Год порно - Мамаев-Найлз Илья. Страница 25

Ой, Вась, ну не надо, сказала она.

Он еле дотянулся до ее талии. Его живот упирался в тело жены, и она то и дело жадно вдыхала воздух. Они неуклюже танцевали и смеялись вместе со всеми.

Задумав нечто амбициозное, Вася оттопырил таз и потянулся головой к плечу жены. Не сразу, но Васе таки удалось улечься правой щекой. Он нежился и улыбался. А Марк, как ни пытался, не мог представить ни одной позы, в которой эти двое могли бы смотреть друг другу в глаза, занимаясь сексом.

Вася наклонил жену над покрытым обледенелым снегом полом веранды. Но руки его подвели, и оба грустно грохнулись так, что пол затрясся. Все расхохотались и зааплодировали.

Но пришла весна. Если бы не календарь, никто бы ее и не заметил. Снег продолжал заметать улицы, щеки покалывал морозец. Только ближе к суду все начало таять и пахнуть новой жизнью. Ветер приносил тепло издалека, и Марк по-детски ему радовался, глубоко вдыхая носом и жмурясь. Таким же обнадеживающим выдался и день, когда по отцовскому делу зачитывали вердикт. После заседания отец не написал и не позвонил. Марк выждал до вечера и набрал сам.

Выиграли, сказал отец.

Ура, сказал Марк. Поздравляю.

Да. Хорошо.

Это ведь здорово, да?

Да.

Ну ладно.

Ты был прав.

В чем?

Во всем. Во всем, что ты мне писал тогда, сказал он прямо так, слово в слово. Ты был прав. По жизни.

Марк не нашелся, что ответить, потому что совсем не помнил, о чем речь.

Спасибо тебе, сказал отец. И прости, если у меня не всегда получалось понять.

Да. Ладно. Спасибо. Ты меня тоже прости.

Ага.

Ты в порядке?

Да.

У мамы все нормально?

Да, все хорошо.

Ну ладно тогда.

У отца был странный голос. Марк тогда списал это на усталость, но потом они встретились лично, и тот объяснил. Из-за того, что он был под следствием, заводу не выдали кредит и они не закупились материалами на предстоящий год. И теперь не могли работать. Марк не сразу понял, что это все значит.

Завода больше нет, сказал отец.

В смысле?

Пришлось продать. Выплатил всем зарплаты и задолженности. И все. Все, да. Больше завода нет.

Но ты же выиграл, сказал Марк, осознавая, как глупо это звучит.

Папа развел руки и положил их на колени. Он слабо улыбался, не замечая, как на его затылок и плечи падает солнце.

Вот так, сказал он.

Без сугробов стало пусто, грязно и гнусно. Потом оттаяла Кокшага, и вернулись причалы, лодки, катамараны. Все это летнее веселье. Находились те, кто даже сейчас, в холод, арендовал их и катался под мостами. К ним относился и Марк. Где его тогда только не было. Он связывался с сомнительными ребятами, которые иногда заходили за кофе. Гулял с ними, наблюдал, как те переворачивают мусорки и гнут дорожные знаки. Не то чтобы эти парни были каким-то там быдлом, нет. Просто у них земля уходила из-под ног, а все вокруг стояло как ни в чем не бывало.

У одного из них от рака умерла девушка. Врачи сказали родителям и близким собрать за неделю два миллиона рублей на лечение, а где им их было взять. Ее не стало, и Олег, кажется, так его звали, делал вид, что это его не тревожит. Но если кто-то пытался до него дотронуться, сразу понимал, как больно тому было жить. Он шарахался и крыл матом. Высмеивал все что можно. Уходил, никому ничего не говоря. Когда Марк спрашивал у него как дела или даже как ты, Олег отвечал а тебя ебет? А Марка и правда ебало, но Олег не разрешал себе в это поверить.

Еще один парень просто потерялся по жизни. Она не радовала его и не держала. Он ходил по краю моста, отрывал руки и даже спускался ниже на балку. В свои почти тридцать он делал то же, что и подростком. Только веселее все равно не становилось.

