Имяхранитель - Козаев Азамат. Страница 27

Друг? Предательство? Невероятно!

– Я помню твоего отца, сиятельный князь. – Внешне Иван остался невозмутим, хотя внутри у него все пылало и корчилось, обугленное.

– Однако былой изменой не терзаешься.

– Нет.

– Ну, естественно. Убедил себя, что исполнил долг перед Перасом, верно?

– Нет.

– Тогда что? Что ты придумал себе в оправдание?

– Ничего. Мне не нужны оправдания. Ты обвиняешь в предательстве мертвеца. Я – обломок.

– Да, это так. А еще ты трус и подлец. Впрочем, сейчас ты скажешь, что для обломка любая низость в порядке вещей. Разумеется, я ошибся, принимая тебя за человека. Ненавидеть такое… насекомое – оскорбительно по отношению к памяти отца. Не теперешнего спившегося калеки, а того, настоящего отца, принца и мятежника. – Валентин встряхнулся, возвращая прежний облик. – А теперь отдай мне фламберги и убирайся прочь, обломок. Или ты бросил их там, возле зарубленного тобою старика?

Иван оставался на месте. В душе продолжала свирепствовать огненная буря. Пламя ревело: «Разгадки твоего прошлого здесь, имяхранитель! Валентин знает их. Пади пред ним ниц, унижайся, пойди на все, что потребует – разве не ничтожна любая цена! – но вымоли, вымоли прощение. И – узнай».

Обломок передернул челюстью и с расстановкой проговорил:

– Приговор за убийство полноименного – усечение кистей и ссылка на остров Покоя. Но это лишь для одноименного. Обломку или колону перед высылкой отрубают обе руки по локоть и вдобавок вырывают ноздри. Выходит, ты заварил всю эту кашу только для того, чтобы свести счеты… со мной? За своего якобы отца Ромаса? И даже готов был пожертвовать ради запоздалой мести безвинным эвом Логуном?

– Безвинным! – Валентин оскалился по-волчьи. – Ты называешь его безвинным? Да этот похотливый старик заслуживает не то что смерти от руки поганого обломка, а колесования! Кола в жирную задницу! Того, чтобы его ятра засунули в ящик с выводком голодных крыс!

– Фанес предобрый, за что? – спросил Иван, потрясенный дикой вспышкой ненависти. И вдруг его осенило. – О-о-о!.. Да ведь ты… ты влюблен в Розу! Конечно! Поэтому и стремился толкнуть меня к расправе над оружейником. Поэтому убил Лео. Одним махом решил смести все преграды. За Логуна, считал ты, накажут обломка, а за Тростина… Хм. Надо полагать, следствие признает нервический срыв отрока, принудительно втянутого сожителем (вот еще один факт к твоей пользе!) в гнусную вакханалию. Сколько тебе лет – пятнадцать? Скорей всего. Следовательно, испытанию на душевное здоровье не подлежишь без согласия родственников. А Люция, понятно, такого согласия нипочем не даст. Очень похоже на истину, правда, сиятельный князь?

– Ты гляди, – с издевкой сказал Валентин, – а насекомое-то с воображением оказалось. Какая очаровательная неожиданность. Тебе стоит заняться сочинением развлекательных романчиков, обломок. Определенному кругу мещаночек подобные бредни могут быть крайне любопытны. Любовь, месть, тайны двора, ах! ах!.. Жаль, ты не сможешь записывать их сам, когда палач оставит тебя без рук. Но не горюй, обломок. Став императором, я подарю тебе самую дорогую линзу с голосовым управлением. Ну а времени в ссылке будет предос…

– И все-таки, малыш, чем не угодил тебе Лео? – грубо перебивая, спросил Иван. – Спасовал в постели? Не смог более выдержать твоего буйного темперамента?

– Ты скверно воспитан, обломок, и непристоен без меры. Помни, с кем говоришь!

