Удар шаровой молнии - Ковалев Анатолий Евгеньевич. Страница 42

– Здесь мы будем жить? – широко раскрыв глаза, спросила у сестры Дуняша.

– Жить можно и в коробке из-под телевизора, – с усмешкой ответила та, и малышка тут же расплакалась.

– Зачем ты ее пугаешь? – покачала головой Патимат.

Мачехе было все равно, где жить. Жаль только что могила Роди теперь далеко.

– Быстро она привыкла к хорошему! – Аиду возмущали слезы девочки. – Погляди на эту фифу!

– Да она просто устала, – защищала Дуняшу Патимат. – Ты требуешь от нее слишком многого. Что она видела в своей жизни? Забытый Аллахом городишко в степи? И вот опять захолустье!

– Сколько мы с тобой прожили в захолустье, вспомни? И ничего. А здесь – рядом Москва. Совсем близко. Я даже не рассчитывала на такую удачу.

Еще в поезде она все рассчитала. Купит на первое время квартиру в Подмосковье и пропишет в ней Патимат. Та, после развода с отцом, взяла свою девичью фамилию. А эти стервятники будут искать Аиду Петрову! И флаг им в руки!

Девочка успокоилась. В открытую дверь заглянула кошка, трехцветная, желтоглазая. Посмотрела на всех по очереди и сделала нерешительный шаг в квартиру – Говорят, что трехцветная кошка приносит счастье, – улыбнулась гостье Патимат.

– А японцы считают, что в кошек переселяются души умерших родственников…

В Питер она вернулась через пару дней. Предстояло продать квартиру, мебель и часть антиквариата, включая книги Родиона.

Дни стояли на редкость теплые. Она наслаждалась последними часами бабьего лета, Петербургом и любимым домом на Фурштадтской. У кого не было всего этого, тот никогда не сможет измерить масштабы катастрофы в ее душе.

Никаких вестей из Каунаса, Екатеринбурга и Львова она не получала. И была чрезвычайно рада этому. Казалось, весь мир забыл про нее.

Она много спала и видела странные, почти инопланетные сны. Вот только в садах теперь было холодно по ночам.

В тихом красивом аквариуме жили-были пираньи… – Аида постучала ноготком по толстому стеклу. – Что уставились, сволочи? Ждете продолжения сказки?

Официантка принесла ей капуччино, а Марку-эспрессо.

– Можете их покормить, если хотите, – предложила она посетителям.

– Вот еще! – Аида полезла в сумочку за сигариллами, но потом передумала, тяжело вздохнув. – Верку бы угостила, а эту пигалицу – никакого желания…

– Она у тебя и не просила, – заметил Майринг. – И вообще, не стоило сюда идти. Всему приходит конец. И самое глупое – пытаться воскресить прошлое.

– Ты не прав. Я с удовольствием вспоминаю наши безмятежные утренние беседы в этом кафе. До того самого дня, примерно два месяца назад, когда ты решил начать самостоятельное расследование. Все так зыбко в этом мире.

Взглядом, движением руки можно вторгнуться в чужое пространство, нарушить причинно-следственную связь. Сегодня ты законопослушный гражданин, осуждающий пороки общества и отдельных индивидуумов, а завтра уже сам по уши… в пороке.

Если бы ты не возомнил себя Пинкертоном, то Люда бы не уехала, а с застенчивой улыбкой подавала нам кофе.

– Я во всем виноват, да?

– До сих пор не могу поверить, что ты стал моим сообщником! У меня был один сообщник. Но с ним все ясно. Он – человек без принципов, без морали и не честолюбив. К тому же влюблен в меня до беспамятства. Про тебя тоже никто не подумает ничего плохого. Ну, разве что какой-нибудь патриот, которому твоя фамилия покажется подозрительной.

– Не лезь в душу, ладно? – попросил он.

– Извини. – Она все-таки закурила. – Что-то не так?

– Ирина уезжает с детьми.

– Куда?

– В Америку.

– Она тебя не разыгрывает? Брошенные жены любят пугать мужей Америками.

– Неизвестно, кто кого бросил. Любовник, с которым она встречается уже третий год, сделал ей предложение. И они собираются эмигрировать.

– А вас разведут?

– Иногда мне кажется, что ты свалилась с луны.

– Да, я вообще предмет неодушевленный.

