Бастард: Сын короля Ричарда - Ковальчук Игорь. Страница 65

Иоанна, сидевшая в кресле неподвижно, словно статуя, даже ресниц не подняла, будто была уверена, что все вопросы решатся без нее. Движимая сочувствием, Серпиана подняла поднос с кубком охлажденного вина и поднесла его королеве, за что получила в ответ милостивый жест маленькой королевской ручки и ни слова.

Ричард и не думал расспрашивать сестру или справляться о чем-либо у нее.

— Это ложь. И слушать не желаю. Ты прекрасно знаешь, Роберт, что камерарий бастарда солгал. Клянусь Богом, этот самозваный правитель Сицилии вернет мне все до золотой крупинки. Зачти еще раз, что входит в список, — обратился он к своему казначею, Роберу Вандомскому.

— Золотой стол, пять золотых корон, усыпанных ценными камнями, большой шелковый шатер, двадцать четыре золотых кубка, серебряные столовые предметы на пятьдесят персон, десять серебряных блюд, украшенных рубином, золотые застежки в виде львов…

— Пропусти мелочи!

— Восемьдесят шесть предметов по описи, прилагаемой к брачному контракту, ваше величество.

Кроме того, здесь же учтены сто вооруженных галер, отданных в свое время в наследство вашему отцу, государь, в помощь проведению военного похода на Восток.

— Да, — подтвердил Ричард, кивая головой. — Все это. Что тебе ответил де Лечче?

— Ваше величество, мой писец зачел копию описи, данную мне вашим камерарием, но милорд Танкред отказался предоставить перечисленные ценности.

— Я не допущу такого пренебрежения, допущенного в отношении моей сестры! — заявил король Английский. — Негодяй должен быть наказан!

Придворные ответили гулом одобрения, Дик, который играл роль телохранителя, потому издавать какие-либо звуки был не обязан, подумал о том, что, должно быть, удержание в своей власти ее величества вдовствующей королевы — не такое пренебрежение, как то, что прыткий бастард покойного Вильгельма заграбастал себе ее богатства. «Должно быть, — решил про себя корнуоллец, — выкуп за ценности, если таковые не будут возвращены, тоже пойдут в казну короля Ричарда. Чтоб не было никакого пренебрежения». А ее величеству Иоанне оставалось лишь сетовать на эту странную жизнь, где лишь те оскорбления нуждаются в возмещении, которые оговорены сильными мира сего, и лишь такое возмещение бывает, какое установят они.

По приказу короля Англии для его сестры был приготовлен городской дом, достаточно просторный, чтоб разместить всю свиту Иоанны и рыцарей, приставленных к ней августейшим братом. Туда ее и проводили, и, следуя приличиям, Ричард остался в этом доме переночевать и отобедать — так назывался пир, заданный мессинскими богачами в честь освобождения бывшей королевы… Да и то, можно ли было Иоанну назвать бывшей королевой — она не отрекалась, короны ее никто не лишал, а то, что на троне теперь сидел не совсем законный наследник, дела не меняло. Для солидности большую часть королевской свиты к столу не позвали (рыцари, «гулявшие» с Ричардом по Италии, в большинстве своем знатностью не отличались, зато отменно дрались), но для Дика, как королевского телохранителя, и для Серпианы, как хорошо одетой прелестной дамы, сделали исключение.

Пир получился роскошным. Стены украсили дорогими неаполитанскими гобеленами, на столах расстелили белоснежные льняные скатерти, расставили дорогую серебряную посуду, канделябры с подвесками из ляпис-лазури и хрусталя. Блюда все несли и несли — первая перемена, вторая, третья… По правую руку от Ричарда сидела Иоанна, а рядом с нею, хоть и немного в стороне, не за столом, конечно, — Дик, так что он имел возможность пробовать даже самые изысканные блюда. Впрочем, он, непривычный к таким изыскам, не нашел в них особенной прелести и отдал предпочтение отличной жареной свинине с луковым соусом.

