Война и революция в России. Мемуары командующего Западным фронтом. 1914-1917 - Гурко Владимир Иосифович. Страница 87
Время для этого еще не наступило. Враг до сих пор не изгнан из захваченных им областей. Еще не выполнены Россией две поставленные перед нею войной задачи – овладение Константинополем и Дарданеллами и создание свободной Польши из трех ее ныне разделенных провинций [203].
Мир, заключенный в такой момент, означал бы отказ от плодов, оплаченных несказанными испытаниями, выпавшими вам, героические русские солдаты и моряки.
Эти испытания, а более всего священная память о тех благородных сынах России, которые пали на поле брани, не допускают мысли о мире прежде достижения окончательной победы над всеми нашими противниками. Кто осмелится подумать, что развязавшему эту войну врагу будет позволено ее и закончить во всякое удобное для него время?
Я не сомневаюсь, что каждый верный сын Святой Руси, как тот, кто с оружием в руках сражается на линии огня, так и мирно трудящийся в глубине страны для увеличения ее военной силы или создания ее промышленности, будет убежден, что мир может быть дарован врагу только после того, как он будет изгнан их наших пределов; только когда враг, окончательно сломленный, предоставит нам и нашим верным союзникам надежные доказательства невозможности повторения его предательского нападения и даст твердые заверения в нерушимости своих обещаний. В силу этих гарантий он будет обязан и в мирное время выполнять принятые на себя обязательства.
Будем же тверды, веруя в неизбежность нашей окончательной победы, и да благословит Господь Бог знамена наши и овеет их новой славой и дарует нам мир, достойный ваших героических подвигов, мои славные воины, – мир, за который будущее поколение прославит вашу память, которая пребудет для них священна.
Николай
Приложение 2 ПИСЬМО ГЕНЕРАЛА ГУРКО ЦАРЮ, НАПИСАННОЕ ЧЕРЕЗ ЧЕТЫРЕ ДНЯ ПОСЛЕ ЕГО ОТРЕЧЕНИЯ
В скорбные дни, переживаемые ныне всей Россией и, несомненно, болезненнее всего отзывающиеся в Вашей душе, позвольте мне, государь, руководствуясь самой сердечной привязанностью, направить Вам следующие несколько строк, написанных в убеждении, что Вы увидите в них только мою потребность передать Вам, с какой болью я и миллионы других преданных сынов России узнали о великодушном поступке Вашего величества.
Движимый желанием процветания и счастья России, Вы предпочли принять на себя все последствия и всю тяжесть случившегося, нежели обречь страну всем ужасам длительной междоусобной борьбы или, что было бы еще страшнее, – оставить ее беззащитной перед торжествующим вражеским оружием. Ваше поведение заслужит должную награду истории и благодарную память народа. Сознание того, что в этот скорбный момент Вы без колебаний решились на акт величайшего самопожертвования ради целостности и благополучия нашей страны, которой Вы, следуя примеру своих венценосных предков, всегда были верным, воистину вернейшим слугой и доброжелателем, послужит Вам достойной наградой за беспримерную жертву, принесенную Вами на алтарь Вашей страны.
Я не нахожу слов, чтобы выразить свое преклонение перед величием совершенной Вами жертвы – как Вашей, так и Вашего наследника. Я вполне понимаю, что Вы не могли решиться отдать на службу государству своего единственного сына, которому пришлось бы через четыре года взять в свои еще не окрепшие руки бразды правления. Более того, существует мало надежды на то, что к тому времени русская жизнь возобновит свое привычное спокойное течение. Однако неисповедимы пути Господни, и может статься, что это Он руководил Вами. Может быть, Вы сохраняете для своего сына возможность получить, покуда он не повзрослеет, более правильное и последовательное образование, обстоятельно изучить общественные науки и узнать жизнь и людей, чтобы в должный срок, по окончании бурного периода в жизни государства, глаза всех тех, кто желает России добра, обратились к нему, как к надежде России.