– Пока что я говорю с обезумевшим щенком, возомнившим о себе невесть что…

Иван из кожи вон лез, чтобы голос звучал с максимальным презрением. Он заметил, что оранжевая струя, текущая из небесного сосца, почти уже коснулась головы Валентина, и торопился вывести его из равновесия. Иметь дело с юнцом, отменно владеющим саблями (фехтовальная школа Киликийского кадетского корпуса имела самую блестящую репутацию), пусть даже склонным к метаморфозу в могучего рубаку – это одно. Но с противником, причастившимся небесной силы неведомого лаймитского Регла, – это совсем, совсем другое. К тому же, как он помнил, сопровождать новоявленное божество должны огнедышащие тритоны, аспиды в девять локтей длиной, гигантские лягушки и «ваятели праха». А в том, что эти персонажи всего лишь невинная выдумка, он теперь сильно сомневался…

– …Подумать только, этот дивный мальчик – сын великого князя! – продолжал глумиться имяхранитель. – Молокосос! Способность к преображению еще не есть прямое доказательство высокого происхождения, запомни. Случалось мне встречать мерзкую, точно жаба, старуху-безымянную, умевшую превращаться в сногсшибательную девку с косой до земли. Мужчины теряли головы от одного ее взгляда. Представь, она извлекала прибыль из этого роскошного тела. Догадайся как. Так вот, даже в кульминационный миг… хм… общения она не орала, что принцесса крови. Так же и ты – никакой не сын Ромаса, а обычный уродец. Угомонись, дружочек, брось опасные железяки и беги под бабкино крылышко.

– Мой отец – Ромас, обломок. – Валентин накалялся все сильней. – Это бесспорно! Покойный гиссерв, – он пихнул «спрута» ногой, – разыскал верные доказательства. О регентстве мечтал, идиот. «Лучезарный Регл, сойдя из сердцевины мира, дарует нам перасский престол…» – кривляясь, передразнил он Лео и осатанело пнул тушу еще раз. – Мне дарует престол, мне, сволочь, а не нам!

– Похоже, ты такой же психопат, как твой честолюбец-папаша. И так же, как он, никогда не станешь императором. Потому что так же, как он, споткнешься на мне. Напряги ягодицы, деточка. – Иван опустил руку, как бы намереваясь расстегнуть пряжку ремня. – Сейчас я сдеру с тебя этот дешевый цыганский платок и отстегаю по голой попке.

– Попробуй, мразь! – крикнул с вызовом Валентин.

– Попробую, попробую, не переживай. Да, кстати, маленький ублюдок, – пренебрежительно обронил имяхранитель, – забыл сообщить. Логун-то жив. Приглашал меня на кувшин мадеры, когда у его первенца проклюнется первый зубик. И куда спешит старичок, ведь Роза еще не родила? Обидно, наверное, видеть возлюбленную с во-от таким пузом, надутым не тобою, а, сопляк? – Иван похабно подмигнул Валентину, после чего, присвистывая, выполнил бедрами череду ритмичных недвусмысленных движений.

И Валентин, наконец, сорвался. Зашипел, гневно сверкая очами, начал преображаться. Кожа посерела, под нею напряглись жесткие ремни мышц, плечи полезли вширь, ноги и руки – в длину. Он произвел танцующий шажок вперед, потянул сабли вверх (ласочьи рыльца остервенело вцепились в них зубами)… но вновь опомнился.

– Ты слишком хитер, обломок. Такой лис, если его вовремя не пустить на воротник, способен наделать множество бед. Поэтому сейчас ты будешь освежеван. Но не надейся на великую честь, потому что сделаю это не я…

…Их породила вода – набежала из-за спины Валентина, облекла его двумя могучими языками, вздыбилась. Отхлынула, смыв останки спрута и оставив на его месте четыре разлапистые черные фигуры. На первый взгляд эти приземистые многоногие создания еще можно было принять за что-то знакомое, гигантских крабов, например – плоский купол, восемь конечностей. Но присмотревшись… Дуги, дуги, дуги – разновеликие гребенчатые дуги, самым непостижимым образом скрепленные между собой или вообще не скрепленные; а между ними – пустота.

Когда существа задвигались, возник дребезжащий перестук: должно быть, с таким звуком рассы?палось бы, в конце концов, здание, построенное из высохших кроличьих и куриных косточек. Передвигались они молниеносными рывками, с каждым последующим становясь все ближе.

Иван невозмутимо ждал, понимая, что никакие это не чудовища, а всего лишь игра его одурманенного сознания. Морок, обман. На самом деле это обычные люди. Лаймиты, юноши и девушки. Утомленные оргией, вдобавок. А значит, не слишком опасные. Как бы не покалечить, беспокоился он.

Первое существо подбежало, замерло, широко растопырив гнутые конечности, похожие на костяные пилы, и нанесло рубящий удар в колено имяхранителя. Иван играючи отшиб лапу дубинкой, высоко подпрыгнул, бросил свое тело на дальний край «крабьего» панциря, вбивая в землю.