Война всех против всех (СИ) - Тыналин Алим. Страница 43

Для того, чтобы захватить дядю и вывести на чистую воду слугу-предателя и вероломных остготов, мы решили увести все преданные мне войска из лагеря, для того, чтобы развязать им руки. Эх, почему при этом я не подумал о том, что надо было увезти и Лаэлию, какой же я тупица!

Впрочем, кажется, физически девушка не пострадала, разве что только морально. Когда вокруг взревели трубы и зажглись огни, остготы мгновенно забыли о ней, а также и обо мне.

— Это враги! — закричал кто-то. — Быстрее, к оружию!

Толпа варваров бросилась врассыпную, а я, наоборот, рванулся к Лаэлии. При этом я все еще сжимал в руках меч. Девушка скорчилась на земле, пытаясь прикрыться ладонями между ног, а рядом валялся заколотый мною остгот. Я и сам, когда подбежал ближе, изумился тому, какой он огромный и поблагодарил богов за выдачу, позволившую его так быстро сразить.

Вскоре вокруг быстро опустело, остались только мы и неподвижные тела здоровенного варвара и Евсения.

— Вставай, Лаэлия! — закричал я, пытаясь помочь девушке подняться, но она сначала даже не узнала меня и ударила кулаком в грудь, а затем пихнула в живот.

Мои раны немедленно начали кровоточить, а сам я пошатнулся. Затем стянул с себя остатки грязного окровавленного плаща и укрыл мою отчаянную воительницу. Только после этого она немного пришла в чувство и узнала меня. Когда я помог ей встать и заглянул в глаза, то поразился, какое море тоски и безумия плескалось в них. Вокруг между тем трубили боевые рожки и огни стремительно приближались к лагерю.

— Сукины ублюдки, скотины, какие же вы все-таки сукины дети! — повторяла она, кутаясь в мой плащ, а потом зарыдала навзрыд.

— Ну все, успокойся, все уже хорошо, все уже в порядке, — сказал я, похлопывая ее по грязной и исцарапанной спине. — Пойдем отсюда скорее, сейчас начнется сражение.

Я повел рыдающую и едва переставляющую от потрясения ноги девушку через лагерь, а со всех сторон уже раздались крики атакующего войска. В моем шатре оставаться было небезопасно, поскольку остготы могли попробовать захватить меня в заложники, а то и просто убить из мести.

Поэтому я прошел мимо своей палатки и спрятался вместе с Лаэлией в небольшом овраге в центре лагеря, там где было как можно больше тени. Попадаться на глаза моим воинам и остготам сейчас было нельзя и я надеялся, что в темноте мы останемся незамеченными.

Кроме того, несмотря на всю внезапность нападения, я справедливо опасался, что мои солдаты могут и не справиться с варварами, ведь их было около четырех сотен против полутора тысяч. Когда мы обсуждали с Лакомой и Донатиной этот план, я сам самоуверенно настоял на том, чтобы атаковать малыми силами, а сейчас подумал, что, скорее всего, сильно переоценил свои силы.

Да, первый напор может быть и удастся, а вот последующие боевые действия, когда остготы опомнятся, вполне могут закончиться нашим поражением. Ладно, еще моя надежда была на арбалетчиков, которые укрылись на склонах и ждали сигнала к атаке.

По нашему плану, после первого нападения следовало сразу отступить и заманить врага в темноту на скалы, где их бы ждал уже встречный дождь из арбалетных болтов. Кстати, укрываясь в овраге, я еще и надеялся спастись от стрел, когда мои арбалетчики вступят в дело.

Пока мы сидели в темноте, Лаэлия немного успокоилась и перестала рыдать, просто всхлипывала немного, содрогаясь всем телом, как маленькая девочка. Это хорошо, потому что издавать лишний шум было совсем не в наших интересах, так как мимо нас то и дело пробегали группы варваров, встревоженно переговариваясь между собой.

Не хотелось бы попасть к ним в лапы. Я обнимал Лаэлию, а в одной руке держал меч, готовясь использовать его в случае необходимости.

— Дай сюда, — гнусаво сказала девушка и забрала у меня меч. — Ты его неправильно держишь, вцепился, как в палку.

Ну ладно, надеюсь, она не прирежет меня в припадке ярости. Я прислушался к звукам битвы и сразу уловил, что яростные крики нападающих сменились воплями. Все правильно, они должны начать отступление.

