Полдень. Дело о демонстрации 25 августа 1968 года на Красной площади - Горбаневская Наталья Евгеньевна. Страница 43

Судья: Прошу не выходить за пределы обвинительного заключения.

Каминская: Я уж не говорю, что даже не утверждалось, что была нарушена работа общественных и государственных учреждений.

Остается общая формулировка: групповые действия, грубо нарушающие общественный порядок. Мы должны говорить конкретно, что именно является нарушением общественного порядка. Говорят, что содержание лозунгов вызвало возмущение окружающих и это могло выражаться в их правильных или неправильных действиях. Но ведь мы рассматриваем сейчас действия Литвинова, а не действия других лиц. Были показания о тихом разговоре (свидетельница Ястреба), Давидовича – о том, что произносились речи. В материалах дела нет доказательств того, что Литвинов выкрикивал лозунги, этого не говорил ни один из свидетелей.

Теперь перейдем к последнему: является ли лозунг, который держал Литвинов – «За вашу и нашу свободу», – клеветническим. Я ограничиваю свои объяснения одним лозунгом не потому, что считаю остальные криминальными. Более того, я помню, что мой подзащитный заявил, что он не снимает с себя ответственности и за остальные лозунги, и я разделяю эту его позицию. Но об остальных лозунгах, которые держали подсудимые, будут говорить их адвокаты.

Литвинов держал лозунг «За вашу и нашу свободу». Прокурор считает этот лозунг клеветническим, то есть преступным. Поддерживая эту часть обвинения, прокурор вместо правового анализа ограничился тем, что задал вопрос: «Что имел в виду Литвинов, когда он поднял лозунг? Может быть, – спросил прокурор, – он имел в виду свободу устраивать сборища, свободу клеветать?» Никаких иных аргументов, подкрепляющих это обвинение, в речи прокурора не было.

Но ведь клевета – это правовое понятие. Оно предполагает сообщение ложной информации. Причем ложной заведомо для того, кто эту информацию сообщает. Заведомость – это субъективное отношение лица к тому, что оно сообщает. Убеждение человека в правильности сообщаемой им информации может быть и ошибочным, но все же оно остается его внутренним убеждением, а это исключает обвинение в заведомой для него ложности информации.

Теперь конкретно о лозунге, который был поднят Литвиновым.

Не так давно в кинотеатре «Россия» демонстрировался фильм «За вашу и нашу свободу». Название этого фильма точно соответствует лозунгу, поднятому Литвиновым на Красной площади. Никто не считает название этого фильма клеветническим.

Значит, не смысл этого лозунга, а подразумеваемый подтекст, предполагаемое содержание признается сейчас неправильным и преступным.

Я лично считаю, что лозунг «За вашу и нашу свободу» никогда не может считаться клеветническим. Я всегда говорю «за вашу свободу» и «за нашу свободу», потому что считаю самым большим счастьем для человека – счастье жить в свободном государстве. Я полностью присоединяюсь к той части речи прокурора, в которой он говорил о великой заслуге советского народа и Советской армии, которые принесли свободу Чехословакии. И тогда, в тяжелые годы Великой Отечественной войны, наши люди и наши воины с полным правом могли поднять лозунг «За вашу и нашу свободу». В тексте этого лозунга я не вижу не только ничего преступного, но и неверного. К тому же он не содержит никакой информации, никаких сообщений – правильных или ложных.

Но этот лозунг был поднят не один. Более того, этот лозунг был поднят в связи с определенными и конкретными событиями, которыми весь наш народ был взволнован, с событиями, к которым никто не мог остаться равнодушным. Поэтому для того, чтобы окончательно аргументировать свое утверждение о невиновности Литвинова, я должна говорить и о цели, которую преследовал Литвинов, придя на Красную площадь с этим лозунгом.

И на предварительном следствии, и в суде Литвинов говорил, что он считал себя обязанным открыто высказать свое отношение к решению о вводе войск в Чехословакию, к тому решению, с которым он был несогласен. И независимо от того, прав он был в этой оценке или ошибался, выражение собственного мнения не может считаться преступлением.

