Гильотина в подарок - Ковалев Анатолий Евгеньевич. Страница 43
Она кинулась ему под ноги, обхватила их.
– Миленький! Родной мой! Как же так? Ведь мы столько лет вместе!
Он вновь опустился в кресло.
– Зачем ты? Ведь потом сама будешь презирать себя!
– Пусть! Пусть буду! Но главное – ты останешься со мной!
На следующий день Маргарита не пошла на работу. Взяла отгул, чтобы сторожить его.
В театр он попал только через два дня. И тут его ждал сюрприз. Иды в театре не было.
– Укатила в столицу, – ошарашил старый друг Вовка Мичуринский. – На два месяца. Учится молодежь! Еще дедушка Ленин завещал…
– Какая учеба? Что ты несешь?
– Телевизионные курсы, Антоша. Не хухры-мухры. Девчонка пойдет в гору. Это тебе говорит не кто-то, а сам Владимир Мичуринский!
Полежаев был раздавлен известием. Об отъезде она не могла не знать заранее – и ни словом не обмолвилась. Он расценивал это как предательство.
– Эй, куда ты? – выбежал за ним из гримуборной Вовка. – Она, между прочим, тебе адресок оставила. Заботливая девочка!
Ида снимала мрачную, убогую комнатенку с разваливающейся мебелью в шестикомнатной коммуналке на Сретенке. Они не виделись полторы недели. Ему казалось – больше года. Не могли никак нацеловаться, наглядеться, надышаться. А он остался всего на одну ночь. А завтра домой, к Маргарите. Но на следующей неделе он вернется, а потом – опять к Маргарите. Разгневавшись на Идин поступок, он пообещал жене, что никуда от нее не уйдет.
– Все у нас будет хорошо, – уговаривала его и себя Маргарита. – Все со временем забудется, встанет на свои места. Это как болезнь. Ты слишком близко подпустил ее к сердцу. Так нельзя, Антошечка! Я никогда никого не подпускала к сердцу! Мое сердце принадлежало только тебе!
Его мутило от этих откровений. Впервые за столько лет наступило прозрение. Он жил с женщиной, которая его никогда не понимала. Любила ли?
Так прошло два месяца. Он мотался из одного города в другой. От любимой женщины к любимой жене, не разбирая дороги, не понимая, кого на самом деле любит.
В конце концов Маргарита догадалась, с кем он проводит время в Москве. Слишком счастливым и «не голодным» он возвращался оттуда. Она потребовала, чтобы он бросил работу ради их благополучия.
И поездки прекратились.
Теперь он целыми днями и ночами просиживал на кухне и писал. Дневник распух от невысказанных слов. Но кому это было нужно?
В одно прекрасное утро позвонила Ида.
– Я приехала за вещами. Завтра уезжаю в Москву. Навсегда. Я не спрашиваю, куда ты пропал, почему не звонил. Я все понимаю. Тебе тяжело. И ей тяжело. Но не думай только, что мне легко. Потерять тебя – все равно что потерять ребенка!..
Он услышал в трубке тихий всхлип. Королева плакала.
– Что ты предлагаешь? – в который раз за эту осень спросил Антон.
– Побег, – не задумываясь, ответила Ида. – Я взяла два билета на московский поезд. Завтра в девять утра буду ждать тебя на перроне. – Она назвала номер вагона.
– Но что я буду делать в Москве? Без прописки меня не возьмут на работу!
– Будешь писать романы!
– Бред!
– Или завтра, или никогда! – отчеканила королева.
Он знал, что так оно и будет, и долго еще слушал беспомощное пиканье в телефонной трубке.
Маргарита была в этот день радостная и возбужденная.
– Я нашла для тебя работу! – сообщила она. – Только не говори сразу «нет»! Мне стоило большого труда договориться с одной старой подругой…
– Представляю! – сочувственно пробормотал Антон.
– Работа – не бей лежачего!
– Это как раз для меня!
Очень придирчивая к словам, Маргарита не замечала иронии или не желала замечать.
– Киоск «Роспечать». Два дня работаешь, два отдыхаешь. Полтора миллиона в кармане, не говоря уж о том, что можно приторговывать левым товаром. И ездить никуда не надо! Ты ведь сам говорил, что устал от этих бесконечных разъездов!
– Я устал от жизни, Марго.
