Князь Воротынский - Ананьев Геннадий Андреевич. Страница 13

Они скакали налегке, без обузного снаряжения, только с небольшим караваном вьючных лошадей. Чтобы кони не уставали, их подкармливали бараньим курдючным салом, которого было в достатке набито во вьюки и даже в переметные сумы. Сами крымцы тоже не отказывались от сала, но предпочитали конское мясо, которое пластинами укладывали под потники, где оно через несколько часов, до следующего привала, становилось мягким и душистым.

Обычно, когда от села к селу, от города к городу неслась весть о приближении крымцев, все в ужасе бросали свои дома, подворья, весь скарб, великими трудами нажитый, и спешили укрыться либо в лесной глухомани, либо за стенами городов, готовясь к смертному бою. И в этом была необходимость, ибо татары налетали саранчовыми тучами, выметали под метелку закрома, угоняли весь скот, и крупный, и мелкий, растаскивали имущество, а что не могли увезти с собой, предавали огню – лихо несли с собой крымцы, кровь, горе и слезы. На этот раз, как обычно, тоже разбегались пахари и ремесленники, охотники и бортники, запирались ворота всех крепостей, но всем на удивление братья Гирей и сопровождавшие их два тумена отборных конников черной тучей проносились мимо, не уронив ни одной горючей капли ни на одну голову.

На левый берег Волги крымцы переправились быстро, всего за два дня, но после этого Мухаммед-Гирей не стал безоглядно спешить. Хотя ципцан и доносил ему, что почти все князья луговой черемисы согласны стать слугами Сагиб-Гирея, Мухаммед-Гирей решил поосторожничать. Каждый острог поначалу окружал конниками, словно готовился штурмовать, и лишь после этого вступал в переговоры.

Мирно все шло, хотя и отнимали переговоры драгоценное время. Ворота острогов, в конце концов, отворялись, братья Гирей принимали присягу от князей, купцов, ремесленников, оставляли малый отряд, чтобы тот спешно ополчал ратников, которые были бы готовы в любой момент прибыть на Арское поле, что раскинулось недалеко от Казани и могло вместить в себя до сотни тысяч ратников с заводными конями.

Обычно казанцы здесь и собирались для больших походов, в мирное же время сюда на ярмарку съезжались весной и осенью купцы астраханские, персидские, среднеазиатские, ногайские и шел великий торг не только всяческими товарами и животными, но и продавали здесь в рабство захваченных в плен русских пахарей, ремесленников, ратников и даже священнослужителей православных храмов.

С Арского поля шла дорога на Арский острог. Арск всегда был верен хану казанскому, и Мухаммед-Гирей опасался, как бы не стал он крепким орешком, который придется не раскусывать, а разбивать. Он лишь надеялся, что посланные прежде слуги во главе с ципцаном сумели склонить Арск к Крыму, да еще – на внезапность. Вот отчего он высылал вперед веером дозоры, чтобы не столько они разведывали, не ополчился ли вдруг Шах-Али и не вышел ему навстречу, сколько ни в коем случае не пропустить гонцов ни в Арск, ни в Казань.

Не лишней оказалась эта мера. Оставалось еще несколько острожков до Арска, а это значит – не меньше трех-четырех дней, как один из дозоров привез заарканенного гонца. От князька черемисского, только что присягавшего на верность Сагиб-Гирею, признав его царем Казанским и своим повелителем. Лицемер писал князю и воеводе арскому, чтобы тот немедля известил бы Шаха-Али о вторжении в его земли алчных Гиреев, а сам не открывал бы ворот, выигрывая время, которое необходимо Шаху-Али, чтобы изготовиться к обороне Казани.

Мухаммед-Гирей и Сагиб-Гирей только что милостиво одарили князей и вельмож, присягнувших им на верность, выслушали известие, что на базарной площади присягнули без всякого сопротивления новому хану казанскому простолюдины, оставалось им пообедать и тогда – в путь. Достархан уже был накрыт в самом богатом и просторном дворце острога, а все князья толпились во дворе, ожидая, не пригласит ли их новый повелитель к своему столу.

Мухаммед-Гирей, уставший от долгой езды в седле и от многолюдья, хотел пообедать в полном расслаблении, лишь с самыми близкими своими слугами, но ширни, имевший право, как первый советник, возражать хану, не согласился с этим.