Решая это необычное дело, суд не может отказать людям, судьбу которых он сейчас решает, в признании их безусловной искренности и убежденности. Эта внутренняя убежденность в своей правоте, это желание открыто высказать свое отношение и мнение исключают возможность осуждения их за сознательную намеренную ложь – то есть за клевету.

Заканчиваю свои объяснения тем, с чего я их начинала, – все материалы дела приводят меня к убеждению о невиновности Литвинова, и я обращаюсь к суду с единственной возможной при таких условиях просьбой – просьбой о его оправдании.

Речь адвоката Ю. Б. Поздеева (защитник Константина Бабицкого)

Мой подзащитный Константин Иосифович Бабицкий – ученый, научный сотрудник Института русского языка. До ареста он работал в той области науки, которая образовалась на стыке двух наук – лингвистики и математики. Он окончил Институт связи и филологический факультет университета. За небольшой период работы в Институте русского языка Бабицкий показал себя способным, если не талантливым, ученым. Бабицкий не просто занимался общественно полезным трудом, а находился на авангардном рубеже науки. В действиях органов предварительного следствия, применивших арест до суда и оторвавших его от работы и семьи, была проявлена поспешность. Трудно поверить, что эта санкция была необходима, тем более что Бабицкий не признавал свой поступок основанием для предъявления ему обвинения.

Защита не хочет превращать зал суда в дискуссионный клуб. Цель защиты – не обсуждение политических взглядов Бабицкого, а представление правовых доводов о недоказуемости его вины. Формула обвинения для всех обвиняемых отличается удивительным однообразием. Это вызывает удивление еще и потому, что статья 190-1 УК РСФСР не предусматривает групповых действий. Ни один из признаков статьи 190-1 в формуле обвинения не конкретизирован и к действиям Бабицкого не подходит.

К статье 190-1 пока не издано комментариев. По аналогии рассмотрим комментарий к статье о клевете. Там тоже речь идет о заведомо ложных измышлениях, но по отношению к отдельному лицу, а не к обществу. Иначе говоря, лицо, которому предъявлено обвинение в клевете, должно знать о ложности распространяемых им измышлений. В данном случае прежде всего заведомости не было.

Бабицкий находился на площади с лозунгом на чешском языке «Да здравствует свободная и независимая Чехословакия». Лозунг не содержит никакой информации. Это его убеждение, высказанное в такой форме. Судят ли человека за текст или же за подтекст? Это очень важный и трудный вопрос. Здесь представитель обвинения говорил, что войска были введены, чтобы обеспечить свободу и независимость Чехословакии, то есть именно то, о чем говорится в лозунге. То, что Бабицкий вкладывал в эти слова иной смысл, сомнений не представляет. Но уголовная вина должна следовать из самого текста, а не из его толкования.

Бабицкий – честный человек, и если он высказывает мнение, то верит в него. Но тогда отпадает заведомость. Состав статьи 190-1 – конкретный. Измышления, клевета или распространение заведомо ложных измышлений – ни один из этих признаков не содержится в действиях Бабицкого.

В доме подсудимого найдена доска с текстом плаката, который на Красной площади не фигурировал. Но изготовление этого лозунга не вменяется ему в вину, а значит, нечего и говорить о его содержании. Принести тот лозунг, который он держал, Бабицкий не мог, так как лозунг не поместился бы в его кармане. Жена Бабицкого подтвердила, что он вышел из дома без плаката. Свидетель Давидович показал, что плакат на чешском языке был вынут из коляски. Государственный обвинитель упомянул реплику Бабицкого: «Мы теряем своих лучших друзей». Но если ему инкриминируется эта фраза, то неясно, по какой части статьи – по 190-1 или по 190-3. Но по 190-1 требуется неоднократное устное распространение. Может быть, по 190-3? Но фраза сказана не громко, обычным голосом, в ответ на какое-то замечание, к тому же она не порочит советский государственный и общественный строй.