Частный детектив Выпуск 3 - Квентин Патрик. Страница 16

— Не может быть! — воскликнул Дэн и вытаращил глаза. Он был совершенно растерян.

— Боже мой! — удивился ван Хурен. — А я и не знал, что у Нериссы есть племянник.

— Ну, честно говоря, она не видела меня с шести лет, — объяснил Дэн, — я встретился с ней этим летом, когда приехал из Штатов в Англию.

Ван Хурен сказал, что он всего два раза в жизни встречался с мужем Нериссы, а его брата, то есть отца Дэна, совсем не знал. Дэн, в свою очередь, объяснил, что не был знаком с Порцией.

— Вот так совпадение, — радовался Дэн, — просто не верится!

После окончания заезда к нам присоединились Виви, Салли и Джонатан. Они что–то оживленно обсуждали, смеясь и жестикулируя.

— Получается, что вы наш двоюродный брат, с восторгом заявила Салли. — Это просто замечательно!

Даже Джонатан немного повеселел, познакомившись с симпатичным новым родственником. Дэн казался мне странно взрослым для своего возраста и уж, по крайней мере, гораздо более серьезным, чем Салли и Джонатан.

— Какой симпатичный юноша, — заметила Виви.

— Нерисса очень любит его, — сказал я.

— Надо будет пригласить его к нам, Квентин… Посмотри, кто там стоит! Это же Дженет Френкенлотс! Я ее сто лет не видела! Извините, Линк, я на минутку, — шляпа Виви полетела навстречу приятельнице.

Ван Хурен, к сожалению, сказал правду. Я бы солгал, если бы сказал, что шеф отдела проката подошел к нам так же просто и естественно, как Дэн: он, будто краб, описал полукруг и, путаясь в собственных ногах, наконец, оказался рядом с нами.

— Ах, это мистер… Линк, я очень рад… э–э… Мистер ван Хурен?.. Весьма польщен…

Он подал руку ван Хурену, и тот, продемонстрировав недюжинную выдержку, не вытер после этого свою о брюки.

— Так вот… Линк… собственно, я несколько раз пытался, но не поймал… и решил, что может быть, здесь… то есть, что застану вас.

Я слушал его, теряя терпение.

— Значит, мы устроили… то есть наша фирма… раз уж вы согласились на пресс–конференцию… понимаете, мы хотели бы, чтобы вы… как бы сказать… на следующей неделе состоится конкурс красоты… Мисс Иоганнесбург, в среду… а в четверг вас приглашают на встречу в женский клуб, а в пятницу будет благотворительный прием, его устраивает организация, которая ведет премьеру вашего фильма… собачьи консервы… в рамках рекламной компании…

— Отпадает, — ответил я коротко. «Держись, старина, — думал я, — не давай себе воли».

— Видите ли, — сказал Уэнкинс, обманутый моей сдержанной реакцией, — мы думаем… то есть «Уорлдис»… мы надеемся, что вы согласитесь…

— Правда? — я с трудом держал себя в руках. — Как вы думаете, почему я не согласился, чтобы «Уорлдис» платила за мое пребывание здесь?

Уэнкинс помрачнел. Фирма давила на него с одной стороны, а я с другой. Он в самом деле был несчастен. На лбу его выступили капли пота.

— Я понимаю, но, — он растерялся не на шутку, — видите ли… все они… эти организации… они согласны оплатить.

Я сосчитал до пяти. Когда мне показалось, что голос меня слушается, я сказал:

— Мистер Уэнкинс, будьте любезны передать руководству «Уорлдис», что я не могу. Я буду присутствовать на премьере и на небольшом приеме до или после нее. Как мы договаривались, так оно и будет.

— Да, но… мы обещали этим людям, они рассчитывают…

— Мой агент предупреждал вас.

— Но наша фирма…

«Чтоб она провалилась, ваша фирма!» — подумал я, а вслух сказал:

— Одним словом, я отказываюсь.

— Но, извините, они будут бойкотировать ваши фильмы, если вы откажете… ведь мы… э–э… взяли на себя обязательства…

— Вы должны признать, что сделали это без моего согласия.

— «Уорлдис»… дирекция будет огорчена…

— Разумеется, но в основном тем, что это повлияет на прибыль. Вы сами виноваты. Если вы думаете, что ангажировали меня, то ошибаетесь.

Клиффорд Уэнкинс смотрел на меня со скорбью, ван Хурен с интересом, а я сознавал, что сорвался. Мне стало жаль Уэнкинса, и это помогло собраться.