Однако, даже не рассматривая перспективы достаточно отдаленного будущего, невозможно не предвидеть возможность того, что после приобретения болезненного опыта внутренних неурядиц, после испытания жизнью государственного устройства и форм правления, к которым, исторически и социально, русский народ отнюдь не готов, страна вновь обратится к законному императору и Помазаннику Божию. Прошлая история народов учит нас, что в этом нет ничего невозможного, а исключительность обстоятельств, при которых произошла перемена правительства в Петрограде, и тот факт, что для большинства народа эта перемена стала такой же неожиданностью, какой она была для нас и для всей Вашей армии, – все это дает основания предположить, что подобное развитие событий весьма вероятно.
Такая возможность, однако, невольно заставляет меня задуматься о событиях, имевших место в Петрограде. Временное правительство ныне объявило и проводит полную амнистию всех тех лиц, которые были присуждены как в судебном, так и в административном порядке к наказанию за политические преступления. В то же время власти содержат в заключении бывших Ваших преданных слуг, которые если и были повинны в чем-либо, то, во всяком случае, действовали в рамках существовавших в то время законоположений. Подобное к ним отношение, как мне кажется, посягает на ту самую свободу, которую захватившие власть люди провозгласили, написав на своих знаменах.
Однако имеется и оборотная сторона данного вопроса. Предположим, возможно допустить вероятность того, что страна пожелает вернуться в состояние законопослушания и порядка. В таком случае необходимо, чтобы лица, которые могут тогда составить центр, способный объединить всех, кто стремится не к временной власти, но к поступательному развитию и постепенной эволюции русского народа, не были остановлены воспоминанием о том, что в то время, когда их идеалы временно отступили, они не приложили усилий, пусть даже, при необходимости, исключительных, для обеспечения безопасности и личной свободы, а возможно, и жизни тех людей, большинство из которых в свое время искренне и верно служили своей стране, хотя и руководствовались при этом законами, быть может, устаревшими, но тем не менее юридически сохранявшими силу.
Позвольте мне, государь, обратить Ваше внимание на этот факт просто потому, что ввиду потрясающих событий, столь стремительно на Вас надвинувшихся, Вы можете оказаться не в состоянии оценить важность шага, каковой в будущем может иметь непредсказуемые последствия как для Вашей династии, так и для судеб России. Памятуя о Вашей неизменной ко мне благосклонности, проявленной в те немногие месяцы, когда я по Вашему повелению был призван, чтобы стать Вашим ближайшим помощником по части Верховного командования, я льщу себя надеждой, что Вы с той же благосклонностью примете и эти излияния моего сердца, страдающего в дни, угрожающие существованию России. Надеюсь, Вы поверите, что мною движет исключительно преданность русскому самодержцу, унаследованная мной от предков, которым в моменты опасности для Российского государства всегда доставало мужества и правдивости, чтобы откровенно выражать перед своими императорами свое личное мнение и доносить до них всю правду.
Примите, государь, мое искреннее пожелание увидеть более счастливые дни, которые в то же время должны возвестить рассвет России, обновленной после периода испытаний, и выражение моей безграничной преданности Вашему величеству.
Луцк,
4 марта (старого стиля) 1917 года
Приложение 3 ПРИКАЗ ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО ЗАПАДНЫМ ФРОНТОМ
8 июня 1917 г.
№ 1832
Солдаты Западного фронта.
Как вам известно из Указа от 5 июня, изданного Временным правительством, я отстранен от командования. Долг, как я его понимаю, обязывал меня объявить Временному правительству о том, что не усматриваю в дальнейшем никакой возможности оправдывать доверие, оказанное мне при назначении меня главнокомандующим Западным фронтом.
В то же самое время правительство предложило мне должность начальника дивизии; вероятно, в кавалерии, поскольку именно во главе кавалерийской дивизии я участвовал в боях в первые месяцы войны. В принципе, у меня не возникало никаких возражений против подобного назначения, поскольку при существующих обстоятельствах нет ничего, что могло бы удержать меня от выполнения своего долга в качестве начальника дивизии. Благодаря ее относительной малочисленности, я мог бы наладить личные отношения с чинами этого соединения и таким образом получить возможность влиять на них непосредственно. Что наиболее важно, я мог бы в чрезвычайных обстоятельствах, в ходе боев употреблять самый мощный способ воздействия, иначе говоря, влияние личного примера. Не только главнокомандующие, но и командиры корпусов, которые не могут в разгаре боя покинуть расположение своих штабов или наблюдательные пункты, лишены такой возможности.