Необычное задание - Бортников Сергей Иванович. Страница 27

— Вот видите. А вы говорите — честный, порядочный… Это же один из главнейших моих тезисов!

— Так он на вас и сослался, — пояснил Ярослав Иванович.

— Да? Вот это правильно… Выходит, молодец Бориска. Герой! А то воруют друг у друга без всякого зазрения совести и не признаются…

(От любви до ненависти, как известно, один лишь шаг; эту истину было легко усвоить, наблюдая за частыми, следующими один за другим, как приливные волны, взрывными изменениями в поведении этого шального, своенравного человека.)

— А вы никогда не задумывались над тем, почему все другие национальности отождествляются с именами существительными, а русские — прилагательное? — слегка успокоившись (впрочем, ненадолго), продолжил взбалмошный, как переборчивая девица, академик.

— Потому что за сим непременно должно следовать слово "люди". Вы это хотите сказать? — стопроцентно попал в точку "дипломированный охотник за сокровищами", как только что охарактеризовал его партнер по философскому диспуту.

— Вот видите, вы все начали схватывать на лету! — наконец-то снизошел до похвалы великий и непостижимый Дмитрий Юрьевич.

— Рад стараться! — с гордым видом объявил Ярослав.

— Для наглядной иллюстрации такого вывода наиболее показателен случай с Николаем Первым, — похлопав любознательного "юношу" по плечу, с чувством и расстановочкой, как на проходной лекции в университете, продолжил Мыльников. — Однажды на придворном балу он спросил маркиза Астольфа де Кюстина, спасавшегося в России от французской революции: "Как вы полагаете, много ли русских в этом зале?" — "Все, кроме меня и иностранных послов, ваше величество!" — без долгих раздумий ляпнул тот. "Ошибаетесь. Вот этот мой приближенный — поляк, вот этот — немец. Вон стоят два генерала — они грузины. Этот придворный — татарин, вот финн, а там — крещеный еврей". — "Тогда где же русские?" — удивленно выпучил зенки маркиз. "А вот все вместе они и есть русские!"

— Гениально! — вырвалось у Плечова. — И как много у вас таких баек?

— Масса! Как говорится, в чемодан не уместятся…

— Так давайте издадим их в форме познавательных историй. Для детей и юношества, а?

— Думаете, позволят? — засомневался Мыльников.

— Еще как!

— Нет, не уверен… Как только увидят мою фамилию, сразу наделают в штаны, — скептически хмыкнул академик.

— А вы — под псевдонимом. Или в соавторстве еще с кем-то, — предложил Ярослав Иванович.

— Например, с вами?

— А что? Неплохая идея! Я ведь на гонорар не претендую. И на славу — тоже.

— Ладно. Поживем — увидим! — отмахнулся "благородный сумасброд". — Завтра не такое расскажу. А сейчас давайте спать. Я, знаете ли, привык ложиться рано. Ибо встаю не позже, чем в шесть утра. А иногда и в пять.

— Меня разбудить не вздумайте! — взмолился Плечов. — Я не самый большой соня, но уж больно давно не отдыхал по-человечески.

— Это как получится… — "успокоил" его хозяин квартиры. — Ваша комната справа. Свежее белье я приготовил.

— И когда только успели?

— Вчера, — рассмеялся Мыльников и спросил: — Постелить или управитесь сами?

— Сам!

— Оно на тумбочке, справа от кровати.

— Вы невероятно любезны. Спасибо!

— Не за что.

— Да… Еще, — уже входя в комнату, где ему предстояло провести ночь, вдруг вспомнил разведчик. — Перечисляя ваши, по мнению некоторых, абсолютно безрассудные идеи, Борис Александрович что-то говорил о русской Скандинавии, подмене государя и каком-то шведском городе, который стоял на том месте, где сегодня находится Ленинград…

— Ниен?

— Вполне возможно.

— Давайте поговорим о нем чуть позже, — неожиданно предложил профессор.

— И — самое главное, то, что интересует меня лично более всего остального…

— Не тяните резину, мой дорогой друг! Говорите без обиняков, прямо, — потребовал Мыльников.

— Рыбаков утверждает, что, по вашему мнению, златоглавая Москва — и есть тот самый Третий Рим, о существовании которого все как бы догадываются, но ничего конкретного сказать не могут.