— Скажите дирекции, что я все равно на всю следующую неделю уезжаю из Иоганнесбурга. Можете добавить, что будь я предупрежден заранее, я, может быть, согласился бы.

Уэнкинс сглотнул слюну.

— Мне приказали уговорить вас…

— Мистер Уэнкинс, даже ради вас я не могу этого сделать, меня здесь не будет.

Он смотрел на меня глазами побитой собаки.

Ван Хурен глядел на меня с любопытством.

— Почему вы ему отказали? — спросил он.

Я усмехнулся. Злость, которую вызывал Уэнкинс, была как аллергия. Исчез он, ушла и злость.

— Принципиально не участвую в конкурсах красоты, благотворительных обедах, премьерах… Это не мой стиль.

— Понимаю. Но почему?

— Потому что у меня не хватает на это ни сил, ни терпения.

— А мне показалось, что вы умеете владеть собой.

Я вновь улыбнулся и покачал головой. Мне не хотелось выглядеть капризным, поэтому я не стал говорить, что публичные выступления меня убивают, что я чувствую себя раздавленным, уничтоженным, лишенным индивидуальности, а тосты в мою честь вызывают во мне острое чувство стыда. Единственный знак признания, который мне нравится, — это аншлаг в кассе кинотеатра, где идет мой фильм.

— А куда вы собираетесь на будущей неделе? — спросил он.

— В дебри Африки, — ответил я и рассмеялся.

Мы пошли взглянуть на лошадей перед заездом.

Я узнал одну из кобыл Нериссы; Лебона шла под восьмым номером.

— Выглядит неплохо, — заметил ван Хурен.

— Да, — согласился я, — три четверти дистанции пробежит отлично, а потом вдруг устанет, начнет отставать и придет к финишу мокрой, обессиленной и задыхающейся.

— Откуда вы знаете? — удивился ван Хурен.

— Догадываюсь. В среду именно так бежал Ченк.

— И это происходит со всеми лошадьми Нериссы?

— Судя по отчетам, да.

— Ну и что бы вы посоветовали Нериссе?

Я пожал плечами.

Пока еще не знаю… Наверное, сменить тренера.

Мы вернулись на трибуну, а Лебона пробежала так, как я предсказывал. Так как ван Хурен и я неплохо чувствовали себя в обществе друг друга, мы отправились туда, где стояли столики, и заказали прохладительное.

Это был первый теплый день после моего приезда, посетители снимали пиджаки.

В ответ на мое замечание о погоде ван Хурен вздохнул.

— Мне больше нравится зима, — сказал он. — Здесь тогда прохладно, сухо и солнечно. Летом чересчур влажно и жарко.

— Мне казалось, что Южная Африка — страна почти тропическая.

— Так оно и есть. На побережье всегда жара, даже в это время года.

На наш столик упала тень. Я поднял голову.

Эти двое были мне очень хорошо знакомы: Конрад и Эван Пентлоу.

Я представил их ван Хурену и принес стулья. Конрад, как всегда, был настроен поговорить, но Эван опередил его.

— Теперь ты уже не сможешь показаться на премьере «Человека в автомобиле», — пустился он с места в карьер.

— Не много ли на себя берешь? — спросил я в шутку, — это ведь не только твоя картина.

— Моя фамилия стоит первой, — отрезал он, — перед названием.

— До моей?

Я знал стиль подачи титров в фильмах Пентлоу. Сначала большими буквами его фамилия, потом название картины, а уже потом — фамилии актеров, причем такими мелкими буквами, что прочитать невозможно. Чистый разбой.

— До фамилии первого режиссера, — ответил Эван.

Это было только справедливо, Эван снял треть материала, но фильм сделал он.

Ван Хурен следил за нашей стычкой с интересом.

— Все именно так, как я слышал, — констатировал он, — очередность в титрах для вас главное.

— По титрам видно, — улыбнулся я, — кто на ком едет.

Эвана не хватило на то, чтобы рассмеяться. Он без перехода стал говорить о своей новой картине.

Это аллегория. Каждой сцене с людьми соответствует сцена из жизни слонов. Сценарист настаивает, что положительными героями должны быть слоны, но из научных работ я узнал поразительные вещи об этих милых животных. Вы знаете, что это самые опасные для человека африканские животные? В Парке Крюгера, где охота на них запрещена, они размножились невероятно. Их становится больше на тысячи голов в год, так что через десять лет в заповеднике не останется места, и деревьев не останется, потому что слоны их уничтожат.