Полуночное солнце - Кэмпбелл Дж. Рэмсей. Страница 52

Может, он увидел только снег и лед, а может, его разум все-таки не смог справиться с реальностью происходящего. Совершенно точно, густой снег валил только над поляной, хотя казалось, он торжествующе вздымается с земли, а не падает с неба, скрытого снежными хлопьями. А внутри снежного вихря, или же формируясь из него, или и то и другое, что-то иное обретало очертания. Ему представился паук, который припал к земле, заполнив своим телом всю поляну, чьи бесчисленные конечности непрерывно движутся, или же гигантская голова, сплошь покрытая белыми усиками из собственной белой плоти, усиками, между которыми многочисленные глаза таращатся на него. Он отметил, что все здесь идеально симметричное: должно быть, глаза у него со всех сторон, чтобы видеть мир, в который оно входит. Все это лишь намекает на сущность его природы, оцепенело подумал Бен. И снег оно использует как намек на себя.

Поскольку снежные хлопья закрывали небосвод, а заодно и дальнюю часть поляны, Бен не смог оценить, насколько оно велико в высоту, и это вовсе его не утешило, – наоборот, внушило чувство, что оно, в некотором смысле, уходит в бесконечность. Бену пришлось задрать голову, поскольку блеклые усики нависали над ним, и он испугался, что они сейчас потянутся к нему. Но они лишь трепетали в воздухе вокруг тела – играли с формами, создавая и изменяя их, позволяя принимать узнаваемые очертания, а затем наделяя их идеальной симметрией. Там были человеческие лица, он видел: маски, слепленные из снега, – однако, судя по выражению этих лиц и отчаянному трепыханию в хватке усиков, игравших с ними, некоторые все еще сохраняли подобие сознания. Одно из лиц прямо над ним, которое, кажется, попыталось закричать, как только его половинки сделались одинаковыми, оказалось лицом Эдны Дейнти.

Для Бена это зрелище стало обещанием новых чудес, преображений еще более великих. Все, что он сейчас наблюдает, просто еще одна метафора, понял он, но даже этого оказалось для него слишком много. Его разум снова старался забыть, чтобы уберечь себя. Бен ощущал на щеках то ли слезы, то ли снежинки. Он глазел на явление посреди поляны и на устроенное им представление с замороженными душами столько, сколько смог вынести, после чего развернулся на трясущихся ногах. В лучшем случае, увиденное будет напоминать полузабытый сон, не успеет он выйти из леса, а назавтра от него останется настолько мало, что он ошибочно сочтет это очередной сказкой, ждущей, чтобы ее рассказали. Подумав об этом, Бен услышал за спиной его голос.

Звук был не из тех, какие обычно называют голосом, – шуршание снега, слышимое только потому, что оно неизмеримо огромно и заключено в кокон из тишины, шепот узоров, обретающих форму и обрастающих деталями. И тем не менее Бен каким-то шестым чувством смог расшифровать послание. Если хочет, пусть сочиняет сказку о полуночном солнце, чтобы сохранить воображение живым и удержать власть над ним, позволить разуму дорасти и научиться воспринимать то присутствие, какое обитает в лесу. Ждать теперь осталось уже недолго. Бена трясло так, что его возвращение с поляны напоминало какую-то беспомощную ритуальную пляску. Все сказки, которые он успел написать, даже близко не дотягивали до той сказки, в которой он скоро окажется наяву.

Глава тридцать вторая

Когда Эллен с детьми свернули на грунтовую дорогу, они сразу увидели у дома машину.

– Папа вернулся! – закричал Джонни и помчался к дому.

Интересно, подумала Эллен, Бену хватило одной ночевки у Миллиганов или же на него напала тоска по дому?

– Только не звони в дверь, Джонни. Вдруг он лег спать.

Мальчик обежал дом вокруг и спрятался между снежными фигурами.

– Мама, он сейчас будет бросаться снежками. Они тяжелые, мама, – заныла Маргарет, почти хныча от усталости.

– Джонни, выходи немедленно. Я разрешила тебе задержаться в гостях, чтобы вы со Стефаном и Рамоной доиграли в вашу компьютерную игру. Мне казалось, ты уже достаточно взрослый и умеешь себя вести.