– Опять начинается! Антошечка, это пройдет! – погладила она его по голове. – А киоск ждать не будет. Ответ надо дать уже завтра.
– Скажи своей подруге, что я согласен.
Счастливая, она с вдохновением принялась готовить ужин.
Спортивная сумка стояла в коридоре. Еще до прихода жены он бросил туда самые необходимые вещи. Маргарита не станет проверять. Ее бдительность на сегодняшний вечер притуплена. Даже напевает какую-то знакомую мелодию. Адриано Челентано! Их первый поцелуй в старом кресле во время большой перемены…
Он сбежит от нее ночью, когда все будут спать!
Но побег не удался по самой банальной причине. Он заболел. Как у школьника, не выучившего урок, резко поднялась температура. Но школьник чаще всего сам прибегает к хитрым уловкам, а тут хитрую уловку выкинул организм Антона. То ли от страха перед Маргаритой, то ли от страха перед будущим. Абстрактным, необозримым.
Маргарита хлопотала, поила лекарствами, и дочь уже смотрела жалостливо. Она простила его. Ведь он не уехал к той девке! Как все глупо! Лучше бы они его вышвырнули из дому на декабрьский мороз! Он бы бежал, бежал не останавливаясь! По сугробам! По рельсам! Но только к ней! К ней!
Температура подскочила под сорок. Ночь он провел в полубредовом состоянии.
Очнулся в полдень. С чувством, что лежит на дне бассейна. Посмотрел на часы и заплакал. Все кончено. Поезд ушел.
К вечеру опять поднялась температура. Какие-то тайные неведомые силы судьбы удерживали его в этом городе, в этом доме, в этой постели. Так ему казалось.
Утром жена, уходя на работу, поцеловала в лоб. Ее васильковые глаза вновь приобрели девичий задор.
– Как выздоровеешь, сразу на работу! Я договорилась. Хорошо?
Он только кивнул в ответ.
Лежал с закрытыми глазами, пока дочь не пришла из школы.
– Тебе не помешает музыка? – осторожно осведомилась она.
– Не помешает.
– Для начала поставлю «Стабат Матер» Вивальди.
Легко, непринужденно заиграли скрипки, словно беспечные зверюшки скакали по лужайке. Вступил мощный, поднебесный орган – как бы в назидание беспечным зверюшкам. Потом где-то между небом и землей возник голос. Очень низкий женский голос. Что-то скорбное на загадочной латыни. Он разобрал единственное слово – «амен».
– Ни фига не «амен», – сказал себе и поднялся с постели.
Шатаясь, вышел из подъезда. В кармане пальто лежали последние деньги, оставшиеся от экспедиторства. Он радостно пел себе под нос: «На самолет хватит! На самолет хватит!» Уже предвкушал, как ступит на столичную землю, как бросится к первому автомату и крикнет в трубку: «Я приехал! Я – в Москве!»
Но в самолете вновь начался жар. Стюардесса дала ему что-то из аптечки, но сделалось только хуже. В бредовом кошмаре незнакомая певица бесконечно выводила «амен!» низким, зловещим голосом. «Ни фига не „амен“! – кричал он кому-то. – Мы еще поборемся!»
Два часа полета показались десятиминутным провалом. Его растолкали соседи.
С трапа сошел благополучно.
Такси ему никто не предлагал. Что взять с пьяного?
Автобусный провал был еще короче.
В метро даже умудрился правильно сделать пересадку.
Вот на станции «Сухаревская» при выходе в город возникли проблемы. Появилось большое красное пятно. И никуда не исчезало. Пришлось остановиться. И тут он услышал знакомый запах роз. Кто-то тыкал ему в лицо букетом, предлагая купить для любимой девушки. У него еще оставались деньги. Он отдал все, что было.
И наконец ночная Сретенка! Фонари над дорогой танцуют. Троллейбус двигается странно, зависая на проводах.
«Любимая, родная Сретенка, приведи меня к ней! И пусть она меня не выгонит! Пусть простит! Скажи, чтобы простила!»
Вдоль стены ее старого дома он продвигался уже на ощупь. «Как Павка Корчагин с брюшным тифом!» – вспомнился кадр из забытого фильма.
Дверь открыла незнакомая старушка. Быстро замигала глазками и вдруг выдала нечто странное:
– Вы – Идочкин Антон?
Он в ответ пробурчал невнятное. Наверно, попросил, чтобы ушла с дороги.