Имяхранитель - Козаев Азамат. Страница 43

– А другая-то тварь действительно самка! – прошептал доктор Август, широко раскрыв глаза.

Иван усмехнулся и подошел к клетке, стоящей ближе других к беснующимся тварям. Перепуганная обезьянка, судорожно вцепившись в решетку, во все глаза следила за совокуплением монстров. Имяхранитель поднял с пола кусок дерюги, набросил на клетку.

– Тебе не стоит видеть то, что здесь будет, маленький брат.

Самка щерила зубастую пасть, выгибала шею и грызла чешуйчатую шкуру на шее самца, но тот лишь громче ревел и двигался сильнее. Как и предсказывал Оломедас, шерсть и кровь летели во все стороны. В конце концов, самец удовлетворился, успокоился и резким движением хищной пасти вырвал кусок плоти из загривка самки. Та заревела, вздернулась на все четыре конечности. Но задние ноги подкосились, и горький вопль боли и отчаяния взлетел под потолок манежа. Тварь взвыла еще раз, а потом злобно уставилась на людей и лязгнула челюстями. Звук вышел такой, как при скрещении двух клинков.

– Если он ее отпустит… – сипло начал Август.

Оломедас обнажил шашку, Иван покрепче ухватил кистень.

Карл Густав, проникновенно шепча, с разведенными руками осторожно двинулся к самцу. Тот качался и не сводил с доктора полыхающих глаз. Однако стоило доктору громко произнести «…девять, десять!», как жуткий взгляд померк, затуманился, глаза заволокло пеленой. Зверь с хрипом повалился Карлу Густаву под ноги.

– Кончай ее! – скомандовал Диего и первый взмахнул клинком.

…Еще хрипела добиваемая самка, еще верещало зверье, сытое запахом крови и смерти до судорог, но все было уже кончено. Уходил зверь и возвращался император. Враз похудевший, истерзанный, с расцарапанной шеей, но живой и мерно сопящий в гипнотическом сне.

Палому трясло. Времени оставалось все меньше, и ее почему-то все сильнее терзало предчувствие, что ближайшей ночью произойдет дурное, непоправимое. Чьим-то недобрым промыслом события складывались так, что двое предыдущих суток она спала урывками, да почти не спала. Этой ночью, чувствовала Пальма, согласно закону истощения человеческих сил, она просто отключится. И это тогда, когда спать категорически нельзя! Иван исчез, с охранкой она рассорилась сама, беречь Анатолия было некому.

Конечно, ноктис юного Ромаса был еще слишком незрел, и «несъедобен», чтобы всерьез заинтересовать горгов. Лунные звери охотятся только на тех ноктисов, которые уже напитались соком, превратились в зрелые плоды. Но пуганая ворона куста боится; эвисса Уэва боялась даже шелеста листьев.

И тем более Палома даже загадывать не бралась, до каких пределов коварства могут дойти двуногие придворные хищники и откуда ждать молниеносного удара. С тех пор, как автомобиль охранки увез ее из домика в пригороде обратно в столицу, «заговорщица» непрестанно чувствовала между лопаток чей-то острый взгляд. Однако, обернувшись, никого за спиной не находила.

– Я сплю…. Я неимоверно хочу спать… мне необходимо выспаться!

Палома буквально изводила себя внушением. Но стоило сомкнуть веки, как перед глазами вставала жуткая картина – беззащитного юного ноктиса рвут на куски горги, которых подгоняют люди с алебардами и в низко надвинутых черных островерхих капюшонах. Там, где под ними прячутся лица, колышется густая темнота, лишь глаза горят донным пламенем.

Палома пыталась занять себя делом, но все валилось из рук. Неодолимым порывом души – бросить все, выскочить за дверь и бежать к сыну! – сдувало мысли, любые попытки хоть чем-то заняться.

– Я не выйду из дома… не выйду! – упрямо твердила она, на ходу закрывая глаза. – Они только и ждут, чтобы я привела их к Анатолию. Нет, нет, нет!

Но проходило время, весы склонялись в другую сторону, и Палома начинала твердить, что именно во время полной луны она больше всего необходима сыну. Ведь ноктис малыша так непоседлив и текуч.

– Он убежит, улетит, утечет сквозь пальцы, – шептала в ужасе несчастная, – и я ничего не смогу сделать.