Когда она подошла ближе, он выпрыгнул из-за снеговиков, и Маргарет взвизгнула.

– Я же просила не будить папу, – сказала Эллен, подумав, что Бен вряд ли уже спит: на лобовом стекле машины не было изморози, значит, она стоит здесь недолго. Она поглядела мимо машины на странно симметричное облако, которое, светясь, висело над лесом еще с того момента, когда они вышли от Кейт. Она почему-то никак не могла определить, насколько оно велико и как далеко находится. Отперев входную дверь, Эллен включила свет в прихожей.

– Сразу идите в ванную, – вполголоса приказала она.

– А можно нам хотя бы посмотреть на папу? – взмолилась Маргарет.

– Но только потихоньку. Тихо, как снег идет.

Временами дети воспринимали указания Эллен слишком буквально исключительно из чувства противоречия, однако сейчас они действительно попытались выполнить их: когда они поднялись на верхний этаж, она уже не слышала их. Стоя у подножья лестницы, она видела, как Маргарет мягко приоткрыла дверь спальни, потом – дверь темного кабинета.

– Его здесь нет, – сказала сверху.

Должно быть, Эллен слишком устала, поэтому не поняла, что нет необходимости понижать голос – Маргарет едва расслышала ее.

– Значит, лицо и зубы, – сказала Эллен. – Я поднимусь через десять минут подоткнуть вам одеяла.

Пока они были в ванной, она заглянула в комнаты нижнего этажа, на случай если Бен смертельно устал после своего путешествия и заснул прямо там, только в комнатах никого не оказалось. Она заправила кофеварку, включила в розетку, прежде чем выпроводить Джонни в его комнату, убедившись, что он умылся и почистил зубы.

– Где папа? – повторил он.

– Должно быть, пошел искать нас. Чем быстрее вы заснете сегодня, тем быстрее пролетит время до встречи с ним.

Она говорила о Бене, как о Санта-Клаусе, но ей не хотелось, чтобы Джонни переживал и видел кошмары. Она поцеловала Джонни, голова которого утонула в подушке, подоткнула под матрас концы стеганого одеяла и проверила, хорошо ли заперто окно, после чего пошла в комнату к Маргарет.

– Я приду и скажу тебе, если услышу, как Джонни ходит во сне, – прошептала ей Маргарет.

– Мне кажется, он больше не будет. Он ведь раньше никогда не ходил во сне. В любом случае, я дождусь, пока вернется ваш отец.

– Можно мне тоже?

– Ложись спать. Увидитесь с ним завтра утром, – сказала Эллен, подавив слабые протесты Маргарет поцелуем. Она оставила двери их комнат чуть приоткрытыми и вернулась к булькающей кофеварке.

Кофе немного помог прогнать холод, проникавший сквозь раму кухонного окна и жалюзи, однако Эллен казалось, что прямо за стеклом сгущается нечто огромное и ледяное. Она потянула за шнурок на жалюзи, подняв брякающие полоски пластмассы. Смотреть там было не на что – только промерзший сад и толпа аморфных фигур на границе пятна света, падавшего из кухни. Она снова закрыла жалюзи и перешла в гостиную.

Гарнитур, который она привезла из Нориджа, и глубокие кресла, купленные уже в Старгрейве и успевшие сделаться старыми друзьями, составляли всю обстановку комнаты. Она свернулась калачиком на диване, прихлебывая кофе, и принялась рассматривать рисунки на стенах, свои и детей, бархатные шторы, отгораживавшие дом от ночи, каминную полку из серого камня, которую она скоро заставит рождественскими открытками. Она попыталась представить себе, какое впечатление производил дом до того, как стал принадлежать ей и остальным членам семьи, но вспоминалось одно лишь ощущение темной пустоты.

Она допила кофе и села, надеясь услышать со стороны грунтовой дороги шаги. Бен уже скоро будет дома – за это время можно обойти весь Старгрейв и вернуться обратно. Она вслушивалась в тишину, пока та как будто не начала льнуть к окнам, и тогда Эллен пришлось подавить в себе острое желание нарушить ее. Эта тишина напомнила о ночи за окном и толпе неподвижных фигур за домом, и по какой-то неведомой причине у Эллен в голове начала крутиться фраза: лицо и зубы, лицо и зубы.