Гильотина в подарок - Ковалев Анатолий Евгеньевич. Страница 85

«До вечера! – поцеловал я трубку и добавил: – Познакомлю тебя с сыном».

Она прибыла в половине одиннадцатого. Я видел, с каким интересом охранники изучали розово-черный джип и его молоденькую хозяйку. В первый момент мне стало не по себе, но Патя называла меня папой, а жена сама советовала повидаться с дочкой. Так что в конце концов я успокоился.

Мы ужинали втроем. При свечах. Сашка был, кажется, потрясен, что у него объявилась сестра. Они быстро нашли общий язык, и Патя даже забросила меня, чтобы поиграть с братиком. «Ему пора спать», – настоял я. Сашка ушел в детскую, а мы уединились в супружеской спальне. Патя много пила и курила. И довольно громко выражала свои чувства. Раньше за ней это не водилось. (О Господи! Что я болтаю! Когда раньше? В десять лет?)

В общем, она переусердствовала. В один из самых критических моментов на пороге спальни возник мой сын.

«Мне страшно, папа!» – «Иди спать!» – крикнул распаленный папа. Сашка потер кулачками глаза и, захныкав, побежал к себе.

«Он все понял, – усмехнулась Патрисия, – и расскажет твоей жене». – «Ни черта он не понял! И завтра же все забудет!» – «Я в его возрасте уже все понимала». Она встала и надела мой халат. «Ты куда?»– «Пойду спою братику колыбельную».

Она ушла, а я тут же уснул…

Меня разбудил будильник. Пати нигде не было. И машина ее не стояла под окном. Не попрощалась и записки не оставила.

На кухне уже возилась кухарка. «Здорово вы все подъели с Сашуней! – уязвила Зинаида Ивановна. – А я рассчитывала, что на завтрак останется». Она ничего не заметила. Видно, Патя перед уходом вымыла посуду.

В общем, ничто не давало повода для беспокойства. Сыну я обычно не докучал по утрам телячьими нежностями. И прошел на цыпочках мимо дверей его комнаты.

При выезде из дома спросил охранников: «В котором часу уехала моя дочь?» – «В семь». Я предупредил их, чтобы не вздумали трепаться о ее визите.

А потом начались адовы муки. На работу позвонила гувернантка и в рыданиях объяснила, что стряслось. Это было до такой степени неправдоподобно, что в первый момент я решил, что меня разыгрывают.

Я примчался домой и своими глазами убедился в происшедшем. Я помню, что опустился на детский стульчик рядом с кроватью Саши и заплакал. Я все еще не понимал, как это случилось. Как это вообще могло быть!

Меня отрезвила все та же гувернантка. Мы вдвоем оставались в детской, и она протянула мне ладонь: «Вот это я нашла в Сашиной кровати». На ладони лежала серебряная цепочка с распятием. Ее подарил Морис Фабр на крестины внучке. Патя потом укоротила цепочку так, что она плотно облегала шею. Видимо, от напряжения цепочка лопнула.

Я спрятал ее в карман и сказал гувернантке: «Забудьте об этом, если хотите жить!»

Я оказался в безвыходной ситуации. И винил в ней только себя самого.

Я обратился за помощью к одному высокопоставленному лицу, предупредив, что дело щекотливое. Он прислал частного детектива. Но тот слишком хорошо взялся за дело, что совсем не входило в мои планы. Патины отпечатки пальцев обнаружили в спальне, в детской, на бутылке из-под виски, выброшенной в окно. Я свалил все на горничную и поторопился отправить ее к матери в Казахстан.

Высокопоставленное лицо приехало ко мне в тот же день, чтобы высказать соболезнования. Я уединился с ним в кабинете и выложил все как есть. «Нет безвыходных положений» – это, наверно, девиз всех высокопоставленных лиц. Решено было подставить охранника. Отдать его на съедение органам. А потом залечить в психушке.

Наутро он отстранил от следствия частного детектива. Я оплатил расходы.

Уходя от меня, высокопоставленное лицо поинтересовалось: «А жена уже знает?» Я покачал головой: «Не могу себе представить, как посмотрю ей в глаза. Она все поймет». – «И не представляй», – посоветовал тот. Этим я подписал смертный приговор Наде.

Дочь объявилась после того, как прочитала в газете о гибели знаменитой балерины.

