Нарушенное обещание (ЛП) - Джеймс М. Р.. Страница 3

— Мне не нужно горе, чтобы согревать мою постель, — натянуто говорит Лука. — Если я захочу другую женщину, я ее получу. Если я захочу тебя, ты будешь у меня. Что касается того, что я сделал, я зашел так далеко, чтобы защитить тебя. Зачем останавливаться на достигнутом? С таким же успехом можно было бы довести дело до горького конца изначально.

Слова звучат неубедительно, даже когда он их произносит. Я знаю так же хорошо, как и он, я уверена, что это всего лишь прикрытие для настоящей правды, что он сам не понимает, почему инстинктивно защищал меня. Его ответ только подтверждает это для меня. Но я не позволю остальной части того, что он сказал, пройти так легко.

— Ты не можешь обладать мной, когда захочешь, — тихо говорю я. — То, что произошло в нашу первую брачную ночь… это больше не повторится, Лука. Сейчас для этого нет причин. Ты доказал Росси, что я твоя, — с горечью выдавливаю я, — но я не собираюсь быть игрушкой для твоего удовольствия. Этот единственный раз был последним.

— Конечно. — Лука пожимает плечами. — Это был не самый лучший трах в моей жизни, София.

Я вздрагиваю. Слова не должны жалить, мне должно быть даже все равно, но они жалят. Это просто еще одна сбивающая с толку реакция на него в длинной череде таких реакций, с тех пор как я проснулась в его постели после того, как он спас меня. Я должна быть рада, если он не получил удовольствия, счастлива, что он будет склонен не пытаться снова, не прижмет меня к дверям и не будет неистово целовать, не опрокинет меня над диванами и не подведет меня так близко к оргазму, что я буду чувствовать, что могу умереть, если… Господи, София, возьми себя в руки. Я тяжело сглатываю и чувствую, как краснеет мое лицо. При одном воспоминании у меня по коже пробегает жар, и я изо всех сил стараюсь выкинуть это из головы, забыть о смешанном удовольствии, отрицании и смущении той ночи.

— Не принимай это так близко к сердцу, — легко говорит Лука. — Ты была девственницей, и ты даже не хотела этого. Я ожидал, что ты будешь холодной рыбой.

Его слова ощущаются как кинжалы, острые и режущие, даже если они не предназначены для оскорбления. Он говорит это так небрежно, и я никогда не чувствовала себя менее похожей на жену, не говоря уже о любимой. Я чувствую себя чем-то, с чем он покончил и готов отказаться теперь, когда он выполнил свой долг. Это именно то, чего я должна хотеть, напоминаю я себе. Чем скорее у меня будет свое собственное место, и я смогу установить некоторую дистанцию между ним и мной, тем скорее я перестану чувствовать все эти ужасные, противоречивые, сбивающие с толку вещи.

— Медсестра рассказала мне о других, — быстро говорю я, меняя тему. В тот момент, когда я думаю об этом… о смерти миссис Росси, горе Катерины, я чувствую себя виноватой даже за то, что меня волнуют оскорбительные комментарии Луки. Катерина только что потеряла свою мать, и я в своих чувствах, потому что мой новый муж оскорбил мои, по общему признанию, несуществующие навыки в постели. — Я имею в виду, о Доне Росси и Джулии. Что это значит для тебя…для нас?

Лицо Луки становится очень неподвижным.

— Дон Росси в очень критическом состоянии, — тихо говорит он. — В последний раз я разговаривал с доктором непосредственно перед тем, как прийти сюда, он в сознании, но они продержат его неопределенное время. У него серьезные повреждения ног и, возможно, позвоночника, а также травма головы. Ему потребуется обширная операция, если он собирается снова ходить, и есть внутреннее повреждения, что способствовали внутреннему кровотечению. Он далек от того, чтобы выйти из затруднительного положения.

Это так несправедливо. Есть что-то немного поэтичное в том, что Дон Росси страдает на больничной койке после всего, через что он заставил меня пройти. Тем не менее, я не могу избавиться от ощущения, что это ужасная несправедливость, что он вообще жив, когда его жена мертва. Я пытаюсь представить, как он скорбит по ней, и не могу. Я вообще не могу представить себе никаких настоящих эмоций с его стороны.

— Он не в той форме, чтобы продолжать быть главой семьи в качестве дона, — продолжает Лука. — Мы зайдем повидаться с ним, прежде чем я отвезу тебя домой, и Катерина и Франко тоже будут там. Франко вступит в свою новую роль младшего босса, роль, которую я исполнял до сих пор. — Он делает глубокий вдох, его зеленые глаза встречаются с моими. — И я стану новым доном.

