Имяхранитель - Козаев Азамат. Страница 77
– Вы знали убитого? – окружной комиссар испытующе смотрел на здоровенного обломка, грыз трубку и ждал ответа.
Иван молча жевал губу, кривил рот и про себя костерил Стоика почем зря. Говорено-переговорено, чем кормишься – тем и жив. Волка ноги кормят, имяхранитель на четыре стороны глядит, на восемь слушает. Как же так, Стоик, как же так, дружище? Почему ты закрыл глаза, опустил нос, повернулся к злу спиной? Как же так?
– Знал. И предвосхищу следующий вопрос, комиссар – друзьями не были. Скорее хорошими знакомыми.
– Общие интересы?
– Очень общие, – многозначительно усмехнулся Иван. – Общее некуда.
– А точнее?
– Мы коллеги. Были коллегами.
Бригада уголовной полиции молча, без суеты делала свое дело. Обмерили труп, мелом очертили контур тела. Педантично внесли в протокол перечень вещей и предметов, теперь именуемых невзыскательно и казенно «обстановка квартиры на момент убийства». Стоик лежал у открытого окна, подложив руку под щеку, будто прилег с устатку, да так и заснул. Все как обычно, все на своем месте, за одним исключением – на полу не должно быть мертвого Стоика.
– Коллеги, говорите? По нашим сведениям убитый – профессиональный имяхранитель. Стало быть, и вы того же племени?
Обломок молча кивнул. Комиссар придирчиво оглядел Ивана, что-то в уме прикинул и одобрительно покачал головой.
– Зачем пришли?
– А просто так, – Иван перемялся с ноги на ногу. Пройти дальше полицейские запретили, присесть также не разрешили, вот и пришлось топтаться в прихожей. – Не нравился мне Стоик последнее время. Просто не нравился.
– Что значит «не нравился»?
– Стал угрюм и неразговорчив. Посуровел и перестал улыбаться. С ним бы бутылочку распить, глядишь, и полегчало бы.
– И?..
– И не успел, – Иван мрачно кивнул на труп у окна.
– Как давно вы заметили перемену?
– Месяц или около того.
– С чем связываете? Неурядицы в личной жизни? Проблемы на поприще охраны Имен?
Иван задумчиво пожал плечами. У кого нет неурядиц в личной жизни? Не вдруг такого и найдешь, ведь не место ангелам в этом мире. Иным с неурядицами проще. А для того чтобы оные завелись, личная жизнь как минимум должна существовать. Стоик не так давно расстался с дамой сердца, но считать ли этот разрыв за неурядицу?
Иван вспомнил прочитанную недавно передовицу из старинной-престаринной газеты. «…Вчера под Хиерополисом отчаянные головы учудили нечто совершенно невероятное – заполнили навощенный матерчатый шар горячим воздухом и поднялись в небо. Шар получился огромный, и снизу на корабельных канатах к нему привязали большую корзину. Так вот, для того чтобы воспарить в небо как можно выше, шароплаватели бросали вниз мешки с песком! Оно и понятно, становишься легче, летишь выше…» Разрыв с Таисией вышел для Стоика сродни избавлению от мешочка с балластом. Парень прямо воспарил. Летал, к сожалению, недолго.
– Только не личная жизнь, – буркнул Иван. – Кормить грусть-тоску он не стал бы.
– Выходит, дела служебные?
– Выходит. А только и тут не все ясно. Имяхранитель он везучий… был везучий, неудачи случались, как же без них, но редко. Тут и жить бы, не тужить, а оно вон как обернулось.
Дознаватель выпустил густое табачное облачко, с минуту пристально смотрел на обломка и отвернулся к своим людям.
– Есть что-нибудь?
– Удар нанесен мастерски, – отозвался «убийственный» жандарм, снимая тонкие льняные перчатки. – Тонким лезвием прямо в сердце, под лопатку, результатом чего имеем то, что имеем. Смерть последовала мгновенная и безболезненная, если можно так сказать. На беглый осмотр пока все.
– Расслабился наш везунок. – Комиссар, грустно усмехаясь, взглянула на Ивана. – Спину открыл. А ведь вашему брату это смерти подобно, не так ли?
