Имяхранитель - Козаев Азамат. Страница 51
Гость быстро пришел в себя.
– Я обломок, – ухмыляясь, сообщил он.
– Ерунда! А я дура.
– Я беспокойный.
– А я дура.
– Я опасен.
– А я дура. Еще кофе?
Иван кивнул. Я медленно поднялась со стула и одним легким незаметным пассом расстегнула фибулу.
– Со сливками и миндалем?
Да, со сливками и миндалем. Тяжелый шелк халата, несколько минут или пара движений…
– Сейчас достану…
Дальнейшие подробности, милая бумага, оставлю при себе. Мне совсем не хочется, чтобы ты покраснела. Хватит и того, что стены до сих пор стоят розовые от смущения. На языке так и вертится вопрос к самой себе: собственно, кто тут целомудренно вышивал крестиком несколько недель назад? Одно скажу – впервые в жизни я полетела. Я летала…
Не сказать, что я абсолютная выжига в альковных делах, однако, тоже ягода мятая. Иван неимоверно могуч и колоритно волосат, все это вкупе действует на меня магнетически и будит здоровый позыв улечься ухом на грудь и слушать биение огромного сердца, сдерживая чих – жесткие волосы щекочут нос. Широченной пятерней обломок нырнул в пучину моих рыжих волос и долго не выходил. Перебирал волнистые локоны и любовался отблеском медно-красного Имени. Под сиреневым шелковым одеялом было очень уютно, и я начала проваливаться в сладостное усталое забытье.
– И чего тебя понесло вчера в мою сторону? Я понимаю, ноктис чрезвычайно непредсказуем, но ты заигралась, и это могло стоить тебе Имени.
– Заигралась?
– Тебя вынесло на сцену в самое неподходящее время. Более неудачно появиться ты не могла. Невозможно в принципе.
– Я сделала это?
– Со всех сторон нас обложили горги, только и знай, что маши кистенем направо и налево, и тут появляешься ты, вернее, твой ноктис и бездумно лезет в самое пекло. Неклассическое прочтение третьего лишнего.
– Что с дуры возьмешь? – выдохнула я и уткнулась носом в Иванову грудь. – Тебя предупреждали. Я ненормальная.
– Согласен, – бросил «жених», и в горле его что-то масляно рокотало. – Только дура может польститься на сумасшедшего обломка с буйным нравом. Только конченая дура целый месяц будет выслеживать объект своей нездоровой страсти, и только неизлечимая дура может рассчитывать со мной на счастливую жизнь.
Я пожала плечами. Он все знает, и про слежку, и про школу фехтования. Ну и ладно, дура и дура. Вот только…
– Ваня, дуры не летают. А я лечу!
– Не поднимайся к солнцу. Обгоришь, – мрачно предостерег Иван.
– Так что с моим сватовством?
– Я не принимаю решения наобум. Поживем – увидим. Ты страдаешь морской болезнью?
– Чем?
– Значит, нет. День в самом разгаре, и времени у тебя предостаточно. Успеешь.
– Успею – что?
– Собраться. Морской круиз – именно то, что сейчас нужно. Надеюсь, попутным ветерком малость посдует нашу с тобой дурость.
– Лишь бы новой не надуло, – я сладко потянулась под одеялом.
– От этого не убережешься, – усмехнулся Иван и взъерошил мои волосы.
Иван не стал заказывать турне на многопалубном круизном пароходе. Толчее и сутолоке предпочел камерную парусно-паровую яхту. Капитаном судна был живописный дед, старпомом и руководителем вояжа – сам обломок, а я – всем остальным, в том числе матросом на испытательном сроке.
– Светские дамы локти себе искусают, когда ты на каком-нибудь приеме станешь рассказывать, как ходила матросом под парусом, – усмехнулся Иван, укладывая в бухту толстенный швартов. – В очередь выстроятся. Это сделается очень модным в нынешнем сезоне.
– Перво-наперво очереди выстроятся к модисткам, – выдохнула я, разгоняя шваброй воду по палубе. Кажется, так это делают на кораблях? – Ибо никуда без модного костюма!
К выходу в море мы готовились два дня. За ходовую часть отвечал капитан, за погрузочные работы на судне – Иван, а за припасы и чистоту – я. Яхты под наем, в идеальном порядке снаружи и внутри, стояли у специального пирса в акватории порта. Мне, конечно, не было известно, чего и сколько обычно берут с собой в плавание, но большой мешок сухарей и мешочек кофе я заказала первым делом. Припасы доставили на грузовом автомобиле прямо к яхте – это капитан посоветовал нам отовариться на сухопутном провиантском складе в торговой части города. Обозрев горку провианта, дед ко всему заказал шоколада и морских галет.
