Академия семи ветров. Добить дракона (СИ) - Ясная Яна. Страница 57

Академическая мертвецкая, с ее дверями-каменными плитами, для начала подойдёт.

И с одной стороны, наставницу вполне можно было понять: приводишь ты эльфийских коллег в свое заведение, чтобы показать им уникальную больную, а в палате в этот момент больную как раз здоровые поколотить пытаются.

Взгляд драконицы обещал страшные кары: немедленное умерщвление на месте, воскрешение, еще раз умерщвление и затем пересдача зачетов по три раза минимум каждым из присутствующих.

Мне-то что, а вот за друзей стало страшно.

— Господа адепты, покиньте, пожалуйста, палату, — очень добрым голосом попросила целительница Маргрит. — Адептку Рейон дю Солей ожидают лечебные процедуры.

У меня от этой доброты волосы на голове зашевелились.

Друзья, не заставляя наставницу повторять дважды, повскакивали с мест, торопливо подхватывая вещи.

— Сначала адептку Рейон дю Солей ожидает несколько обследований, — певуче поправил Маргрит один гостей. — А уже по их итогам можно будет говорить о лечебных процедурах.

И настолько надменно и по-снобски прозвучал этот мелодичный голос, что с меня враз спало всякое очарование.

Друзья, которые и рады были бы выполнить требование наставницы, но не решались приблизиться к дверям, в которых стояла злющая драконица и прекрасные эльфы, были со мной согласны.

— Наш эльф лучше, — шепнула Илька.

— Он же мертвый, — тоже едва слышно удивилась Тэва.

— Тем и лучше! — буркнул совсем уж себе под нос Шед.

И первым с независимым видом прошел на выход, повинуясь требовательному жесту целительницы Маргрит.

Друзья ушли, и в моей комнате стало безлюдно — зато эльфно и драконно.

— Ляг на постель и оголите предплечья, Милдрит, — попросила наставница, пока эльфы готовились.

Расставляли вокруг кровати таинственные артефакты (наверняка, обычные диагностические, но по-эльфийски невыносимо изящные), доставали флаконы с тушью и кисти…

Я послушно легла, но ведь молчать меня не просили, верно?

— А что вы собираетесь делать? А это что? А для чего это нужно? — вопросы сыпались из меня, как из мешка с прорехой, сопровождая каждое действие эльфов.

Один из них, как раз тот, что поправлял Маргрит, отвлекся от выписывания вязи эльфийских рун на моих руках, и надменно бросил:

— Помолчите, больная. Будьте любезны.

Я дернулась, как от пощечины, и очередной виток узора на моей руке смазался. Эльф даже не зашипел — он просто элегантным движением заставил неудачный участок росписи исчезнуть (слава Свету, не вместе с куском моей руки) и добавил, обращаясь ко мне:

— И не двигайтесь, ради Древа.

У меня от унижения жгло щеки и щипало глаза. Так со мной целители не разговаривали никогда — даже дома. А уж за последнее время я и вовсе привыкла совсем к другому отношению с их стороны.

Нестерпимо захотелось смахнуть с себя все узоры, да и послать эльфов всех скопом во Тьму…

Наставница Маргрит вмешалась раньше. И, к моему огромному удивлению, ее голосом можно было рассекать ткани, как скальпелем:

— Целитель эль Фаррель, будьте любезны, с большим уважением относиться к просьбам адептки Рейон дю Солей. Согласно условиям договора, достигнутого адепткой и целителями, Милдрит — полноправная участница наших исследований, и имеет право на всю полноту информации обо всех проводимых с ней манипуляциях.

— Условия? — Несколько показательно приподнял брови эльф. — С каких пор пациенты ставят целителям условия, коллега? Или же ваша… наша подопечная не заинтересована в излечении?

— Видите ли, коллега, — Маргрит выделила голосом слово “коллега” точно также, как и эльф до этого, — Наша… наша общая подопечная не верит в достижения современной магической науки. Равно как и в то, что в наших силах ей помочь. И, как следствие, не видит смысла тратить остаток своей жизни, сидя в четырех стенах, только ради того, чтобы мы могли её исследовать. Так что, да, нам пришлось договариваться. И потому будьте любезны выполнять наши условия. Если желаете, чтобы мы выполнили ваши.