Обломок молча кивнул. Так. Не далее минуты назад сам подумал о том же. И картина получается мало того, что неприятная, так и непонятная. Некто приходит к Стоику в гости, оба о чем-то мило беседуют, затем хозяин получает стилет в спину, а гость тихо и бесшумно уходит. Стол с нехитрой снедью, стулья, распахнутое настежь окно, бутыль вина и два бокала на столе весьма красноречивы.
– Вас, дражайший Иван, хочу остеречь особо: не дай вам Фанес всеблагой соваться в это дело. Больно подозрительно горят ваши глаза. Не стойте у полиции на пути и тем паче не путайтесь под ногами. Без вас разберемся. Договорились?
Иван кивнул.
– Надеюсь на ваше благоразумие. Если найдете что-то сообщить – милости прошу, окружной комиссариат, дем Диогенус. Ваш покорный слуга. А сейчас…
Дознаватель выразительно посмотрел на входную дверь и многозначительно потер нос. Иван пожал плечами, молча развернулся и вышел.
– Якко, ты помнишь нашу первую встречу? Тот день, когда пришел ко мне наниматься?
– Разумеется! – финансовый консультант оторвался от бумаг и поднял на Ивана цепкие глаза. – День, когда к тебе снизошла удача, нужно запомнить на всю жизнь. А с чего это вдруг вы вспомнили его?
– Да не вдруг, – Иван поморщился и покрутил шеей туда-сюда. – В том-то и дело, что не вдруг. Ты показался мне отменным физиономистом. Разложил коллег по полочкам так, что любо дорого было слушать.
– Фанес всеблагой устроил мир так, чтобы помогать глупому и отвращать лукавого. Все написано у человека на лице, умей только читать.
– Что ты скажешь о человеке небольшого роста, коренастом, с крепким носом, не единожды сломанным, квадратной челюстью, мохнатыми бровями, глубоко посаженными острыми глазками и неторопливой тяжеловесной речью?
Волт задумчиво потер переносицу.
– Описанный вами тип весьма напоминает одного берегового полицейского из моего далекого детства. Был он решителен и храбр, не дурак выпить и закусить, однако не лишен животной хитрости и осторожности. То, за что брался, непременно доводил до конца. А не мог взять в лоб – брал хитростью и упрямством. Так его и звали – Бык. Сейчас, должно быть, изрядно состарился, если вообще жив.
Слушая своего финконсульта, Иван кивал и все больше мрачнел. Наконец буркнул: «Так и есть» и залпом допил мадеру.
– Какие-то сложности? Я слышал, убили молодого Стоика. Пренеприятное известие, должен заметить.
– Да, убили. И, похоже, что дело об убийстве ведет Бык номер два.
– В таком случае за расследование я спокоен. Как и за отчет, который завтра сдаю в мытную канцелярию.
– А мне почему-то неспокойно. Да нет, за отчет я тоже спокоен, не переживай, старина. Но Стоика убил человек, которого тот впустил к себе без боязни. Возможно, я знаю убийцу и каждый день с ним ручкаюсь. Сегодня мне пришлось пожать множество рук и теперь больше всего хочется тереть ладони мочалкой с мылом до тех пор, пока с них не слезет кожа.
– Вот увидите, не пройдет и недели, как убийца будет найден и водворен за решетку! Все «быки» таковы, им лишь бы след взять!
– Просто Минотавр какой-то, – буркнул Иван, откидываясь на спинку кресла. – Тело и голова бычьи, нюх собачий. И мы в самом центре лабиринта.
– Только Минотавр на нашей стороне. Жаль, что наружу без нити все равно не выбраться, – назидательно проговорил Якко.
– Мне это не нравится, старина. Очень не нравится. Предчувствия тревожные.
Полнолуние застало Ивана в самом скверном расположении духа. Нынешний подопечный имяхранителя, ноктис тенора императорской оперы, наоборот, пребывал в приподнятом настроении, чем изрядно мешал Ивану. Вертелся туда-сюда, отбегал, на эмоциях восторга парил над землей, в общем, заставлял обломка крутить головой во все стороны. Тенор дожил до преклонных лет, спел не один десяток партий, но и сейчас пребывал в наивной уверенности, что роли юных героев ему все так же по плечу, как десятилетия назад. Не помеха и огромное пузо, и бульдожьи брыли, и порядком поредевшая шевелюра.