Я ей ничего не сказал. Ее преступление – мое преступление. Я понял, что мы связаны с ней больше чем родственными узами. Я только вернул ей цепочку: «Ее нашла гувернантка в кровати Саши». Патя поблагодарила меня, поцеловала в щеку, а потом поинтересовалась: «А эта гувернантка не выдаст?» – «Я пригрозил ей смертью». – «Она красивая?» – «Да, красивая. Какое это имеет значение?» – «Дай мне ее адрес». – «Зачем?» – «Так надо». Кто бы мог подумать, что она станет шантажировать несчастную моей угрозой, брошенной в отчаянье?

Постепенно, отойдя от похорон, я составил план дальнейшей жизни, а вернее, дальнейшего падения. Я решил бежать из России. Бежать вместе с ней. У меня на Западе несколько счетов. Еще и внукам хватило бы (Боже праведный!). Мы должны были отправиться в кругосветное путешествие. И не вернуться. Застрять где-нибудь в Латинской Америке. Лучшее убежище на все времена!

Патя пришла в восторг от моего плана. Но мне необходимо было уладить все дела. Съездить в командировку в США. Этим она, видимо, и воспользовалась, уверовав в свою безнаказанность и в наш исход.

Нет, она не могла покончить с собой! Не могла! Это глупо! Я в тот день вернулся из Америки. Она это знала. Я бы ее спас. А через неделю нас уже не было бы в России! Все бы уладилось! Все бы кончилось хорошо, если б не трагическая случайность!

Как видите, мой план наполовину осуществился. Я не собираюсь возвращаться. Нет.

У меня в каюте хорошо. Ночью приходят Сашенька и Патя. Они во что-то играют и все время смеются. А наверху стонут гагары. Вы курите? А я, пожалуй, закурю…

Сергей Анатольевич достал пачку американских сигарет и с наслаждением затянулся. Вид у него теперь был не такой холеный, как четыре месяца назад. Он сильно сутулился. Неподвижность красивых серых глаз пугала.

Антон Полежаев, которого Грызунов упорно называл молодым человеком, хотя разница в возрасте была символической, сидя в шезлонге на палубе теплохода, молча разглядывал закатное небо.

Они уже пробороздили Средиземное море, обогнули западное побережье Африки, побывали на Святой Елене и теперь направлялись к Американскому континенту.

Он навсегда забыл бы об идее с кругосветным путешествием, если бы не Еремин…

После всех передряг они как-то завалились в его любимое кафе и просидели там весь вечер.

– Собирайся-ка, дружок, в кругосветное, – посоветовал Костя. – На этом теплоходе поплывет Грызунов. И сдается мне, мы его больше не увидим. А хотелось бы узнать конец истории.

– Ты рехнулся? На какие шиши я поплыву?

– Не прибедняйся! Англичане у тебя покупают пять романов. Как раз и отметишь достойно.

– Нет-нет! – протестовал Антон. – Мне надо садиться за новый роман. А это плавание на полгода!

– Не валяй дурака! Купи себе ноутбук и преспокойно пиши в каюте!

– Боже мой! Кто мне советует писать в каюте! Человек, который ни черта не понимает в творчестве!

Так они препирались битый час, пока «железный Еремин» не сломал оборону противника.

– Расскажи лучше, как идут дела, – попросил писатель. – Я слышал, ты получил наследство?

– Да иди ты! – махнул рукой сыщик.

Узнав о гибели Элвиса, он распечатал безымянный конверт. Это оказалось завещание Старцева. На его счету оставалось около тридцати тысяч долларов. Он завещал их конторе Еремина.

– Элвис не дружил с законами. Без печати нотариуса его завещанием можно лишь подтереться. Зато работенки задал напоследок. Теперь надо искать наследников.

– Эх! Невезучий ты парень! – потрепал его по плечу Полежаев. – Придется оказывать гуманитарную помощь.

– Да иди ты! – снова махнул рукой Костя. – Как-нибудь без литераторов управимся! Только под ногами мешаются! Кстати, Елизарыч идет на поправку. Паниковал Престарелый Родитель, а анализы у него замечательные. Постарался. Не подвел. Скоро выпишут.

И уже на прощание храбрый сыщик, заикаясь от волнения, спросил:

– Скажи, а у тебя серьезно было с Василиной?

– Очень давно, Костя. И несерьезно. А что случилось?