Гильотина в подарок - Ковалев Анатолий Евгеньевич. Страница 20
Увиденное говорило о многом, но выводы он оставил на потом.
– Делаешь успехи, Чехонте! – пожал ему руку Еремин, выходя из машины. – Не ожидал от тебя такой прыти.
– Вам, молодой человек, не романы писать, а заняться бы сыском, – проскрипел комплимент Елизарыч. – Серьезное все-таки дело.
Такие фанатики, как Иван Елизарович, серьезным делом считают только свою работу.
Престарелый для начала смерил покойнице температуру и выдал ошеломительную новость:
– Она задушена два часа назад.
– Не может быть! – возразил Полежаев. – Я уже два часа нахожусь здесь!
– Значит, перед самым вашим приходом, – со всей присущей ему строгостью осадил начинающего детектива Елизарыч.
– Не спорь с Родителем! – подмигнул Еремин.
– Девица особо не сопротивлялась, – продолжал эксперт, – не ожидала нападения. Значит, убийца был ей хорошо знаком. И даже слишком хорошо, раз она ходила при нем в таком виде.
То, что он едва не столкнулся с убийцей, произвело на Антона сильное впечатление.
– Вспомни, кто тебе встретился по дороге.
– Мужчин вроде не было, – напряг память Антон.
– На лифте поднимался?
– Ну да…
– Вот тебе и разгадка. Мокрушники редко пользуются лифтом при отходе.
– Я тоже обратно спускался по лестнице. Но зачем он бросил ключи в почтовый ящик?
Еремин развел руками.
– Сие нам пока недоступно. Заметь, что квартира Шведенко тоже была заперта на ключ. Но журналист оказал сопротивление. Там убийца был незваным гостем. Зачем он открыл ему дверь?
– А если открыла сообщница? – Полежаев кивнул на мертвую девушку.
– С чего ты взял?
– Разве не понятно? Шведенко идет с ней в кино. Затем приводит к себе домой. Она оставила улику – газету на французском. Пьют вино. Возможно, занимаются любовью. Почему нет? Девушка, как видишь, не строгих правил. Незаметно для журналиста она открывает входную дверь. И проникший в дом убийца набрасывается на парня!
– Фантазируешь, писатель?
– Боюсь, что фантазирует и воплощает фантазии в жизнь кто-то другой. Вспомни тот отрывок, что нашла на столе у мужа Василина. События развивались примерно по тому же сценарию, с маленькими отступлениями.
– И труп улыбался в окне?..
– Дался тебе этот труп! Замени ружье с оптическим на удавку, убери чисто писательские завитушки-погремушки – получишь схему убийства.
– Чересчур замысловато, – не согласился Константин. – Попахивает мистикой. А я не верю в мистику.
– Я тоже. Но здесь не мистика. Чувствую – не то!
– Твои чувства к делу не пришьешь, а вот версия с сообщницей убедительна. Только вот куда эти гады дели труп журналиста? Давай-ка за дело, Антоша! Надо хорошенько все посмотреть до приезда ребят из МУРа, – буркнул следователь, натягивая лайковые перчатки.
– Как ты собираешься с ними объясняться? – поинтересовался Антон.
– Никак не собираюсь. Не их ума дело, как мы здесь оказались.
– Они меня не потянут?
– Пусть попробуют! Ты мой помощник.
В спальне постукивал своей палочкой Престарелый. Еремин принялся за другую комнату.
– Удав без ручек и ножек! – с недовольством признался Иван Елизарович. – Не балует она нас пальчиками. А вот на документики нашей красотки стоит посмотреть. Чего тут только нет! И студенческие билеты трех вузов, и два членских билета. Слава Богу, хоть паспорт один!
– «Лазарчук Констанция Петровна, – прочитал следователь. – 1971 года рождения. Отец – Пьер Кревель, мать – Антонина Иосифовна Лазарчук». Что ж, бывает. Училась во ВГИКе, МГИМО, МГУ.
– Ишь какая непоседливая!
– Член Союза писателей и Союза журналистов. Еще и переводчица. Еще и…
– Они могли со Шведенко давно знать друг друга, – предположил Антон.
– Возможно, – как всегда, не торопился с выводами Еремин. – А прописана-то она по другому адресу.
– Стремилась к самостоятельности, видать, – прокомментировал Престарелый. – С ее-то способностями!
– Надо будет проверить этот адресок, там наверняка родители живут. Нет, пусть МУР этим занимается. У меня своих проблем достаточно.
– Я запишу этот адрес, ладно? – Полежаев забрал у него паспорт девушки.
– Как знаешь, – пожал плечами Константин.
