Когда приходит Рождество - Клейвен Эндрю. Страница 25

Поэтому Уинтер просто прижал к себе пистолет, так хоть подальше от рук громилы.

Попов стоял на месте. Он вытер губы рукой, а затем вытер руку о свое черное кожаное пальто. Они стояли и смотрели друг на друга. И все еще тяжело дышали.

– Тогда зачем ты пришел сюда? – спросил Уинтер.

Попов презрительно выдохнул, и кровь потекла из уголка губ. Он развернулся и тяжело побрел к двери.

– Хотя бы скажи, почему ты пытался убить меня? – бросил вслед Уинтер.

Попов открыл дверь. Замер. И затем глянул на Уинтера.

– Ты работаешь на человека, который убил Аню, так ведь?

– Я работаю на его адвоката, – ответил Уинтер.

– Завязывай с этим, – сказал Попов.

И он вышел из кабинета, хлопнув дверью.

Часть 3

Элементарная вещь

В то Рождество мы узнали, что мать Шарлотты похоронена на кладбище в Джениве. Это было последнее Рождество, которое я с ней провел. Последнее Рождество в доме Мии. В каком-то смысле это было мое последнее Рождество вообще. Ведь после этого Шарлотта уехала, и, как я понял, она забрала праздник с собой.

Но эти последние каникулы, что мы были вместе, превратились во что-то странное, непонятное и грустное. Я все еще прокручивал в голове то, чем закончился наш поцелуй возле домика, в котором поселилась ее семья, приехав из Германии. Я все думал о том выражении лица Шарлотты – о ее смятении и словах, которые застыли в ее глазах: “Не сейчас, может, потом”. Разумеется, мне страшно хотелось чего-то большего. Я мечтал о том, что вот она без чувств упадет в мои объятия, а затем воскликнет: “Наконец-то я дождалась своего принца!” Ну или что-то типа того. Но глубоко в душе я больше всего ожидал увидеть гнев и отвержение. Так что, по правде говоря, я даже надеяться не мог увидеть все то, что тогда увидел в ее глазах.

Даже когда я просто болтался возле рождественской елки, снова и снова прокручивая этот момент в голове, в мое мальчишеское сознание стало проникать понимание, что в этом году в этом доме происходит нечто ужасное. Шарлотта и ее отец Альберт как-то умудрились поссориться. Они не ругались, ничего подобного не было, ну, по крайней мере, я этого не видел. Они просто обходили друг друга стороной, словно настороженные коты. Странно то, что Шарлотта вообще-то обожала своего отца, особенно когда была младше. Она обожала крутиться возле него, поддразнивать в своей торжественной манере, приносить ему кофе по утрам и пиво – по вечерам. Но в этом году все было совсем иначе. Раз или даже два я через приоткрытую дверь видел ее на кухне или в комнате – она сидела одна и, кажется, плакала. А это, опять же, ей не свойственно.

И вот я об этом все думаю и понимаю, что тогда я и обнаружил эту свою особенность, о которой я вам рассказывал. Она иногда включается, когда я сталкиваюсь с какой-нибудь загадкой. Помню: канун Рождества, я готовлюсь спать. Сижу я на краю кровати, раздеваюсь, снимаю носки. И вдруг понимаю, что просто сижу и ничего не делаю, просто смотрю куда-то в пустоту, держа один носок в руке. И не то чтобы я прямо размышлял о чем-то – картинка с фигурками, которые выстроились вокруг меня, сама сложилась у меня в голове: история Альберта про убитую девушку, Аделину Вебер, книга Шарлотты про Восточную Германию, кладбище за домиком в Джениве, могила матери Шарлотты. Нет, я не сразу все понял. Это не так работает. Просто тогда я вышел на новый уровень понимания. Я чувствовал, что все сходится, и, если я попытаюсь, то смогу все понять. Но вместо этого я стал вспоминать выражение лица Шарлотты после поцелуя. Этот взгляд, в котором я читал: “Не сейчас, может, потом”.

Праздники подошли к концу, и я вернулся в город – к своим репетиторам и двум светским львам, которые едва ли понимали, что они мои родители. Шарлотта с тех пор больше не приезжала. И я больше ее не видел. Думаю, по некоторым причинам я ее и не хотел видеть. Одна из причин – это разваливающийся брак родителей, из-за этого дома было не так радостно. Но в целом я просто не хотел, чтобы между нами случилось что-то, что могло бы перечеркнуть обещание нашего поцелуя.

