Вспоминая голубую Землю (ЛП) - Рейнольдс Аластер. Страница 89

- Что я должен сделать?

Она отправила текст в воздух. - Просто прочти эти слова, и мы готовы двигаться.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

За ночь они много раз пересекали сложную систему разломов и рифтов в долине Маринерис. Когда они пролетали над невероятно высокими и узкими мостами - едва достаточными по ширине для единственной сверкающей монорельсовой дороги поезда, что создавало сбивающую с толку иллюзию, что они летят над этими огромными пропастями, - Санди высматривала свидетельства встроенных в стены каньонов зданий, которые она видела из комнаты Холройда. Окно, медсестра, мужчина с зелеными шипами в хирургической ванне. Но она вообще не видела никаких признаков человеческого жилья, ни единого огонька, трубопровода или дороги за все эти пустые часы. Долина Маринерис была достаточно широка, чтобы охватить Африку от Тихого океана до Индийского: на такой территории можно было потерять целые страны, не говоря уже о зданиях и окнах.

Она напоминала себе об этом снова и снова, но ее мозг просто не был приспособлен для восприятия пейзажа в марсианских масштабах.

Она не могла заснуть после новостей с Земли. Перезвонил Джеффри, и новости оказались ничуть не лучше, чем она ожидала, а именно, что Мемфис был мертв так долго, что не было никакой надежды на выздоровление. У нее не было причин сомневаться в правдивости этого. Единственное, на что семья не скупилась, - это на медицинские знания, а врачи в Момбасе были не хуже, чем где бы то ни было.

Итак, Мемфиса не стало: целая нить была вырвана из ее жизни без предупреждения, золотая нить, тянущаяся прямо к ее детству. Она не могла смириться с этим, не прямо сейчас. Она не нуждалась в утешении, потому что еще не испытывала ничего, что можно было бы назвать горем. Вместо этого был своеобразный вакуум, похожий на отсутствие других эмоций. Это было так, как если бы ее разум начал обустраивать душевную комнату, освобождая себя от мебели, в которой он больше не нуждался. В течение нескольких месяцев или лет должно было появиться что-то еще. Санди задавалась вопросом, каково будет чувствовать себя в горе, когда оно придет.

Джитендра вернулся в купе, выглядя более бодрым и отдохнувшим, чем, по ее мнению, он имел на это право. Он уходил перехватить себе что-нибудь на завтрак, а Санди извинилась за отсутствие аппетита и надеялась, что он не возражает поесть в одиночестве. Он доедал завернутый в бумагу круассан.

- Мы почти в Вишняке, - сказал он, проводя рукой по свежевыбритому подбородку, чтобы стряхнуть крошки. Он выглядел по-другому, и ей потребовалось мгновение, чтобы уловить перемену. Обычно он брил голову, чтобы мог эффективно работать с транскраниальным стимулятором, но теперь его волосы начали отрастать снова. - Я предполагаю, что нас будет ждать поездка, - продолжал он, набивая рот. - Уверена, что хочешь пройти через это? Еще не слишком поздно все это отменить.

- Это отвлечет меня от всего, - сказала она.

- Если это произойдет, может быть, это вобьет немного здравого смысла в твоих кузенов. - Он предложил ей оставшуюся половину круассана. Она покачала головой. - Ты уверена? Надо поесть.

- Я в порядке, - сказала она.

Но она чувствовала себя неважно. Она чувствовала тошноту и головокружение, была не совсем в своем теле, как будто находилась где-то в другом месте с рушащейся чинг-связью. Это было не просто известие о смерти Мемфиса, хотя и это было важной частью случившегося. Она чувствовала себя дезориентированной с тех пор, как Сойя связалась с ней в Кроммелине.

Сойя из-за зеркального забрала с лицом, которое было похоже на ее собственное.

Вот и все, чем это было - эхом. Позже Санди воспроизвела снимок сетчатки, и, хотя лицо Сойи было очень похоже на лицо Санди, это не было точным сходством - хотя в тот момент, из-за искажения промежуточных слоев стекла, она могла простить себя за то, что думала иначе. Но семейное сходство? Несомненно.

Что порождало больше вопросов, чем давало ответов.