— Завтра! — пробормотал академик. — Все завтра. А сейчас — спать! Здоровый сон — главный залог успеха.

— Согласен, — кивнул Ярослав, подводя в мыслях итог непростого уходящего дня. — Но еще вопрос, так сказать, напоследок, можно?

— Давайте… Что с вами поделаешь… Но только один!

— Вы сами до всего этого додумались? Или кто-то помог, дал толчок, способствовавший исследованиям в данном направлении?

— А вы что же, хотите взять под сомнение мою научную квалификацию? — нахмурился Мыльников.

— Нет.

— Конечно сам. Но и некоторую постороннюю помощь отрицать не собираюсь.

— От кого, если не секрет? — полюбопытствовал Ярослав.

— От Господа Бога. Знаете такого?

— Ну… Лично не знаком… А так — слыхал.

— Покойной ночи.

— Взаимно!

Делать кому-то какие-либо послабления Дмитрий Юрьевич не собирался (а может, и впрямь соскучился по разговору с заинтересованным собеседником). Он поднял своего гостя ровно в шесть часов утра, после того как уже минут сорок в одиночку разгуливал по просторным коридорам и комнатам, нигде надолго не застревая.

Лишь в кухне Мыльников провел чуть больше времени, чем в других помещениях: протер пыль, поправил шторки на окнах и аккуратно разложил на столе какие-то старинные книги, принесенные им же из собственной спальни, где нашла приют самая ценная часть его знаменитой библиотеки — с такими раритетами ученый не мог расстаться даже ночью.

А как же иначе: ведь пришел час похвастаться ими перед сведущим человеком!

Ну а что того пришлось для этого разбудить, так ведь для его же пользы…

Ничего страшного в столь раннем пробуждении — нет!

Ярослав тоже был "жаворонком", а это птица, как ни крути, — ранняя; просто замотался он в последние дни, вот и надеялся немного отдохнуть от дел.

Не вышло — и черт с ним!

Творческая дискуссия с признанным специалистом, по сути — докой в философской науке, — немедленно его взбодрила и, как говорится, привела в рабочее состояние.

Беседа проходила за круглым "рыцарским" столом в самой большой комнате "профессорской", как называли ее соседи, квартиры.

— Сегодня предлагаю поговорить о подлинной истории нашего Мира, — совсем не так интенсивно, как вчера, пожалуй, даже слишком вяло и несколько утомленно (пока снова не завелся!) анонсировал тему очередной "лекции" академик Мыльников. — Тем более что ее реально никто не знает.

— Кроме вас? — не преминул съязвить Плечов, тут же одернул себя, но хозяин отнесся к его "выпаду" неожиданно миролюбиво.

— Естественно. Однако сначала — прелюдия, необходимые пояснения, так сказать, авторское напутственное слово, — заблаговременно предупредил Дмитрий Юрьевич.

— Я весь — внимание!

— Вот вы… Никогда не задумывались над тем, почему меня до сих пор не расстреляли и не выслали из Страны Советов — к родителям?

— Слишком мало времени мы знакомы, — отговорился Ярослав.

— А еще мне позволили жить в роскошной, по сегодняшним меркам, квартире и даже сохранить уникальную старинную библиотеку, основу которой заложил еще мой пра-пра-пра… Сколько раз я "пракнул"?

— Три.

— А по справедливости надо бы четыре.

— И так сойдет, — не стал посыпать чужую голову пеплом тайный агент. — Разрешите отвечать?

— Разрешаю, — с интересом посмотрел на собеседника Мыльников.

— Рискну предположить: слишком много вы знаете! Такого, о чем иные даже не догадываются. И эти уникальные знания нужны не только вам одному, не только народу, но и еще кому-то очень влиятельному, находящемуся на вершине власти.

— Во как вы загнули! Однако, как ни странно, все в яблочко… Сначала я читал закрытые лекции для компартсостава, а однажды, в обстановке строжайшей секретности, выступил на Политбюро ЦК ВКП(б). После чего Сам пригласил вашего покорного на ужин и провел с ним обстоятельную беседу — с целью выяснения некоторых нюансов моей, как он сказал, — очень оригинальной — теории.