СОФИЯ

Я чувствую себя так, как будто из моего тела высосали все дыхание. Я подозревала что-то подобное, когда медсестра сказала, что Росси в критическом состоянии. Но я не хотела думать об этом. С Лукой во главе… я не хочу думать о том, что произойдет дальше. Если он станет жестче, безжалостнее и нетерпеливее со мной, если он будет ожидать, что я исполню ту же роль, что и Джулия, роль жены хорошего дона мафии. Я знаю, он надеялся, даже ожидал, что пройдут годы, прежде чем произойдет что-то подобное.

— Я думал, у меня будет больше времени, чтобы подготовить тебя, — тихо говорит Лука, подтверждая мои подозрения. — Я буду доном, по крайней мере, замещающим, но, скорее всего, навсегда, даже если Росси поправится. Сомнительно, что он сможет снова приступить к своим обязанностям.

Глядя на его лицо, я не могу сказать, доволен он этим или нет.

— У тебя тоже будут обязанности, — говорит он. — Хотя я не ожидаю, что ты добровольно возьмешь на себя многие из них, — добавляет он с ноткой горечи в голосе. — Но если бы ты могла хотя бы попытаться быть хорошим другом Катерине в это время, это помогло бы.

— Я уже планировала поговорить с ней, — говорю я, защищаясь. — В конце концов…

— Ты знаешь, что такое смерть родителей. Да, я хорошо осведомлен. Как и я, — напоминает мне Лука. — Мне нужно, чтобы ты меньше думала о своих проблемах со мной в ближайшие дни, София, и больше думала о нашем выживании.

— Кто это был? — Мне удается сдержать дрожь в голосе. — Ты знаешь?

— Пока не уверен. Но я бы поставил деньги на Братву. — Натянуто говорит Лука. — В конце концов, это с ними мы боремся. У Бостона нет причин беспокоить нас. Если бы это не имело отношения к Виктору и его людям, я был бы шокирован.

Я тоже немного шокирована хотя бы потому, что он был со мной впервые так откровенен с того дня, как привел меня в свой пентхаус.

— И что теперь?

— Теперь, — говорит он, вставая и разглаживая руками штанины брюк, — мы идем навестить Росси. А потом мы отправляемся домой.

Что-то сжимается у меня в животе каждый раз, когда он говорит "домой". Я прилично скрываю это, отворачиваясь, когда входит медсестра, чтобы подготовить меня к выписке. Лука принес мою сумку, и я, пробормотав “спасибо”, хватаю ее и направляюсь в ванную. Внезапно я начинаю нервничать, потому что мне предстоит вернуться с ним в пентхаус, а перед этим встретиться с Росси. Все это было каким-то ужасным, нарастающим кошмаром с тех пор, как Братва похитила меня, и я больше не могу этого выносить. Но очевидно, что все будет становиться хуже, прежде чем станет лучше.

Я выхожу несколько минут спустя в джинсах и синем топе без рукавов, мои волосы собраны в конский хвост. Мне отчаянно нужен душ, и я чувствую себя хуже, чем когда-либо за последнее время. Я почти благодарна за то, что возвращаюсь к Луке, если это означает, что я смогу вымыть голову и хорошенько выспаться в настоящей постели.

Лука ждет меня, когда я выхожу, и он берет меня за руку, не утруждая себя просьбой, крепко сжимая ее, когда мы выходим в коридор. Это не столько романтический жест, сколько собственнический, и даже когда я пытаюсь высвободить свою руку из его хватки, ясно, что у него железная хватка на мне.

— Я не собираюсь убегать, — говорю я сквозь стиснутые зубы. — Я не настолько глупа.

— Ты могла бы, — холодно говорит он. — Росси в больнице, и я скоро буду доном. Ты можешь решить, что сейчас самое подходящее время, чтобы сбежать. Но я предупреждаю тебя, я бы не хотел, чтобы тебя убили, и я, конечно, смогу поймать тебя и вернуть. Почти каждый полицейский в этом городе состоит у нас на жалованье. В этой больнице тебе тоже никто не поможет, — добавляет он, видя, как я оглядываюсь. — Наша власть в этом городе сильна, София. Ты не сможешь сбежать от меня, так же как ты не смогла бы сбежать от Росси. Разница в том, что он приказал бы тебя убить. Я просто заставлю тебя пожалеть о попытке уйти.