Черно-белая война - Ковальчук Игорь. Страница 18
Он то и дело морщился, разглядывая обстановку или интерьер, но на самом деле запоминал расположение комнат, лестниц и зал и старался обратить внимание на любую мелочь, которая могла бы иметь для него значения. В библиотеке он осмотрел все бумаги, лежавшие на письменном столе, прочел письма. Конечно, чужие бумаги читать вроде как считается недостойным, но Руина заботила судьба сестры, и ради нее он считал незазорным поступить так.
Он вынул из конверта и пробежал глазами письмо. Оно было адресовано Рикардо, подписано неким Байремом. Очень кратко, буквально в нескольких строчках, выражалось одобрение молодому магу и его другу, что они так хорошо и добротно составили схемы, расчеты и изготовили опытные образцы отличных, прекрасно действующих блоков с дополнительными свойствами. Далее им поручалось составить схемы приспособлений для выделения и обработки белой магической энергии, а также накопительных кристаллов. В конце следовало напоминание, что старательные маги получили достойную награду за предыдущие усилия (награду в виде права внеочередно выбрать себе двух пленников), и намек, что за успешную, выполненную в кратчайшие сроки работу последует столь же щедрая и достойная награда.
Руин аккуратно свернул письмо и вложил его обратно в конверт. Задумчиво положил на стопку бумаг.
– Ну-ну, Алзара, – произнес он едва слышно. – Ну-ну...
Глава 4
Мэлокайн пришел в себя лишь тогда, когда его от души хлестнули рукой по лицу. Он вздрогнул всем телом, открыл глаза и снова зажмурился – свет ударил по глазам. Его затрясло с такой силой, что застучали зубы. Казалось, будто в лицо направили лампу в тысячу свечей, хотя такое было бы невозможно – он почувствовал бы это до того, как открыл глаза. Лампа в тысячу свечей обжигает лицо.
Он не понимал, где находится, не понимал, что с ним происходит. С огромным трудом Мэл сосредоточился, попытался сообразил, где он сейчас – в Ордене Серых братьев или уже нет, – но тут получил вторую пощечину. Мортимер помотал головой. Сознание медленно прояснялось, туман рассеивался, но видеть он пока еще не начал. Впереди замаячили смутные тени, ему показалось, что кто-то снова замахивается на него, попытался отдернуть голову, но не смог и невольно застонал.
– Что с ним? – прозвучал издалека незнакомый голос.
– Сейчас придет в себя, – ответил другой. Голос уплыл, потом вновь приплыл. – Сейчас, подожди.
– Да что такое?
– Сильное заклинание. Могу сделать инъекцию адреналина.
– Незачем. Вырвется.
– Как он вырвется? Запеленут, словно младенец.
Мэлокайн дернулся и тут же убедился, что сказана была святая истина. Он знал толк в путах и, пошевелившись, почувствовал – руки скручены за спиной, локти притянуты друг к другу, а потом – к телу, ноги спутаны накрепко от лодыжек до колен. В таком состоянии он мог разве что извиваться, будто червяк, и то не слишком – веревки врезались в тело. А потом, когда ощущения стали еще более четкими, Мэл понял – связан он не только веревками. Запястья его были опутаны эластиком – полосой материала, который не докучал коже, не врезался, но зато и выпутаться из него было невозможно, а уж порвать – вовсе немыслимо.
Он открыл глаза и обнаружил, что видит. Его ничто не слепило, лишь на столике возле кровати вполсилы светила лампа, да в окно заглядывал кусочек синего неба. Комната оказалась большая, с тремя высокими окнами, забранными ажурным стальным плетением, которое и решеткой-то не назвать, с роскошными темными портьерами, красиво драпирующими раму. Стены отделаны деревянными панелями, всюду изящная мебель, сам Мэл лежал на мягком диванчике, который был бы удобным, если бы не скрученные руки. На столике рядом с диваном стоял серебряный кубок, от которого приятно пахло хорошим вином.
