1941. Друид. Второй шанс (СИ) - Агишев Руслан. Страница 26

Вздохнул, тяжело опустившись на стул. Давно уже потухшую трубку отложил в сторону. Одна только мысль о табаке сразу же вызывала позыв к тошноте. Достаточно накурился, называется.

Откинулся на спинку стула и закрыл воспаленные глаза, скривившись при этом. Больно, словно кто-то в лицо горсть песка сыпанул.

— Нужно хоть немного поспать, — пробормотал Сталин, с силой растирая ладонями лицо. — Голова совсем чугунная.

Он уже забыл, когда в последний раз ложился в нормальную постель с простыней, подушкой и одеялом. Последние трое суток, как немец собрался с силами и начал новое наступление, вообще, толком не спал. Между бесконечными совещаниями с генералами, встречами с наркомами удавалось, дай Бог, пару часов подремать. Причем спал прямо здесь на узкой неудобной кушетке, на которой и ноги-то нормально вытянуть нельзя. Одно мучение, а не сон.

Но хуже всего было другое. Отсутствие сна еще можно было терпеть. Страшнее было ожидание, которое буквально с ума сводило.

— Черт… Что же там происходит? — пробормотал он, сквозь зубы. — Приказал же, докладывать каждый час…

Где-то там, всего лишь в неполной сотне километров от Кремля уже третьи сутки продолжались ожесточенные бои. Немецкое командование, уверившись в близком падении «красной» столицы, бросали в бой все новые и новые части — пехотные, моторизованные, танковые. Под их яростным натиском все сильнее и сильнее прогибалась оборона советских войск, катастрофически измотанных, несущих огромные потери. Ценой своей жизни они, недавние курсанты, рабочие заводов, крестьяне, учителя, и многие другие, давали стране так нужную отсрочку. Но сколько они еще выдержат? Час, пол дня, сутки? Хватит ли этого для организации полноценного контрудара, на который возлагается такая надежда?

— Ненавижу ждать…

С жгучей ненавистью мужчина уставился на телефон, стоявший на самой середине стола. Жутко захотелось расколотить его вдребезги, разбросать куски по всему кабинету.

И в этот самый момент раздалась звонкая трель. Не успела она утихнуть, а трубка была уже у него в руке.

— Сталин у аппарата, — твердо произнес он, хотя в душе бурлил самый противоречивый клубок эмоций — от отчаяния, страха и до надежды. — Слушаю вас, товарищ Жуков… Выдержали, говорите? Это хорошая новость, товарищ Жуков.

Внутри него все едва не взорвалось. Оборона Москвы устояла! Бойцы смогли сдержать последний удар врага!

—… Считаете, что враг переходит к обороне? Почему вы так решили? Серьезные потери в живой силе и танках…

С той стороны телефонного провода звучали просто невероятные цифры немецких потерь в танках и самоходных орудий. По словам генерала Жукова, только в районе Волоколамска сегодня немцы потеряли 121 танк. Причем 2-ая танковая дивизия Вермахта лишилась не только всех своих броневых машин, но и командира — генерал-лейтенанта Рудольфа Файеля.

—… Всех отличившихся немедленно представить к высшим правительственным наградам, — выпрямился Сталин, чувствуя невероятное облегчение. — В преддверии нашего контрнаступления это станет…

Москва, 2-ой Горнозаводской переулок

Толкнул тихо скрипнувшую дверь и, шагнув через порог, оказался в прихожей. Из квартиры дохнуло холодом, словно он до сих пор стоял на улице.

— Вот я и дома… — выдохнул облако пара.

Как был в тулупе, теплой шапке и валенках, так Симонов[1] опустился на стул. Раздеваться не было сил, да и смысла. В давно нетопленной квартире было жутко холодно, а дров для буржуйки все равно не было.

— Дома… — в пустой квартире шепот звучал немного жутковато, отчего говорить совсем не хотелось. Собственно, поэтому он и замолчал.

С 12 сентября Симонов не был в своей московской квартире. По заданию редакции газеты «Известия» сначала участвовал в боевом походе подводной лодки «Гарибальдиец» к берегам Румынии, после — в боях за Крым. А когда враг оказался у столицы, срочно вернулся обратно.