Были и другие, но именно с этими двумя Марк оказался в лодке. С ними и с Зиной, девушкой, которая носила в сумке водку. Они уже выпили пару бутылок «Блейзера», поэтому с водки стало совсем хорошо. Слишком. Ступая обратно на берег, Зина промахнулась и расшибла коленку о деревянный причал. Они обработали рану свежекупленным «Блейзером» — водка уже кончилась — и приложили сорняк, который спутали с подорожником.

Зина выпила меньше других, но ее вынесло больше всех. Парни довели ее до дома и поднялись в квартиру. Тот, который потерялся, сразу улегся к ней на диван. Марк сказал, что кто-то должен остаться, чтобы вдруг чего не. Олег согласился, собрался и ушел. А Марк и не был против остаться, в последнее время он только и делал, что оттягивал момент возвращения домой, — слишком уж там было одиноко и безнадежно.

Маму недавно выписали из больницы, и все в этом плане вроде как складывалось хорошо. Но отец старел на глазах и пугал своими речами о политике. То, что он тогда говорил про Марка, как тот был прав и все остальное, оказалось неправдой. Отец об этом не знал, конечно. Но он имел в виду не позицию Марка, а то, как он сам ее понимал. В конце концов выяснилось, что он просто снова признал себя правым. А Марк к этому моменту уже не заботился о том, чтобы как-то победить отца. Он просто хотел, чтобы они наконец друг друга поняли.

Зине пришлось лечь на пол к Марку, потому что потерянный парень распластался по всему дивану и сдвинуть его не получилось даже вдвоем. У Марка были вертолеты. Он водил руками то ли в поисках баланса, то ли отгоняя крутящийся перед глазами потолок. Как бы то ни было, он случайно задел Зину и вместо того, чтобы убрать руку, оставил ее на какой-то очень горячей дрожащей части Зининого тела. Дыхание Зины содрогнулось от такой близости. Марк стал ее целовать, она жадно ответила. Во всей этой ситуации его возбуждало только то, что, кроме них, в одной комнате был еще один человек, настолько пьяный, что его ничто не разбудит. И тот никогда и не узнает, что тут происходило.

Зина так дрожала под его телом, что Марк даже через подступающее похмелье ощутил, как давно и сильно ей не хватало того, что происходит. Может, это его и отпугнуло. Он лег обратно на спину и закрылся простыней. И почти сразу уснул.

Наутро, как только вспомнил про вчерашнее, его тут же вырвало.

Прости, сказал Марк Зине.

Ничего. Я уберу.

Марк обулся и ушел, сославшись на работу или что-то еще. Он умирал весь день и повторял похмельное обещание никогда больше не пить. Выпил он уже вечером, а с теми парнями больше не виделся никогда.

Марк стоял в алкогольном отделе и осматривал полки с пивом. Он потянулся было за бутылкой, но передумал и взял другую, на тридцать рублей дороже. Потом услышал за спиной свое имя и повернулся. Соня по-детски бросилась ему на шею и взвизгнула.

Сколько лет.

Сколько зим, сказала она низким тембром, закатив глаза.

Они улыбнулись, и Соня спросила, чем он занимается.

Шикую, сказал Марк и продемонстрировал неоплаченные товары.

Соня пфыкнула так, что Марку попала слюна на лицо. Он протер и сказал спасибо.

На здоровье. Грант, это Марк. Марк, это Грант.

Черноглазый парень в пальто вяло пожал Марку руку и посмотрел на Соню.

Это друг, сказала она. Бывший моей лучшей подруги.

Которой? — спросил Грант.

Леси.

Соболезную.

А это, начала было Соня, но Марк поднял руку, дав понять, что догадался.

Так чем ты теперь все-таки занимаешься?

Разливаю кофе. Перевожу порно.

Грант улыбнулся. Марк впервые ощутил силу своих жизненных обстоятельств: никто никогда не был знаком с переводчиками порно. Никто наверняка даже не задумывался о том, что порно переводят. Это делало его интересным собеседником. Соня переспросила, чтобы убедиться, не стебется ли он, и, удостоверившись, совсем растерялась, что говорить. Марк поделился парой забавных фактов про перевод мата и все это время ощущал, как имя Леси прошло сквозь него и образовало в легких свистящую дырку, из которой по всей спине тянуло сквозняком.

Гранта позабавили его слова, и он предложил зайти к нему, если у Марка нет никаких планов.