-

В моей палате и раньше кипела бурная социальная жизнь: кроме друзей, прочно обосновавшихся у меня в гостях, разок, еще в самом начале, заглянули темные — принести официальные извинения “дочери древнего благородного рода” за “случившееся между нами недоразумение”.

Лица имели при этом столь кислые, что я тут же заподозрили — не только меня от них тошнит. Наши чувства совершенно взаимны!

Периодически заглядывали одногруппники, не балуя, впрочем, визитами, да и надолго в палате не задерживаясь. Весть о моей настоящей фамилии прокатилась по академии и не пошла на пользу нашим отношениям. Да что говорить об остальных, если даже лучшие друзья в свой первый визит ко мне выглядели неуверенно и норовили обратиться “молодая госпожа Рейон дю Солей”. Но с ними-то я быстро уладила отношения при помощи одного скандала и полудюжины угроз — а вот остальные… Кто-то от меня теперь шарахался, кто-то стремился завязать отношения. Ни то, ни другое не радовало, что уж.

Но наибольшим удивлением для меня стали регулярные визиты в мою палату наставников.

Первым был наставник Ауд, алхимик. Спросив разрешения войти, он дружелюбно кивнул моим друзьям, устроился за письменным столом и самым невозмутимым образом принялся объяснять мне пропущенные мною темы.

Не выдержав, я улучила момент, когда мы были одни, и прямо спросила — зачем ему это? К чему возиться со смертницей?

Он только улыбнулся:

— Вырастешь — поймешь, детеныш.

Приняв как данность, что не пойму этого никогда, я смирилась, и просто впитывала знания, которые зачем-то так старательно вкладывали в меня наставники — Ауд, Адамина, Эллирия… Да многие.

Но все то, что казалось мне насыщенной светской жизнью, меркло по сравнению с тем, что настало после явления эльфов академии.

Теперь к моей палате тянулись девицы со всех семи витков, всех направлений! С одной стороны, это было забавно. Да и девиц я, чего уж там, понимала.

С другой стороны — очень, очень хотелось посадить темных гончих по сторонам от моей палаты и заблокировать наш участок коридора!

-

Алвис сидел рядом, выслушивая этот поток наблюдений и впечатлений, и держал в руках мою ладонь.

Улыбался, глядя на меня.

Я же, позаимствовав у Беатрис ее секретное оружие, болтала не умолкая, обо всяких пустяках, не желая говорить о главном.

С того момента, как в академии появились эльфы, во мне подняла голову жажда жизни. Я не знала раньше, что она во мне вообще есть, и уж тем более не ожидала, что она — такая. Иссушающая, жадная.

Мне хотелось жить. Раньше, когда я знала, просто знала, что у меня нет шансов, это огромное желание было загнано вглубь меня, спрятано под спудом, прорываясь наружу то побегом, то списком желаний.

Но с появлением в академии эльфов появилась и зыбкая надежда — и эта жажда вырвалась на волю, как вырывается рудничный газ, заполняя собой весь доступный ему объем.

Пожалуйста, пожалуйста, Предки, Свет, Тьма, Стихии, я хочу жить. Я так хочу жить!

Я раньше не думала, что это так больно — хотеть жить. Понимаю, почему я предпочла не испытывать этого желания, запереть его в тайниках души: слишком уж обжигающим оно было в условиях, когда шансов нет.

Впрочем, когда шансы столь ненадежны, как нынче — переносить это желание было не легче.

Хватаясь за соломинку, я попыталась поговорить об это с Беатрис.

— Конечно, ты выживешь! — сияя, как новенький медяк на солнце, безапелляционно заявила подруга. — Я уверена!

Я смотрела не нее, и… не знала, что делать. Верить ей хотелось отчаянно. И не получалось.

— Беатрис, — тихо-тихо спросила я, чувствуя, как немеют и не хотят слушаться губы. — Я умру? Шансов нет?

Подруга бессильно осела на стул:

— Я… я не знаю, Милдрит. Я не вижу. Ты так часто говоришь про мой талант к предвидению, а я… я не вижу такого важного. Какая я после этого провидица? — Она обняла себя за плечи, закачалась на стуле из стороны в сторону. — Я пыталась посмотреть. Я спросила у старших, и всё правильно сделала, они потом за мной проверили! Но не увидела ни-че-го. Я не провидица, Милдрит. Ты ошиблась.