Над Мэлом склонился огромный мужчина в белом халате, который смотрелся на нем, как передничек на медведе-гризли. Из широких рукавов мускулистые руки выглядывали чуть ли не по локоть, да и ростом он был никак не меньше Мэлокайна. Мужчина в халате бесцеремонно приподнял ликвидатору веко, уверенно надавив, послушал его пульс – в этом жесте чувствовалась выучка врача. «Интересно, к чему медику такая сила? – вяло подумал Мэл. – Мощно вгонять в пациента шприц?»
– Все в порядке, – отметил врач.
– Оставьте нас, – прозвучал бесстрастный женский голос.
Врач коротко кивнул и, еще раз покосившись на пленника, направился к двери. На пороге он обернулся еще разок.
– Сударыня, если вы слишком долго будете держать пленника в путах, он может...
– Я и сама прекрасно знаю это, – последовало в ответ.
Мэлокайн потряс головой и прояснившимся взглядом окинул женщину. Она была стройна, даже, пожалуй, чересчур стройна на его вкус. Он предпочитал женщин фигуристых, которые даже небрежным покроем одежды не могли скрыть ни полной груди, ни широких бедер. У этой же груди, казалось, не было вовсе, а бедра были узки, как у мальчика. И оделась она по-мальчишески. Только длинные завитки волос, выбивающиеся из плотного узла на затылке, однозначно подсказывали, что перед ликвидатором существо женского пола.
Она смотрела на пленника холодно, с легким оттенком отвращения.
– Мэлокайн Мортимер, ликвидатор?
– Кому как не вам, мадам Блюстительница Закона, знать о том, кто я такой, – ответил молодой человек с легкой улыбкой, вспыхивающей в глазах, но не касающейся губ.
Девушка покосилась вниз, на свое запястье, которое обхватывал тонкий браслет, выполненный в виде змейки. Казалось, будто змейка выточена из цельного камня, зеленоватого с золотыми искрами, хотя на самом деле это было не так. Подобные браслеты носили все представители клана Блюстителей Закона как знак своего положения и одновременно оружие. Каждая такая змейка являлась сильнейшим артефактом, она оживала в случае, если ее хозяину грозила опасность или по его приказу и жалила врага. Причем яд ее мог подействовать как сильнейшее снотворное или как парализующее снадобье либо принести мгновенную смерть, и противоядия этому яду не существовало. Никакая магия не могла справиться со змейкой Блюстителя Закона.
– Вы очень наблюдательны, – с досадой сказала она.
– Что вам не нравится?
– Не хами, Мортимер, – прозвучало это очень холодно и с угрозой. Мэл попытался приподняться.
– Не вижу, что обидного вы могли найти в моих словах. И кстати, вы-то знаете мое имя, а я – нет.
Было видно, что девушка делает над собой усилие.
– Тайарна Эмит.
– Очень приятно.
– Я, к сожалению, не могу сказать вам того же.
– Тогда, мадам, рассейте мое недоумение – зачем же в таком случае было так настойчиво приглашать меня в гости?
– А вы считаете, что находитесь в гостях?
– Хм. – Мэл пошевелил плечами. Мышцы напряглись, натянулись веревки, и показалось, что они вот-вот лопнут. Тайарна даже привстала в испуге, но беспокойство оказалось безосновательным – путы выдержали. – Да уж. На хорошее гостеприимство нисколько не похоже. Но Блюстители Закона, кажется, не предъявляли мне ордера на арест.
– Совершенно верно. Потому что, сударь, пока вы не арестованы. Но, возможно, ордер вскоре будет выписан.
– За какое же преступление, сударыня? В чем именно меня хотят обвинить? И что же это за странная вина, которая уже есть на примете, но обвинить в ней еще нельзя? В устах представительницы клана Блюстителей Закона это звучит очень странно.
Тайарна Эмит мучительно покраснела. У нее были глаза совершенно честного человека, искреннее лицо, и Мэлокайн сразу понял, эта девушка – из тех Блюстителей Закона, которые не притворяются и не кривят душой, они и в самом деле верят в то, что строго следуют закону, не допускают никаких отступлений от кодекса и не умеют лгать. Своим смущением она признавала правоту пленника вернее, чем кивком головы. И тем более странным ему показалось его положение. Вот уж, в самом деле, похищение человека – это преступление. Чтоб законники совершали преступления и прекрасно понимали, что они делают, но упорствовали? Где это видано?