Всадник. Легенда Сонной Лощины - Генри Кристина. Страница 39

От побоев и качки кружилась голова, от духоты и запаха грязной мешковины тошнило. Я закашлялась, чувствуя, как подкатывает к горлу кислый комок, и тут же представила, как это будет ужасно, если меня вырвет в тот момент, когда на мне мешок.

В панике я замотала головой из стороны в сторону, лихорадочно пытаясь сбросить тряпку. Животом я ударялась о плечо Смита при каждом его шаге.

Он остановился, дернул плечом, слегка переместив меня, и прорычал:

– Хватит. Уймись.

Собрав все силы, я двинула его коленом в грудь. Сил у меня в данный момент было не слишком много, но мужчина все-таки крякнул и ослабил хватку. Я неуклюже скатилась с его плеча и рухнула на землю.

Вцепившись в грубую ткань, я сдернула с головы мешок – как раз вовремя, чтобы увидеть летящий мне в лицо кулак Дидерика Смита. Из разбитого носа хлынула кровь, и я скорчилась в агонии. Удар взрослого, охваченного яростью мужика – это совсем не то, что тычки маленьких острых кулачков слабосильных деревенских мальчишек. Казалось, что мне на голову рухнул огромный валун – или что меня лягнула лошадь.

На глаза навернулись слезы, и они разозлили меня, разозлили так, что мне захотелось дать сдачи. Сейчас не время плакать, подумала я. Плачут слабые, мягкотелые. А я должна выжить, должна вернуться к Катрине и Брому.

Пальцы мои шарили по земле, разыскивая хоть что-нибудь, чем можно было бы защититься от нависшего надо мной монстра, кулак которого, вновь опустившись на мое лицо, размозжил скулу, и я закричала, или попыталась закричать, но боль была сокрушительной, и с губ моих сорвался только жалкий писк.

Жаркий стыд окатил меня. Смит перемалывал меня в ничто, расплющивал всю мою гордость – гордость силой, гордость ловкостью, гордость тем, что я ван Брунт и поэтому непобедима.

Кулак поднялся снова. Глаза мужчины полыхали голубым безумием на фоне желтизны нависшего над нами полога осенних листьев. На губах Смита пенилась слюна.

«Он хочет забить меня до смерти, – отрешенно подумала я. – Что бы он ни собирался сделать сперва, сейчас он забыл о своих планах. Сейчас он думает только о Юстусе, ведь он вбил (о господи, вбил!) себе в голову, что его сын погиб из-за меня».

Сквозь листву пробивались солнечные лучи. Я улыбнулась. Я была рада, что вижу солнце, пускай и под конец жизни.

Простите меня, ома, опа.

Пальцы мои сомкнулись вокруг камня. Нет, то был не камень. То было чудо.

Я ударила Дидерика Смита булыжником в висок прежде, чем поняла, что делаю. Тело мое продолжало бороться без меня.

Смит рухнул на бок, и я только сейчас осознала, что задержала дыхание. Воздух вырвался из меня, и я, ощутив прилив исступленной энергии, приподнялась и врезала камнем, который все еще сжимала в кулаке, по лицу Смита.

Он издал какой-то сдавленный звук и взмахнул руками, пытаясь схватить меня, но я ударила снова.

Потом я кое-как взгромоздилась на кузнеца, упираясь коленями в его грудь, не давая дышать. Ситуация выглядела смутно знакомой, и я поняла, что всего несколько дней назад проделала то же самое с его сыном. Но сейчас речь шла не об унижении задиры. На кону стояла моя жизнь. Моя – или его.

Я снова обрушила камень на голову Дидерика Смита. И снова. И снова. Била, пока не осознала, что он больше не шевелится. Я посмотрела на камень в руке. Он весь был залит скользкой красной жижей. Как и моя кожа. Лицо Дидерика Смита превратилось в багровое месиво мяса и крови. Мужчина лежал совершенно неподвижно.

В ужасе я уронила камень и, задыхаясь, сползла с тела. Неужели я убила его, заметалось в голове.

Но я не хотела.

Что будет, если он мертв?

Я не хотела.

Сэм Беккер арестует меня? Меня будут судить за убийство?

(Но я не хотела не хотела я только защищалась он собирался убить меня это правда правда вы не видели его лица он собирался меня убить.)