Ей показалось, что она не узнала это имя, но на самом деле это была ошибка ее собственной памяти. Прежде всего, мать Юнис звали Сойя. Но эта конкретная Сойя была мертва уже более ста лет, и, что не менее важно, она никогда не покидала Землю. Родившаяся во второй половине двадцатого века, она, по меркам своего возраста, прожила долгую и блаженно счастливую жизнь. Но она прожила недостаточно долго, чтобы увидеть нечто большее, чем первый расцвет достижений своей дочери. В любом случае, изображения Сойи Экинья не соответствовали лицу, которое видела Санди, даже по тем нескольким зернистым кадрам, на которых была запечатлена Сойя в молодости. Гены Экинья присутствовали у обеих женщин, но проявились они совершенно по-разному.

Как легко было бы с расширением провести трассировку, если бы она не была одета в этот туристический костюм. Но, очевидно, в этом и был смысл: не просто скрыть их разговор, но и раскрыть как можно меньше об истинной личности Сойи.

Все это было соответствующим образом дестабилизирующим, но что выбило Санди из колеи не меньше, чем вид ее собственного лица, так это предупреждение Сойи. Не то чтобы Санди когда-либо предполагала, что Панам можно доверять безоговорочно - она была бы наивна, если бы не думала иначе, - но, учитывая тот факт, что у нее не было другого выбора, кроме как доверять им, что именно она должна была делать с этой информацией?

И вообще, откуда Сойя узнала о Панах, Санди и присутствии Юнис?

Нехорошо было чувствовать себя винтиком в машине, даже добровольным и покорным винтиком. К кому она могла теперь обратиться? Санди задумалась. К Джитендре за любовь и привязанность - все, что она могла пожелать в партнере. Но Джитендра не мог помочь ей принимать решения, которые ей сейчас навязывали. Ее брат? В мгновение ока. Но Джеффри был на другой планете, и все ее сообщения с ним проходили через Панов...

Оставалась Юнис, художественный проект, который она сама собрала и в который вдохнула жизнь. Лоскутная вещица, коллаж, заводная кукла. Юнис могла бы служить удобным, легко запрашиваемым хранилищем знаний обо всем мире, относящемся к ее покойной тезке, и у нее могло бы быть в запасе несколько трюков с вынюхиванием данных, но идея о том, что Санди может обратиться к конструкту за советом, за мудростью, за помощью во время кризиса...

Это было нелепо.

Я Санди Экинья, - подумала она. - Мне тридцать пять лет. Я в хорошей форме. Я не самая уродливая женщина, когда-либо рождавшаяся на свет. Если не произойдет несчастных случаев, я, вероятно, проживу еще как минимум сто двадцать лет. Я талантливая, хотя и малоизвестная художница, живу на Луне и в настоящее время гуляю по Марсу со своим парнем, у меня есть счет на расходы, за который некоторые люди убили бы, если бы убийство все еще было возможно.

Так почему же мне не весело?

Железнодорожная станция Вишняк была намного меньше, чем в Кроммелине, и меньше, чем на многих промежуточных остановках, которые они делали по пути. В ней было повышенное давление - поезд, ныряя под землю, прошел через герметичный люк, - но воздух был прохладным, и ей почему-то показалось, что в легких стало разреженнее. Несомненно, это была иллюзия, вызванная как ее психическим состоянием, так и знанием того, что они набрали значительную высоту. Несколько десятков пассажиров вышли из поезда, и не потребовалось много времени, чтобы убедиться, что голема среди них нет. Санди с опаской ждала, пока поезд не отъехал от станции, набирая скорость так быстро, что она почувствовала, как вслед за ним втягивается воздух. Потом он исчез, а голема по-прежнему не было.

Для перемещения между административными секторами Марса не существовало никаких таможенных или иммиграционных формальностей, поэтому они быстро миновали станцию и оказались в убогом блеске общественного вестибюля Вишняк. Это выглядело как место, которое было свежим и современным около тридцати лет назад, но с тех пор пришло в упадок. Санди нашла кафе, где они должны были встретиться с Грибелином; оно было втиснуто между цветочным магазином и закрытым маникюрным салоном.