Ты никогда не исчезнешь - Бюсси Мишель. Страница 28
Савина не ответила, и я восприняла ее молчание как знак согласия. У нее как социального работника не могло быть другого мнения. Тем временем мы вернулись к ферме. Перед нами тенью вытянулся дом, ни в одном окне свет не горел. Савина остановилась у своей машины, открыла дверцу.
— Вы ошибаетесь, доктор. — Она явно была раздосадована. — Я много лет знаю Амандину. Я согласна с тем, что она не идеальная мать и не очень хорошая хозяйка. И даже с тем, что у нее очень своеобразные представления: есть надо только то, что сам выращиваешь, лечиться только тем, что сам собираешь, — словом, надо остерегаться всего, напоминающего о прогрессе. Но могу вас заверить, что сына она любит и опасность ему не угрожает.
Она включила фары. Чтобы прогнать затаившихся в темноте чудовищ? И прибавила:
— Знаете, Мадди, Амандина живет на пособие. Здесь нелегко найти работу без диплома и без водительских прав. Так что ремонт фермы, замена обоев, старые ржавеющие во дворе сельскохозяйственные машины — не первая ее забота. Легко поучать, когда не надо ломать голову, как прокормиться.
Я хотела возразить. Терпеть не могу, когда мне приписывают чужие умозаключения и за них же осуждают. За годы практики в моем кабинете перебывали сотни пациентов, в высших слоях общества я встречала столько же родителей, не выполняющих свои обязанности, сколько и среди простых людей.
Но Савина Ларош, будто прочитав мои мысли, меня опередила:
— Да вы и сами прекрасно знаете, доктор, что Амандину Фонтен не в чем упрекнуть. У вас… как бы это сказать… несколько предвзятое представление о ней и о том, как она воспитывает сына.
Разумеется. Как я могла бы это отрицать? Савина оказалась умнее и тоньше, чем я думала. Я попыталась поймать ее взгляд, но фары слепили меня.
— Наверное, я не очень внятно высказалась. Я никогда не говорила, что Амандина Фонтен подвергает Тома опасности и в чем-либо виновна. Просто я убеждена, что она неспособна его защитить.
— А вы способны? К этому вы клоните? — В голосе Савины теперь не слышалось ни сочувствия, ни жалости. — Мадди, не надо быть психологом, чтобы видеть вас насквозь. Так что уж позвольте мне сказать вам все как есть: десять лет назад вы пережили страшную трагедию, тяжелую травму. Как любая мать, вы отказываетесь смириться со смертью вашего ребенка, может быть даже, отказываетесь признавать свою ответственность в том, что плохо за ним следили. И потому ваш мозг старается извернуться, избавиться от груза вины. Он пытается зацепиться за что угодно, в том числе выстраивает целую историю о том, что надо спасти какого-то другого ребенка. На что вы надеетесь, Мадди? Искупить свою вину?
Мне хотелось влепить ей пощечину. Но я лишь отчеканила:
— Нет никакого груза вины. Эстебана похитили!
— Вот как? Будьте честны с самой собой! Откуда эта вера в таинственного похитителя? Разве Эстебан не мог попросту вас ослушаться? Разве вы не сказали мне, что он боялся пчел? Почему, например, он не мог убежать в панике при виде насекомого, попытаться спастись в воде?
Савина выключила фары, и все снова погрузилось в темноту. Наш разговор затягивался, и я подумала, что она не хочет посадить аккумулятор. Пчела, оса… Надо ли говорить, что я сама не раз об этом думала. Этим можно было бы объяснить, что монетка в один евро так и не нашлась — в том случае, если Эстебан не побежал купаться, а пытался укрыться в воде, даже не разувшись… и его унесла волна. Пчела всему виной? До чего же просто это допустить! Нет, я никогда, никогда не перестану слышать голос, который вопит у меня в голове: это не было несчастным случаем! Эстебана похитили. Отняли у меня!
Я сделала шаг к Савине. Услышала ее дыхание, почувствовала запах табака.