– Забыл спросить, – уже дома, вечером усмехнулся глава нашей прогулочной экспедиции. – Ты хоть плавать умеешь? Все же в море выходим, не в луже барахтаемся.
– Девчонкой плавала, – махнула я рукой.
– Стало быть, умеешь.
Утром, накануне дня отхода, обозрев мои туалеты, обломок забраковал все. Потащил к модистке.
– Никуда не годится. Слишком много рюшей и оборок. И вообще… – В карете Иван провокационно умолк.
– Что вообще?
– Юбка без рюшей гораздо лучше, чем юбка с рюшами, короткая юбка без рюшей, гораздо лучше чем просто юбка без рюшей… – усмехаясь, обломок сделал многозначительную паузу.
– Продолжай, – голос у меня предательски дрогнул.
– А штаны гораздо лучше, чем короткая юбка без рюшей.
– Ты хочешь, чтобы я надела мужеское платье? – Все же есть на свете вещи, которыми можно удивить даже дуру.
– Хочу, – Иван энергично кивнул. – И ты наденешь!
– Но дамы не носят мужские штаны!
– Ты не обычная дама. Иначе не собралась бы за меня замуж!
Модистка долго не могла понять, чего от нее хочет здоровенный громила с холодными глазами, а когда уразумела, посмотрела на меня, как на несчастную жертву, обреченную на жестокое заклание.
– Дама в штанах? – В крайнем изумлении мастерица чуть не уронила ножницы. – Где же это видано – дама в штанах?
– Не упустите возможности первой одеть женщину в штаны, – холодно пророкотал Иван. – Обессмертите свое имя, далее аншлаги, слава, строчка в летописи и лавры первопроходца, точнее, первопроходицы.
Я уже научилась худо-бедно разбираться в тонах и полутонах Ивановых обертонов, и сейчас под внешней коркой изо льда просто неистовствовал гейзер издевки. Сама чуть не прыснула.
– Впрочем, возможны варианты, – продолжал мерно давить обломок. – Вы отказываетесь, но находится некто, скажем, на соседней улице, который возьмется за наш заказ. В таком случае…
– Я согласна! – выпалила модистка.
– Для дамы два морских костюма с кепи, две пары высоких ботинок со шнуровкой, на низком каблуке, рукавицы из плотной брезентовой ткани, два дождевика. Все должно быть готово к вечеру. За вещами заедет посыльный.
Милая бумага, я правильно сделала, что не поведала тебе подробности нашей спонтанной страсти тем замечательным полднем. Так вот – забыть, закрасить те строки белой краской и написать поверх то же самое, только в три раза толще и жирнее. В тот раз я летала, этой ночью улетела и могла не вернуться. Зверь, животное, мастодонт! Вот только глаза холодные и трезвые. Жуткие глаза, бездонные глаза, страшные глаза! И я хотела за него замуж, то есть хочу? А не замерзну одним прекрасным жарким днем? Кажется, я переоценила силу своей глупости и недооценила авантюризм Ивана. И, по-моему, я не такая дура, как обо мне думали соседи, во всяком случае, трезвомыслия во мне гораздо больше, чем представляется на первый взгляд. Тебя, милая тетрадь, я возьму с собой в круиз, капитан будет вести свой судовой журнал, я – свой. Все, спать! Завтра уходим. Тяжелый денек предстоит.
В лучшие свои времена я знавала в свете нескольких дам, коим подобное мероприятие, безусловно, пошло бы на пользу гораздо больше, чем мне. У них десяток-другой килограммов просто просился вон с необъятной талии, я же… на несчетных милях пути подрастеряла те элегантные телеса, что приводили в восторг мужское население нашего дома, подсохла, истончилась и превратилась в перевитую веревку. Вот только грудь решительно отказалась усыхать и распирает на мне – тощей, будто швабра, моряцкую куртку, как опара. К тому же и зад под морским костюмом стал играть так, как не играл до сих пор. Казалось бы, куда мне против прежней, однако даже дед-капитан сделал Ивану одобрительный жест. Впрочем, как показала жизнь, к себе я слишком пристрастна и в данном случае склонна положиться на мнение мужчин. Милая бумага, я красивая?