Да, он собирался меня убить, или скормить лесному чудовищу, или бить до тех пор, пока я не смогу больше шевелиться, как и он сейчас. (он не шевелится о господи что я натворила)

Нужно было посмотреть, может, он еще дышит. Я потянулась к Смиту, потом отдернула руку. Нет, нужно было убираться отсюда, вот что мне было нужно. Следовало бежать, бежать, пока кто-нибудь не застукал меня на месте преступления.

(но это не преступление, ты всего лишь защищалась, не дала ему убить себя)

Никто в это не поверит. Люди скажут, это с тобой что-то не так. Что ты ненормальная. И все поверят, потому что тебя и так уже считают ненормальной, ведь ты девочка, которая хочет быть мальчиком.

Они скажут, что ты ведьма. Скажут, что ты убила Дидерика, точно так же, как убила его сына Юстуса.

(Но Катрина видела, Катрина видела, как он схватил и унес меня.)

Все станут перешептываться, мол, ван Тассели и ван Брунты опять задрали носы, мол, они думают, будто могут творить что угодно, и их внучка такая же, да еще и бесстыжая ведьма.

– Нет, я не такая, – выдохнула я, но рядом не было никого, кто бы меня успокоил, никого, кто сказал бы мне что-то иное, и я испугалась.

Испугалась, хотя не должна была бояться. Ван Брунты ничего не страшились. А я – я была всего лишь разочарованием Брома, всего лишь маленьким испуганным ребенком, которого взяли и забрали, хотя ему полагалось быть большим храбрым парнем, как Бендикс, как первый Бен Брома.

Я смутно осознавала, что потихоньку отползаю от тела Дидерика Смита.

(Может он не умер может тебе следует остановиться и посмотреть и убедиться а потом может нужно побежать за помощью нет нет если бежать то только бежать отсюда прочь ПРОЧЬ пока тебя не нашли не назвали убийцей убийца вот кто ты ты убийца убийца.)

Я не могла бежать, хотя и хотела, не могла заставить свое тело двигаться так быстро. Правый глаз заплыл, левый заливало по`том. Я едва видела, едва осознавала, куда направляюсь, знала только, что мне необходимо уйти отсюда.

Бром, подумала я. Мне нужен Бром. Бром все исправит. Бром может исправить все.

Нет, не может. Он не может заставить мертвое тело исчезнуть. Этого не может никто, кроме лесного монстра, того, который плавит плоть и кости, того, который охотится на мальчишек в лесу, а ты все еще не знаешь почему. С самого начала ты только и делала, что ходила кругами, путалась под ногами, ничего не добилась. Ты никому не нужна. Даже Бром не захотел, чтобы ты поехала с ним сегодня.

(но если бы он взял меня ничего бы этого не случилось так кто же виноват кто?)

Брому не нужно маленькое бледное подобие Бендикса. Ему нужен настоящий Бен, а тебе никогда им не быть, ты недостаточно хороша.

Я стиснула руками голову и замотала ею из стороны в сторону, как будто так можно было избавиться от отравленных мыслей, засевших в мозгу. Откуда они взялись? Конечно, Бром так не думал. Конечно, я была нужна Брому. Он любил меня такой, какая я есть, пускай я и не была Бендиксом.

(Любит ли?)

– Любит, – сказала я птицам, вспорхнувшим на высокие ветки.

– Любит, – сказала бурундукам с набитыми желудями щеками, шарахнувшимся от меня.

Я брела, брела почти вслепую, совершенно не представляя, в какую сторону двигаюсь. Все деревья казались одинаковыми, деревья, которые я так хорошо знала, деревья, растущие в лесу, который я любила и в котором играла с самого раннего детства.

Дидерик Смит…

(Труп Дидерика Смита ты хочешь сказать даже не думай что он быть может не умер.)

…остался где-то позади, а может, и в стороне от меня. Но шла я не туда, это точно. Ферма располагалась не в той стороне. Если продолжать шагать так, то окажешься в той части леса, где детям быть не положено.

Вот почему Уильям де Клерк заблудился, поняла я. Он сбился с пути и забыл о хлебных крошках. А надо ли мне вообще идти дальше? У меня тоже нет хлебных крошек. Может, мне лучше просто сесть и подождать, когда кто-нибудь найдет меня, дождаться Брома, или Всадника, или даже лесного монстра, дождаться кого-нибудь, кто поможет мне, или отругает меня, или изменит мою судьбу.