— Савина, услышьте меня! Я не сумасшедшая, даже если кто-то старается меня и других в этом убедить. Если хотите помочь Тому, тогда не обо мне собирайте сведения, а поищите ответ на такие вопросы: почему Амандина поехала отдыхать в Сен-Жан-де-Люз? Во Франции нет других пляжей? Почему на Томе были такие же шорты, как у Эстебана, хотите, покажу вам фотографии? Почему Амандина не хочет лечиться, хотя она больна и еле держится на ногах? Что она скрывает, не позволяя, чтобы ее осмотрели? И еще — сегодня вечером по радио говорили о смерти Мартена Сенфуэна, и следствие рассматривает версию отравления. Все связано одно с другим, все связано. Я в своем уме!
Казалось, Савину ошеломило то, что я на нее обрушила. Я слышала, как участилось ее дыхание, и решила закрепить свое преимущество. Нажала кнопку на брелоке ключа, и моя машина, припаркованная тридцатью метрами дальше, мигнула.
— Мне пора, — сказала я. — Меня ждут.
Ждут? Вот уж чего за Габриэлем до сих пор не замечалось. Наверное, просто оставил на столе мою остывшую лазанью.
— Меня тоже. Приятного аппетита, Мадди. И прошу вас, не приближайтесь к Тому!
— Кто мне в этом помешает? Вы? Через два дня ему исполнится десять лет. Эстебана похитили в день, когда ему исполнилось десять. Я не позволю тому, кто украл моего сына, украсть его у меня во второй раз!
25
Оставив машину под фонарем на площади, Савина взглянула на свое отражение в витрине лавки. Ее усталое лицо, седеющие волосы, темная шерстяная куртка сливались в стекле витрины с масками ведьм, пластиковыми пауками и волшебными палочками — всем тем фольклорным хламом, которым торговала Астер Патюрен.
Она никак не могла успокоиться.
Кто мне в этом помешает?
Слова Мадди эхом продолжали звучать у нее в голове.
«Я, — подумала Савина. — Я помешаю».
И резко нажала на кнопку звонка у двери.
— Это Савина, извините, что поздно.
— Ничего страшного, входи, открываем.
В большой мансарде над лавкой сидели за столом Астер и Нектер.
— Садись.
Тарелка и бокал уже ждали ее. Савина привыкла к очаровательному гостеприимству Патюренов. Астер и Нектер вечно стряпали, принимали гостей и занимали их беседой, забавно споря между собой. Их несхожие характеры, отлично друг друга дополняя, прочно их связывали и служили неистощимым поводом для шуток. Недоставало только семьи, детей и внуков, которые заполнили бы их старость. Любовь у них была — не приправленная желанием, но все же любовь.
— Мы оставили тебе рубец.
Рубец? Савина за то время, что жила в Оверни, ко многому привыкла, но только не к телячьим кишкам, плавающим в морковной подливке.
— Как себя чувствует Том? — спросила Астер.
Савина мысленно ее поблагодарила — появился предлог потянуть с едой. И она подробно рассказала о бегстве мальчика через луг, о его падении с высоты в воду, а потом успокоила, сообщив, что он вне опасности.
Астер вздохнула с облегчением.
Савина знала, что она очень привязана к Тому. До того как открыть лавку, Астер занималась всем понемногу, была и воспитательницей, и аниматором в досуговом центре, и няней — словом, бралась за все работы, связанные с детьми и оставлявшие время для ее истинной страсти. Сказочница! Астер-колдунья! Ее знали все дети от Орсиваля до Ла-Бурбуль. Астер с ее кукольным театром. Астер и невероятные приключения Галипот в стране вулканов. Теперь с этим покончено… Ее, как всех фей и ведьм, домовых и гномов, вытеснили мониторы компьютеров.
— Ешь, пока не остыло, — посоветовал Нектер.
Савина старалась не морщиться, но Астер читала по выражению лица не хуже, чем по линиям руки.
— Отстань от нее, ты же видишь, она не хочет есть. Налей ей лучше вина. Что-то не так, дорогая моя?
Поколебавшись, Савина решила выложить все. С кем же ей еще поделиться, если не с Астер и Нектером? И она не торопясь, почти дословно повторила свой ночной разговор с Мадди Либери. В завершение сказала:
— Мадди Либери — хороший врач, в этом сомнений нет. Это сильная, независимая женщина, и голова на плечах у нее имеется. Вот потому-то одна вещь меня и смущает. Я могу понять, что она и за десять лет не оправилась после смерти сына. Но почему она крутится около другого мальчика? Неужели она вообразила, будто это ее сын? И до такой степени убедила себя в этом, что готова наделать непоправимых глупостей…