Иван Елизарович принялся колдовать над трупом, а Еремин уселся за компьютерный стол покойницы и начал выдвигать ящики с бумагами.
– Надо бы просмотреть ее дискеты, – рассуждал он вслух. – Господи, сколько их тут! На это уйдет не один день! Подброшу их тоже мурятам!
– Не много ли ты связываешь надежд с УГРО, Костян? – возмутился Полежаев. – Я между прочим, плачу не им, а тебе!
– Не надо так со мной разговаривать, Антон Борисович! Свое дело я знаю лучше, чем ты! И скажи спасибо, что не взял с тебя аванс!
«Как на базаре, ей-богу! И это мой славный герой-детектив! Неужели Мегрэ и Пуаро в жизни были такими же хапугами и хамами?»
Ушел на кухню. Сел на табурет.
«Нарочно пальцем не шевельну! Мне-то кто заплатит? Несчастная вдова Василина Шведенко? Или Тот, кто видит все, но не вмешивается? Он всем воздаст по заслугам в самой конвертируемой валюте!»
– Зарываешься, Костя, – осторожно заметил Елизарыч после ухода писателя.
– Будь спок, Престарелый.
– Он все же наш клиент. Ты никогда не кричал на клиентов.
– Мои клиенты не мешают мне работать и не лезут с дурацкими советами!
Елизарыч вздохнул. Тема была исчерпана. Он часто задумывался в последнее время над моральными аспектами своей деятельности. Так, кажется, сейчас модно говорить? Раньше все было ясно. Кто враг, кто друг. Опять же – идеалы. Их в банк не снесешь. Счет не откроешь. Нынче же всем верховодят деньги. И без них никуда! Кругом только и слышишь: плати, плати! Чем люди зарабатывают себе на жизнь? Не приведи Господь! Вот и он иногда как подумает, кто музыку заказывает, так в глазах темнеет. Некоторых сам раньше помогал вылавливать. А с другой стороны, во что превратилась родная милиция? Вот и пойми теперь, кто друг, кто враг, – все перемешалось!
– Знаешь, Костя, сдается мне, что этот задушенный мальчик – помнишь, месяца два назад – и эта девица из одной оперы.
– Не вижу связи. Только то, что они оба задушены, но это еще ничего не доказывает.
Еремин не любил, когда ему напоминали о нераскрытых делах.
– Я не могу ничего тебе предъявить в доказательство, но у меня с годами выработался нюх.
– Вы что, сегодня сговорились с Полежаевым морочить мне голову своими предчувствиями? Уж тебе-то, Престарелый, как не стыдно!
Елизарыч отошел в сторону, снова вздохнул и пробормотал себе под нос:
– Тебе, конечно, виднее.
Ему было виднее. Он окончательно решил сбагрить это дело МУРу. Уж больно хлопотно и некогда сейчас этим заниматься, когда наклевываются такие барыши. Кража – не убийство. Стоит ли землю рыть носом ради каких-то призрачных денег из ненадежного гонорара писателя? А вдруг его издательство обанкротится? Что тогда?
Еремин вызвал милицию. Улов пока равнялся нулю. Антон обиделся и молча сидел на кухне. Со злорадством планировал, как разделается со своим супергероем в очередном романе.
– Глянь-ка! Это, кажется, по твоей части, – ухмыльнулся следователь, протягивая Полежаеву листы с печатным текстом. – Нашел в ее столе.
Антон углубился в чтение.
«Они вернулись под утро. Усталые и расстроенные. „Что дальше?“ – спрашивает девушка. Ее возлюбленный молчит. „Что будем делать с трупом?“ – не унимается она. Его, кажется, ничто не волнует. Он ставит музыку. Гасит свет. Они танцуют медленный танец, во время которого он раздевает ее, в такт музыке снимает вещь за вещью. Потом валит на кровать и берет нежно, без грубой силы. Она не сопротивляется, но расслабиться ей мешает открытая дверь балкона. Кто-то подглядывает за ними в открытую дверь. Парень ловит ее встревоженный взгляд и оборачивается. Легкий предутренний ветерок раздувает ажурный тюль…
Она просыпается днем, когда солнце в зените. Первая мысль – принять душ, но вовремя спохватывается. В ванной лежит труп, от которого они до сих пор не избавились. А на кухне жарится яичница. Это ее друг готовит завтрак. Он приносит ей кофе прямо в постель. «Что будем делать с трупом?» – снова интересуется она. «Я придумал, пока ты спала. Мы поступим так же, как поступили когда-то с царской семьей. Обольем его соляной кислотой. То, что останется, выбросим в реку»…