– Не настало еще время уединяться, мой повелитель, да ниспошлет вам Аллах многие годы славной жизни. Пригласите тех, кто ждет вашего ласкового слова, робкими овцами толпясь во дворе. Зачем обижать овец? Оскорбленные, они могут стать шакалами. А то и волками.

– Пусть будет так, как сказал ты.

Низко кланяясь своим новым повелителям, рассаживались князья за просторным достарханом, слуги с кумганами, тазиками и полотенцами тут же засуетились, чтобы не затянулось долго омовение рук, мулла вознес хвалу Аллаху, сниспославшему рабам своим столь счастливый день, и трапеза началась.

Достархан не был столь разнообразен, какой обычно накрывался для Гиреев в Крыму, но нельзя назвать его и походно-суровым. Несколько блюд из мяса жеребят, знавших только молоко матери и отборное сено заливных лугов, столь же молодая и запашистая баранина, чеснок и лук, свежие и маринованные, разнообразные терпкие приправы, красные от обилия перца, ароматная сурпа, томленые сливки, кумыс, айран и буза. Не густо, но вкусно и сытно.

И вот в то самое время, когда обед уже подходил к концу, вошел в трапезную сотник в доспехах. Видно было, что он только что слез с седла. Упал на колени, прося прощения, что нарушил мирную беседу за достарханом, клялся, что дело неотложное вынудило его решиться на подобный шаг.

Мухаммед-Гирей сам повелел сотнику, чьи воины задержали гонца, вот так вломиться в трапезную в конце обеда, но об этом знали лишь он, его брат и темник, поэтому Мухаммед-Гирей повел себя так, будто дерзость сотника не знает предела. Гневом налилось его лицо. Глаза метали молнии. Сейчас скажет: «Вон!» и повелит казнить наглеца. Но усилием воли заставил себя сказать:

– Говори.

Не осмеливаясь подняться с ковра, сотник доложил:

– Мои конники, дозоря, заарканили гонца в Арский острог. Он вез арскому воеводе письмо. Молчит. Мы пытались…

– Веди сюда!

Ввели в трапезную юношу-красавца со связанными за спиной руками, с кровоподтеками на лице, в основательно изодранном чапане, надетом поверх панциря. Голову юноша держал гордо и вроде бы не слышал грозного приказа: «На колени перед ханом Гиреем!», не чувствовал увесистого тумака, сопровождавшего это повеление, но когда увидел того, кто послал его срочно в Арск, сидящим за достарханом по левую руку от Мухаммед-Гирея, сник и упал на колени.

Мухаммед-Гирей успел перехватить недоуменный взгляд юноши-гонца, сразу же поняв, кто послал его, поэтому не стал больше ничего спрашивать.

– Доверимся воле Аллаха, Справедливого, Указывающего нам верный путь. Мы не станем судить, велик ли грех на душах отступников. Отпустите гонца. – И сотнику: – Послание в Арск возьми себе. Как награду за верную службу нам, посланникам Аллаха на земле. Аминь. Слава тебе вечная, Господь наш!

Провел молитвенно ладонями по щекам. Торопясь не слишком отстать от здравицы Аллаху, повторяли ее за ханом все остальные князья и вельможи и так же богопристойно смахивали с чела своего грешные мысли. Мулла вознес хвалу Аллаху за насыщение рабов его, еще раз все провели ладонями по щекам, омыли руки над тазиками, услужливо поднесенными слугами, вмиг влетевшими в трапезную, и Мухаммед-Гирей встал.

– В путь, – повелел он. – Сейчас же. Послание в Арск ему пересказали, когда они уже выехали из коварного острога. Оно вконец разгневало его.

– Мы повелим сравнять с землей и Арск, если он станет упрямиться, и эту преступную крепость.

– Только не теперь, да продлит Аллах годы вашей жизни, – вставил свое слово первый советник. – Покарать строптивцев вы успеете, когда на трон воссядет славный ваш брат Сагиб-Гирей.

– Подумаем, – неопределенно ответил Мухаммед-Гирей. И темнику: – Но гонца и пославшего его пусть покарает Аллах сегодня же ночью. Без шума. Без крови. Но утром пусть весь город узнает о каре Аллаха.

– Будет исполнено, мой повелитель, – приложил руку к сердцу темник и осадил коня, чтобы дать нужные распоряжения верным своим нукерам.