Вдовствующая королева почти ничего не ела, едва-едва ковыряла в блюде и безропотно давала его заменить. Лицо у нее было каменное и равнодушное, но корнуоллец догадывался, что это — только маска, воспитанная жизнью при дворе, где интриги рождались раньше солнца. В какой-то миг у Дика возник соблазн попытаться утешить ее и развеять, но в последний момент он удержал язык, понимая, что ее величество, скорее всего, лишь удивленно и презрительно приподнимет бровь. Наверняка, она уже тем язвлена, что совсем рядом с ней посадили простого рыцаря, пусть и телохранителя ее брата. Если бы она знала, что сосед — бастард, скорей всего набралась смелости вообще уйти из-за стола.

Впрочем, о его происхождении никто не знает. Молодой рыцарь покосился на Ричарда и отвел глаза.

После пира были танцы, но не те, которые знали Дик и Серпиана, а придворные, сложные и церемонные. Слуги разносили фрукты, медовое печенье, завороженные фруктовые соки. Последние пользовались особенным успехом из-за своей редкости и сложности изготовления — здесь, в Сицилии, где сохранить лед до следующей зимы даже в самых глубоких подвалах стоило очень большого труда. Серпиана поковыряла ложечкой в чашечке с фруктовым льдом и со снисходительной улыбкой отставила ее.

— У нас это лакомство делали лучше.

— Ты уже не у себя на родине, родная, — шепнул, наклонившись к ней, Дик. — И когда еще увидишь ее — Бог весть.

Девушка пожала плечами.

Глядя на короля, Дик легко догадался, что спокойному путешествию пришел конец. О сребролюбии английского государя ходили песни, сочинявших их вешали и четвертовали, но стишки упорно жили. Можно было лишь посочувствовать Танкреду, умудрившемуся задеть самую чувствительную струнку королевского сердца. Хотя, возможно, он скоро осознает свою ошибку. Ноздри благородного и длинного королевского носа раздувались, будто уже чуяли аромат битвы, и у Дика начали зудеть ладони. Для его величества война — один большой турнир, он никогда не думал, что тоже может погибнуть.

Но в случае с Сицилией Ричарду колебаться незачем — английская армия больше и сильнее армии де Лечче. И он колебаться не будет.

Ни в коем случае.

ГЛАВА 19

Вдень, последовавший за днем Святого Михаила, то есть тридцатого сентября, его величество король Английский переправился через Фар-Мескинский пролив и с налета взял хорошо укрепленный Баниар. Крови почти не пролилось, была ранена пара солдат с той и другой стороны, да одного сицилийца пришлось повесить в назидание дабы другие не сопротивлялись, да комендант лишился нескольких зубов. Но тут уж ему странно было бы обижаться, поскольку удар в лицо кулаком, обтянутым кольчужной перчаткой, был нанесен собственноручно английским государем. Вал оказался захвачен едва ли не единым духом, округа зачищена и подготовлена к приему королевы Иоанны и ее придворных дам. Ричард поспешил убрать свою сестру с глаз долой, заодно поместить ее в укрепленном месте, в недостроенном замке Боар — для ее безопасности и собственного спокойствия.

Но и в Баниаре государь не задержался. Уж раз он решил разобраться с Танкредом, то следовало сделать это как можно скорее. На следующий же день, окружив со всех сторон боевыми галерами, король уже штурмовал Гриффен — старый монастырь с выкрошившимися стенами, раскинувшийся в окружении фруктовых садов и грядок на острове посреди Фар. Говорили, что монастырь неплохо укреплен, но на поверку вышло другое — уже к полудню Плантагенет, гремя доспехами, вошел в монастырскую церковь, мимолетно преклонил колено перед распятием, и, встав, громогласно распорядился;

— Всех монахов — вон!

Протестующих воплей выгоняемых из монастыря священнослужителей, а также жалоб ограбленных, избитых он, конечно, не слышал. Мало кто из его рыцарей не испытывал страха перед проклятием попа или монаха, потому выпроваживали их хоть и грубо, но с оглядкой, избегая увечить. Но без некоторых вольностей военные действия, пусть даже самые малые по масштабу, не обходятся, кто-то из солдат совал за пазуху или в мешок содранную с монаха ценность, и никто не обращал на это внимания. Жизнь захваченного монастыря потекла своим чередом. По стенам государь расставил стражу и приказал подать в келью настоятеля, которую занял, хорошего вина, сыра и фруктов, Этбер де Клюни, камергер короля, как ошпаренный выскочил из дверей, оглядел стоящих на галерее рыцарей: