Божественный и страшный аромат (ЛП) - Курвиц Роберт. Страница 7

— Все мы, включая вас, обязаны укреплять в себе это первобытное начало. Подобно тому как хищник укрепляет свои челюсти, разрывая мясо. Ответственность… На вас лежит ответственность перед потомками. Чтобы им тоже достались большие, сильные челюсти, которыми можно откусить много мяса.

Видкун умолкает и любуется своим творением с гордой улыбкой, которая совсем не идет к его лицу. В камеру еще не видно, что на рисунке, но Гессле поднимается со стула, чтобы взглянуть на листок.

— Удивительное создание. Средняя. Редкое сокровище.

Под жужжание проектора Йеспер достает из папки обернутую в пластик копию рисунка и кладет ее на столик. На бумагу аккуратно нанесено что-то вроде инопланетного созвездия, изящный узор из десятков точек.

Хан в ужасе открывает рот. Агент Международной полиции Тереш Мачеек с ледяным спокойствием делает запись в блокноте.

— Ты не представляешь, Конрад, как я ее трахал. Ты не представляешь… — успевает произнести Видкун Хирд, прежде чем Йеспер торопливо выключает проектор.

Июнь, двадцать лет назад.

В сосновой роще на холме возле пляжа — полумрак и прохлада. Над верхушками сосен палит солнце, но на песок под ними, пронизанный переплетенными корнями, падают только редкие пятна света, словно на золотистом дне океана. На миг под деревьями становится совсем тихо. Можно за сотню метров услышать, как хрустит вереск под башмаками идущих мальчишек, пока морской бриз не начинает снова шелестеть пологом из сосновых игл. Чуть покачиваются стволы деревьев — лабиринт темно-оранжевых колонн с золотыми прожилками солнца. Под ветвями плывет сладкий запах смолы. Пыльный аромат ромашки, горьковатый и терпкий, наполняет ноздри Тереша.

Вспыхивает спичка, и затяжка украденной у отца «Астры» сметает все запахи; струйка дыма ясно вырисовывается в одиноком луче солнца. Тереш валяется, подложив под голову ветровку. Лежа в солнечном пятне, он тренируется пускать кольца. Всего в нескольких километрах отсюда, в ближайшем поселке — дипломатическая вилла его отца. Благодаря этому дому, удобно расположенному рядом с пляжем, Тереш три недели назад, в начале летних каникул, внезапно стал популярным мальчиком.

Когда шаги остальных уже отчетливо слышны из-за холма, Тереш выдувает маленькое колечко дыма сквозь расползающееся большое кольцо.

— О! Получилось… — кричит он, тем самым разрушая свой шедевр.

— Что? — спрашивает одетый в шорты и матросскую рубашку Йеспер, поднимаясь на вершину. — Что получилось?

— Пустить одно кольцо через другое.

— Ты что, куришь?! — ужасается Йеспер.

— Хочешь? «Астра». Самые крепкие.

— Дай мне одну, Тереш, — кричит Хан, взбираясь на холм вслед за Йеспером. На шее у Хана на кожаном ремешке висит бинокль.

— Держи, — Тереш бросает пачку Хану, который суетливо пытается ее поймать. Высунув язык от напряжения, мальчик все-таки ухитряется не уронить пачку и подносит ее поближе к очкам.

— Отпад, — дает Хан профессиональную оценку коробке. На ней по небесно-голубому фону бегут белые звезды.

— Дурацкая привычка, — небрежно замечает Йеспер и, отвернувшись, начинает изучать растительность на соседнем пригорке.

— Это рубашка у тебя дурацкая. — Тереш лениво приподнимается на локтях и дает Хану прикурить от спички.

Прищурившись и по-капитански приложив ладонь козырьком ко лбу, Йеспер с занятым видом рассматривает лесную подстилку.

— Дурацкая, да? А вот Анни так не считает. Если что, она даже сделала мне комплимент. В последний день.

— Да ну?

Йеспер поворачивается к Хану. Тот неумело курит.

— Эй, Хан, помнишь, тогда в гардеробе Анни сказала, что у меня красивая рубашка?

— Ну да. Тереш, она правда так сказала.

— А Ферсен подскочил, как дурак, и за меня ответил Анни, что у нее красивое платье. И еще что-то про ее волосы. Вот была умора!

— Вежливость надо показывать при каждом удобном случае, — с улыбкой изрекает Хан, слегка закашлявшись от дыма.

— Погнали.