Осенью она поехала учиться. Маленький гуманитарный колледж в Индиане. Недалеко, как я и говорил, ехать-то всего несколько часов. Но когда я писал ей на почту – простое дружелюбное сообщение со словами “привет, как дела?”, – она не отвечала. И в то Рождество она не вернулась домой, а меня не пригласили к Мие.

Не скажу, что это разбило мне сердце. Но забыть этого я уж точно не смогу. Я вроде и продолжал жить дальше, ну, вы понимаете, как это бывает у подростков. В семнадцать у меня случился страстный роман, который захватил мой разум и определенные части моего тела. Но дело в том, что Шарлотта ушла не только из моей жизни, но из жизни любящей ее семьи – вот просто так, ни связи, ни объяснений. И это меня изменило. Это такая тихая травма, которая серьезно по тебе ударяет, потому что поначалу ты ее даже не ощущаешь, а вот потом приходит понимание, что травма все-таки есть, ведь она как-то на тебя влияет. Мое сердце превратилось в населенный призраками дом: там был призрак Шарлотты, призрак нашего поцелуя и ее выражения лица. С тех пор я не чувствовал себя цельным. И я каким-то образом знал – знал, не осознавая этого, – что я не буду цельным, пока снова ее не увижу.

Только на первом курсе университета я понял, что должен ее найти. К тому моменту мой страстный роман уже закончился, я ходил на короткие свидания. Временами они были приятные, но, когда я о них потом начинал размышлять, они меня больше угнетали. Я начал ощущать, что внутри меня что-то не так, что я не почувствую себя лучше, пока не увижу Шарлотту, пока не посмотрю ей в глаза и сам не пойму, будет ли исполнено обещание нашего поцелуя.

В декабре я ей написал, что собираюсь к ней в гости. Выбрал именно декабрь я по понятной причине: я надеялся, что смогу снова зажечь те чувства, какие были у нас в прежние годы в Рождество. Удивительно, что ответ я тогда получил, впервые получил от нее весточку. Она написала короткое сообщение: там был адрес, она приглашала меня на обед.

Подразумевалось, что это будет наша последняя встреча. А она обернулась ночным кошмаром! Нет, это не просто фигура речи, а настоящий ужас. Я даже иногда задумываюсь: а было ли это в реальности? Так вышло, что я простудился за несколько дней до нашей встречи, и когда я уже приехал, меня немного лихорадило. Я принял лекарства, надеясь, что они помогут мне собраться с мыслями, но стало только хуже. К вечеру мир казался мне каким-то чужим, далеким и непонятным. Когда люди говорили, их голоса были для меня приглушенными, словно они находятся в другой комнате. Их лица проплывали передо мной, точно во сне. Мне все было как-то непонятно и удивительно.

Шарлотта больше не жила в студенческом городке. Она переехала в город неподалеку. Жила в ряду похожих один на другой домов. Они аккуратные, обшитые вагонкой, с крыльцом, островерхой крышей и небольшой полоской газона перед входом. Когда-то это все выглядело чудесно, но время подобных жилищ уже прошло.

Помню: темно, я паркуюсь, выхожу в ужасный холод. Снегопад, снег лежит на траве. Мое сердце бешено колотится, пока я поднимаюсь по лестнице. Стучу в дверь и жду, сжимая бутылку вина – подарок, который я притащил к столу. Помню, как жмурюсь, пытаясь привести мысли в порядок и обрести хоть какую-то ясность, ведь я принял лекарства.

И вот я открываю глаза, а там стоит она – прямо передо мной. Моя прежняя Шарлотта, хоть уже и не та. Она покрасила свои светлые волосы в черный, и теперь они не были заплетены в косу, как раньше – они обрамляли ее изумительное лицо и были такие лохматые, что она стала похожа на безумную цыганку. Она больше не напоминала фарфоровую статуэтку. И одета она была совсем иначе, не как маленькая аккуратненькая дрезденская домохозяйка. Теперь она была вычурно современной: без лифчика, в черной футболке и блеклых джинсах с прорезью на одном колене.