Так и случилось. Вскоре трубы утихли, а варвары победно закричали.

— Эти суки что же, выигрывают? — встревоженно спросила Лаэлия. — Я больше не дамся им живой, скорее перережу себе горло.

— Надеюсь, до этого не дойдет, — сказал я, вслушиваясь в ликующие крики варваров и напряженно таращась в темноту. Очень скоро эти крики должны смениться стонами боли, если, конечно, все пойдет по плану.

— Нет, я не дамся им больше живой, — снова обреченно повторила Лаэлия.

Мы так и сидели в темноте, а потом я услышал, как далеко-далеко боевые рожки заревели по-новому, давая сигнал к стрелковой атаке. Кому, как не мне знать этот звук, потому что я согласовывал все детали обучения солдат, в том числе и сигналы рожком. А затем наступила тишина, прерываемае неясным далеким гулом.

Я сидел, навострив уши и подумал о том, что в случае поражения мне тоже нечего делать на этой земле и лучше уйти в бою постаравшись прихватить с собой нескольких противников, чем позволить остготам потом замучить меня до смерти. Лаэлия тоже затихла и уже не дышала прерывисто, а успокоилась и вытерла слезы.

Осторожно высунувшись из оврага, как из окопа, я поискал глазами еще оружие, но вокруг, увы, ничего не было. Неподалеку затухали костры. Вдали в темноте показались бегущие варвары и затем быстро исчезли. Я опустился снова в овраг и приобнял Лаэлию.

— Спасибо, что пришел спасти меня, — прошептала девушка. — Я уже думала, что они сейчас разорвут меня на части.

— Прости, что впутал тебя в это, — ответил я. — Слушай, если все это закончится, тебе лучше вернуться в Равенну. Я куплю тебе каупону или терму, а ты живи там припеваючи, получай рентный доход и не беспокойся о бедной старости. Зачем тебе, женщине, так рисковать?

— Ты совсем охренел, Ромул? — возмутилась девушка. — Ты думаешь, что я позволю кучке этих шакалов запугать меня? Ты знаешь, сколько у меня таких же знакомых девушек, которые уже подверглись насилию варваров? Я сколочу из них отряд боевых амазонок, как мы и договаривались, а потом ты увидишь, на что способны женщины, которые уже когда-то пострадали вот так, от надругательства скотов в мужском обличье. Они пойдут на все, лишь бы заставить их страдать и умолять о пощаде.

— Я уже начинаю жалеть, что предложил тебе это, — пробормотал я, поеживаясь. — А что вы сделаете со своим императором, если он посмеет коснуться вас?

— Мы отрежем ему руки, ноги и член, — усмехнулась Лаэлия. — Кстати, как там твои раны? Дай, я проверю. Смотри, кровь идет. Надо срочно сменить повязку, эта грязная и мокрая.

— Ничего, все хорошо, — я отдернул руку. — На самом деле раны не такие уж и страшные, просто вчера я притворялся, будто мне совсем плохо, чтобы заставить действовать дядю и Евсения.

— Какая же ты изворотливая и хитроумная сволочь, — сказала Лаэлия, усмехаясь. — Я никогда не могу предсказать, что у тебя на уме, ни один человек на свете не сможет.

В это время неподалеку послышались крики. Как я и предсказывал, теперь это были вовсе не победные кличи, а протяжные стоны боли, будто бы там, в темноте, резали большую корову или быка.

Я потихоньку приподнялся, высунул наполовину голову и присмотрелся, что происходит. Действительно, в темноте по тропе мимо нас пробежали, хромая, несколько десятков остготов, окровавленных, хромающих, с безумными глазами. У многих в теле, например, в ногах или плечах, торчали оперения арбалетных болтов. Отлично, значит моя тактика оправдала себя.

Согласно разработанному плану, арбалетчики должны были выпустить все заряды по бегущим противникам, а затем моя пехота снова спустилась бы со скал и напала бы на приведенных в замешательство врагов. С недавнего времени всеми арбалетчиками командовал Филоник, надеюсь, он успел хоть немного подготовить их к стрельбе. Хотя, судя по тому, что я сейчас видел, бравый грек уже успел добиться многого от своих подчиненных. Его стрелки очень славно поработали.