– Тоже неплохо. Московский адрес оставишь?

– Не-а. – Она любила иногда строить из себя пэтэушницу – Даже тебе не скажу. А то начнутся потом угрызения совести. Будешь называть себя предателем и биться головой об стену! – Спасибо, что заботишься обо мне. А взрывы в Москве тебя не пугают?

– Боюсь, что Патимат не сможет часто появляться на улице. Люди «кавказской национальности» взяты под строгий контроль.

– Да кому нужна твоя мачеха! А вот новая война, кажется, неминуема.

– Война так война, – пожала плечами Аида, – прибавится число трупов и число убийц. Война – святое дело. Войной можно хорошо прикрыться и оправдать любое насилие. Те, кто сидит наверху, крепко знают свое дело. Я, по сравнению с ними, мелкая рыбешка. Так что же тебя больше беспокоит: развод или война?

– Твоя пустая болтовня…

– А как Соня отнеслась к предстоящему разводу?

– У нее и без того полно проблем. Нечаев со дня на день окажется на свободе. И меньшим злом с его стороны явился бы развод. Кроме того, ее достали его любовники. Они нагло врываются в дом и требуют денег, заявляя, что Юрий Анатольевич им чего-то не заплатил.

– Надо же! Всем нужны деньги! – посмеивалась Аида. – А тебя не пугает, что нотариус разделается с тобой?

– Честно говоря, нет. Сам не знаю почему До встречи с тобой я был довольно трусоват. Меня пугали многие вещи в этой жизни. А сейчас я испытываю безразличие к собственной судьбе. Ощущаю пустоту внутри себя и вокруг. В таком состоянии надо идти на войну, да только какой из меня вояка?

– Не нравятся мне твои разговоры. – Аида смотрела на него по-новому, будто изучала. – Вечная депрессия, интеллигентские сопли, воющий под гитару Кобейн – это все мы уже проходили!

– Я люблю немного другую музыку, – криво улыбнулся Марк.

– Это обнадеживает, – сразу же сбросила она маску высокомерия. – Может, тебе тоже эмигрировать? В пику Ирине.

– Ей наплевать на меня. И петом, куда мне ехать?

– В Израиль.

– По их законам я – не еврей. Но не в этом дело. Я отсюда не смогу никогда уехать.

– Ностальгия и прочее, и прочее…

– А ты долго еще здесь пробудешь?

– Вряд ли. Я, кажется, нашла покупателя на квартиру. Причем со всем барахлом в придачу. Редкая находка. И сам покупатель – редкий экземпляр…

Ей позвонили из агентства и предупредили, что появился желающий приобрести ее хоромы. Покупатель явился в тот же день в сопровождении агента.

Его вид, а главное акцент несколько озадачили девушку. Это был грузноватый мужчина лет сорока пяти, с крупными чертами лица. Его темные глаза будто смазали воском, но при этом забыли вдохнуть в них жизнь. В густую черную бороду вплелась пара серебристых нитей. Он был одет в строгий костюм с бархатной жилеткой зеленого цвета. Весь его облик производил странное впечатление человека из другой эпохи.

Он прошелся по всем комнатам, заглянул на кухню, в ванную и туалет. Еще раз поинтересовался ценой. А потом спросил, не желает ли хозяйка продать всю обстановку и сколько это будет стоить Предложение было для нее неожиданным, и она ответила, что потребуется время, чтобы все подсчитать. «Я не буду вас торопить, – сказал господин в зеленой жилетке, – позвоню послезавтра», Он сказал агенту, что хотел бы именно эту квартиру, а на прощание разоткровенничался с Аидой: «Я уже двадцать лет живу вдали от России и страшно устал. У меня даже появился акцент. Какой ужас!» Аида ничем не выказала своего любопытства, а вот агент поинтересовался, в какой стране живет его клиент. «В Швейцарии, молодой человек. Красивая страна, а все же Родины не заменит».

Эти последние слова претендента на квартиру, произнесенные довольно фальшиво, насторожили ее. Во-первых, она сразу признала в нем цыгана, а во-вторых, его акцент не был ни французским, ни немецким, ни итальянским (языки, на которых говорят в Швейцарии). Тут ей не пришлось особо ломать голову. Господин в бархатной жилетке говорил с венгерским акцентом, отличающимся от всех европейских наречий своей необыкновенной певучестью.