовским номерным знаком.

А Эймер просто сиял, пожимая парашютистам руки. Его воспитанники не подвели, как это случалось иногда при подобных инсценировках. Тогда был разговор короткий: к стенке — и «фойер!»

…После этого началась подготовка к настоящей заброске.

Их доставили в Варшаву. Здесь прошли последнюю «шлифовку». Отрабатывали «легенды», с помощью которых они должны были внедриться в советском тылу, проверили все детали: командирскую форму, документы, знание местности в том районе Рязанщины, куда их предполагалось забросить. Их вооружили и полностью экипировали.

И снова взревел моторами «хейнкель». Промежуточная посадка — в Смоленске. Взлетели. Судя по звездам — почти точно на восток.

Они сидели рядом, прижавшись к дюралюминиевому борту, и даже через парашюты спинам передавалась дрожь от ревущих моторов. Слабая лампочка едва освещала их лица, и незнакомый им сопровождающий — офицер немецкой разведки — не мог понять, дремлют эти русские или просто думают о чем-то, прикрыв глаза.

Знал бы он, о чем они думают!

Миновали линию фронта, и теперь они летели над не занятой врагом землей.

Сопровождающий озабоченно посмотрел на часы и, топая сапогами по металлическому полу, прошел к летчикам. Вернулся.

— Приготовиться!

Смеречинский и Крылов переглянулись. Смеречинский кивком показал:

— Ты — первым.

Офицер еще раз взглянул на часы, на предрассветную землю в открытой им дверце, где-то там было рязанское село Долгинино — точка их заброски.

— Пошел!

Крылов шагнул и исчез в темном провале. Смеречинский тут же за ним — надо приземлиться рядом, чтобы долго не искать друг друга.

Тело почувствовало знакомый рывок: парашют раскрылся. Быстро ушел, затих гул самолета.

Смеречинский угадал под собой лесной массив. Его пронесло чуть дальше, к поляне. Заученным движением спружинил ноги, потом поднялся, подтянул купол парашюта, погасил его.

Прислушался — в утренней тишине кукует кукушка. Как в детстве. Она куковала ему много-много лет жизни. Теперь он по-настоящему ощутил себя дома.

Подал условный сигнал, и вскоре затрещал мелкий кустарник: Крылов.

Молча обнялись. Говорить не могли. Вырвались. На Родине.

Решили подождать, когда совсем рассветет. Легли на расстеленные парашюты и смотрели на розовые и желтые облака. На востоке проклюнулся багровый краешек солнца, и сразу хлынул свет и настало утро.

Они вышли к селу, нашли председателя сельсовета — нервного, замороченного делами инвалида.

— Здравствуйте! Мы добирались издалека, нам надо срочно в Рязань.

— Как добирались, так и дальше добирайтесь, — проворчал тот.

Смеречинский и Крылов переглянулись, улыбнулись: точно, прибыли домой, в Россию.

Дозвонились до Рязани в органы госбезопасности. Оттуда прислали машину. А потом их срочно доставили в Москву.

Смеречинский, развернув рацию, отстучал в фашистский разведцентр радиограмму: «Приземлились благополучно. Приступаем к выполнению задания».

Анберг и Эймер были награждены своим начальством орденами.

5

Смеречинский и Крылов прибыли на Урал, где они по приказу абвера должны были развернуть свою шпионскую деятельность. Давая это задание, фашисты учли, что здесь, на Урале, Смеречинский служил, и места ему знакомы.

К району Урала у фашистской разведки были особые интересы. Урал был ближайшим тылом Красной Армии, базой вооружений, узлом важнейших транспортных путей и местом формирования воинского пополнения.

Своим агентам абвер давал известную самостоятельность действий. В зависимости от обстановки они должны были добывать и радировать сведения об оборонной промышленности, войсках, устраивать диверсии, принимать новых агентов и связных.

Только непосвященному человеку, крутящему верньер настройки и натыкающемуся на бойкий перестук морзянки, кажется, что все радисты работают в эфире совершенно одинаково.

Но чуткое ухо специалиста точно зафиксирует и отличит даже от самых похожих «почерк» именно того, кто сейчас где-то за тридевять земель отсюда сидит у аппарата и, легко обхватив тремя пальцами ключ, быстрыми, почти неуловимыми движениями гонит в эфир точки и тире.

«Почерк» Смеречинского был изучен и записан на пленку фашистской разведкой.

Поэтому никому другому работать на ключе было нельзя.

Смеречинский по указанию советской контрразведки радировал, что, расставшись с Крыловым, перебирается в Чкалов, так теперь назывался город, в котором он служил до войны. А вскоре в одной из радиограмм сообщил адрес дома на окраине, в котором он обосновался, используя подготовленные абвером документы и «легенду» — фальшивую биографию.

Тихий степной город, в основном одноэтажный, снега заметали по самые крыши. Среди пухлых голубых и розовых сугробов петляли хрусткие тропинки. Зимы в войну стояли почему-то очень морозными, может, так казалось из-за того, что с топкой было плохо, особенно мерзли эвакуированные.

А короткой бурной весной головокружительно пахла и буйно цвела в палисадниках сирень.

Потом наваливался памятный Николаю Ивановичу зной.

Он обрывался осенними дождями, непролазная грязь сразу же заполняла город.

И снова крепкая, ядреная зима.

Катились месяцы, менялись времена года. Город формировал и отправлял на фронт все новые воинские части, выпускал все больше оружия и боеприпасов.

И вел незримую войну.

С антенны радиоточки на окраине уносились в эфир шифровки. А за тысячи километров отсюда, в фашистском разведцентре, радовались, принимая донесения, срочно расшифровывали их и докладывали высокому начальству. И, попав в ловушку, терпели крупные военные неудачи.

Кроме того, руководствуясь полученными данными, с вражеских самолетов сбрасывали по ночам над нашей территорией диверсионные группы, но заданий они выполнить не могли, потому что на месте приземления их тут же вылавливали.

Одно из таких «тихих» сражений чекисты выиграли в степях южнее Оренбурга.

Почему фашистов заинтересовал этот пустынный район почти за тысячу километров от фронта, вдали от заводов и расположений воинских частей?

Чтобы ответить на этот вопрос, вспомним, что один из главных стратегических ударов немцы наносили на Северном Кавказе, чтобы отрезать бакинские нефтепромыслы — основную нефтяную кладовую страны. Ведь эта война была первой в истории «войной моторов», и без горючего становились просто беспомощной грудой металла танки и самолеты, останавливался транспорт.

К тому времени, когда Смеречинский обосновался в Оренбурге, немцы Баку отрезали. Жизненно важными становились такие промыслы, как Эмбинский в Казахстане. От него на территорию Оренбуржья, к Орскому нефтеперерабатывающему заводу, был протянут нефтепровод. И промысел, и завод охранялись, но нитка нефтепровода была уязвима: на сотни километров в степи и полупустыне не поставишь постоянную охрану.

И фашисты разработали план крупной диверсионной операции. Удачные взрывы на трассе на какое-то время лишили бы Красную Армию орского бензина.

Операция эта разрабатывалась на основе данных, полученных разными путями, в том числе и донесений таких внедренных в советском тылу агентов, как Смеречинский.