В смятении она бежала к двери, застывала на пороге и, стиснув зубы, возвращалась.

К наступлению сумеречной поры дом в прибрежной части Пантеонии стал напоминать бьеннале абстракциониста. Предметы обихода разбросаны по полу, посреди гостиной откуда-то взялась кухонная утварь; одежный шкаф распахнут настежь и разворочен, а безжалостно скомканные дамские туалеты валяются на стульях, на столе и даже под диваном.

С первой же звездой Палома не выдержала, спешно обулась, подхватила сумочку и, как подстегнутая, выбежала из дома.

– Они идут, – доложил возмутительно хладнокровный Патра Диего Оломедасу. – Толпы вооруженных людей приближаются к дворцу со всех сторон. Гвардия ждет приказа.

– Без команды оружие не применять, – распорядился шеф охранки. – Бригадира гвардейцев ко мне!

Через минуту командир преторианцев, здоровяк с грустными синими глазами уже стоял перед Оломедасом и выслушивал распоряжения, отмечая каждое кивком.

– Дважды по взводу отрядить на крышу к слуховым окнам над опочивальней императора! А если приблизится к окнам какая угодно тварь – рубить! Снять караулы с наружных ворот, перевести во дворец. Два взвода направить для охраны комнаты связи. Один взвод – в гараж, два – в сейфовую комнату. Печати и ключи не должны попасть к заговорщикам ни при каких обстоятельствах. Остальных людей стянуть к покоям императора!

Иван мрачно взглянул на часы. Выбраться из дворца становилось все труднее и труднее. А через несколько часов встанет полная луна, и мир безраздельно отойдет во власть горгов.

Оломедас оставил кабинет и отправился лично контролировать исполнение приказов. Доктор Август неотлучно находился у постели императора, ловя каждый монарший вздох. К сожалению, Василий пока не выказывал признаков крепкого здоровья; пребывал в беспокойном сне. Хорошо еще, успели отправить домой Карла Густава. Великий мастер гипнотизма все твердил что-то потрясенно о сказках и мифах и обещался «непременно поведать сию чудную историю одному британскому беллетристу». Впрочем, бормотание замечательного доктора мало кто слушал. Не до того было.

Имяхранитель еще раз проверил метательные диски и кистень. Вещицы надежные, не раз проверенные в деле, но вряд ли подходящие для доброй драки с озверевшей толпой. На стене кабинета среди коллекции холодного оружия он нашел два когтистых кастета, обитых изнутри мягкой кожей. Неуставные железки. Не иначе самого его превосходительства Оломедаса личные игрушки. Иван примерил кастеты, остался доволен и, ухмыльнувшись, сунул в карман.

В коридорах стало многолюдно. Взвод за взводом занимал давным-давно определенные позиции. Стоял густой звон алебард – только не тех огромных, что более подходят для открытых пространств, а хищных малых, призванных рубить в тесноте и толчее. Например, в узких коридорах императорских покоев, где более трех человек в ряд не встанешь.

Учитывая значительный перевес преторианцев – пусть не в количестве, а в силе и умении, – дерзкий накат на их строй мог окончиться для наступающих плачевно и кроваво.

– Ты куда? – догнал Ивана голос Оломедаса.

– Скоро полная луна, – имяхранитель многозначительно посмотрел на шефа охранки. – Попробую выбраться.

– Их много, – буркнул Оломедас. – Затопчут.

– Слоны не ходят по ежам, – ухмыльнулся Иван и вытащил из кармана колючие Диеговы кастеты.

– Возьми алебарду, обломок. Сейчас не до следования законам. Грехи – отмолю.

Иван лишь покачал головой. В тот момент, когда он сделал первый шаг в направлении выхода, на весь коридор разнесся голос доктора Августа:

– Император пришел в сознание! К императору вернулся рассудок!

«Доброе предзнаменование», – подумал имяхранитель.

Оглушительное «Виват императору!» заставило дребезжать стены и потолок. Иван неожиданно для себя подхватил бравый гвардейский клич. Потом, уже спускаясь по лестнице, морщился и хмурился, не зная, как объяснить это чудное единение с преторианцами. То ли память на мгновение вырвалась на свободу, то ли слышал где-то.