В скользящих под деревьями пятнах света трое мальчиков шагают к берегу. Хан неуклюжим щелчком выбрасывает сигарету и начинает крутить бинокль на ремешке. Рюкзак прыгает у него за плечами, когда он ускоряет шаг при спуске. Сбегая по склонам, мальчики перескакивают через кусты вереска; только Йеспер боится за свои белые штаны и степенно шагает с руками в карманах, как на семейной прогулке. По мере того как они приближаются к своему убежищу на обрыве, шум деревьев уступает шуму океана.

На бревенчатом ограждении — знак «угроза обвала»: человечек падает с крутого склона. Перейдя пешеходную дорожку и нырнув в кусты прямо под знаком, Хан объясняет Терешу: «Северное море, хотя и называется морем, в действительности океан: теоретически, в Серости оно переходит в море Игресса. Которое в свою очередь омывает берега Граада. Таким образом, Северное море является интеризолярным. То есть, в сущности, океаном. Это вопрос классификации».

Все втроем они уже третью неделю стараются разговаривать между собой как можно более академично. Они хотят произвести впечатление деловых людей, когда осенью вернутся в школу. Йеспер, осторожно пробираясь сквозь кусты вслед за ними, продолжает в том же духе: «В языках Катлы не существовало слов для океана, поэтому здесь всё называется морем».

С высокого обрыва перед ребятами открывается огромный зеленовато-синий водоем. В бледно-голубом небе тают облака, солнце отражается в воде яркой белой полосой. Океанские волны лениво и величественно омывают длинную полосу песка. Шарлоттешель. Ветер на мгновение стихает, и в лицо ударяет поток горячего воздуха. Над цветущим шиповником жужжат насекомые. Пляж изгибается в сторону моря длинной дугой, до самого отеля «Хавсе́нглар» на оконечности полуострова. На песке видны крохотные фигурки людей под красно-белыми полосатыми зонтиками.

Мальчики садятся на лужайке среди кустов шиповника, за которыми скрывается высокий песчаный обрыв. Тереш неоднократно рассуждал, как можно спрыгнуть с этого мягкого обрыва: лететь там метра три, а дальше приземлишься на песчаный склон, уже достаточно пологий, чтобы съехать по нему на пятках. Но Йеспер каждый раз начинал беспокоиться об одежде, а Хан просто пугался.

Вот и сейчас Тереш садится ближе всех к краю; Йеспер тем временем отбирает у Хана бинокль. В выпуклых насекомьих глазах прибора отражается солнце. Изображение людей на пляже внизу, летних северян с их полотенцами и зонтиками, усиливается в темной, прохладной стеклянной сердцевине. Так оно становится различимым для Хана с его очками на +7 слева и +4 справа. Бинокль Хан купил на свои деньги. В Ваасе, в магазине для охотников. Когда Йеспер устает держать бинокль, осматривая пляж, подходит очередь Тереша. Со следами от резиновых окуляров вокруг глаз и потемневшими от долгого прищуривания веснушками, он вынужден констатировать: «Рано, сейчас только десять. Еще не пришли».

Пока Хан и Тереш обсуждают сигареты — в Ваасе табак слабый, граадские крепче; Хан только восторженно кивает и поддакивает — Йеспер, как снайпер, нацеливает бинокль на пляж. В этот раз он не промахнется. Перекрестье останавливается на белом солнечном зонтике, но не находит на нём тех красных цветов, которые ищет. Вертикальные линии переползают через молодые семьи, рушащиеся замки из песка и лежаки с распростертыми телами загорающих, задерживаются на двух светловолосых девочках, а после скользят дальше — не они. Похоже, он забрался слишком далеко. Йеспер переводит фокус ближе. Где-то на отметке в двести метров в его сердце возникает знакомое смутное предчувствие — отсвет далекого созвездия, неизвестной галактики. Он машет друзьям, подавая им сигнал: что-то происходит. Хан и Тереш смотрят вниз, на пляж, прикрыв рукой глаза от солнца.

Йеспер подстраивает фокус цейлевских линз, и бледно-розовый туман перед его глазами превращается в живот. Дыхание подбрасывает объектив от пупка девочки к ее солнечному сплетению, где изогнутая линия ребер поднимается к кольцу, скрепляющему верх ее купальника. Белые ленточки на плечах туго натянуты, под трикотажем приподнимаются в такт дыханию бугорки грудей. Колесико между смотровыми трубками дважды щелкает, и в расширившейся зоне обзора девочка переворачивается со спины на живот на бежевом покрывале. Мелькают пепельные волосы и знакомые круглые щеки под солнцезащитными очками. Анни-Элин Лунд приподнимается на локтях и утыкается в журнал для девочек. Над ее маленькой попкой начинается причудливое созвездие родимых пятен, протянувшееся от крестца к лопаткам.