Третьи сутки репортер не вылезал с передовой. Ожесточенные бои развернулись по всему фронту. Немец непрерывно атаковал, не считаясь ни с какими потерями. Накал боев был таким, что рукопашные схватки считались уже обыденным явлением.

— Ну, Костя, дома ты побывал, а теперь пора назад. Светает уже, — усмехнулся мужчина, заметив светлеющее небо за окном. — Ничего, брат, ничего. Вот разгребем немного, и тогда…

Правда, уверенности в его голосе было мало. Была, горечь, жуткая усталость и отчаяние.

— Это еще кто?

Из-за входной двери вдруг послышался громкий топот. Кто-то явно спешил, поднимаясь по лестнице.

— Костя, слава Богу, ты здесь! — обрадовано вскрикнул ворвавшийся в квартиру бородач в сером полушубке и нахлобученной на голове шапке. Похоже, товарищ Симонова из редакции был невероятно чем-то обрадован. — Думал, ты опять умчался на передовую в какую-нибудь Тмутаракань! Быстрее собирайся!

Симонов вскочил, с ожиданием глядя на нежданного гостя. Какие новости он принес? Что случилось?

— Костя, немец, похоже, выдохся! Прекратил атаки, окапываться начал, сволочь, — не сдержав чувств, сорвал с головы шапку и кинул ее в товарища. После подскочил к нему и крепко обнял, с силой хлопая по спине. — Костя, дорогой ты мой человек, ты понимаешь, что мы выдержали⁈ Ведь, им каких-то два десятка верст до Красной площади осталось! Понимаешь, Костя, два десятка…

Симонов тоже улыбнулся. Хотел было что-то сказать, но не смог из-за вставшего в горле кома. Просто обнимал друга, тоже стуча его по спине.

— Пошли. Машина уже у подъезда, — товарищ потянул Симонова за собой к выходу. — Срочное задание от редакции. Номер уже «горит»… И блокнот не забудь.

— Постой! Куда едем-то? — Симонов вырвал из блокнота листок, чтобы для жены оставить записку. Та работала в госпитале и тоже лишь изредка появлялась дома. — Что за место?

— А-а, — протянул товарищ, махнул рукой. — Ты же ничего не знаешь. На Волоколамское шоссе к генералу Панфилова едем. Это ведь его бойцы за сегодняшнее утро больше сотни танков наколотили. 121 танк, если быть точным. Срочно нужна статья. Прямо алюр два креста.

От удивления Симонов едва карандаш не сломал, оставив на записке жирную галку. И как бы не хотелось верить, но прозвучавшая цифра казалась совершенно невероятной. В сводках Информбюро регулярно звучали немецкие потери в пять, семь или десять танков и бронетранспортеров, но чтобы сразу столько. Теперь-то ему был понятен случившийся переполох.

— Дела-а, — протянул он, не скрывая своего удивления. — Дали панфиловцы стране угля… И как? Артиллерию из резервов фронта подтянули?

Будучи настоящим фронтовым корреспондентом, Симонов прекрасно представлял, что такое подбить даже один танк. Когда на тебе надвигается эта грозная боевая машина весом под два десятка тонн, не только колени, но под жилки трястись начинаются. Кое-кто, вообще, под себя ходит от страха. Ведь, не случайно молодых бойцов обкатывали танками, специально заставляя сидеть в окопе на пути танка.

— Так как?

Когда же Симонов узнал первые подробности, то у него сразу же появилось настойчивое желание присесть. Получалось, что панфиловцы сделали это всего лишь неполным взводом. Но такого просто не могло было быть. Наверное, этот какая-то ошибка или даже глупая шутка.

—… 28 человек⁈ Это шутка что ли такая? — товарищ в ответ с улыбкой развел руками. Мол, за что купил, за то и продаю. — Это почти по пять штук на брата? Только за одно это героя полагается давать…

Только правда оказалась ещё удивительнее, что выяснилось лишь на месте боя.

…Их репортерская группа прибыла на Волоколамку только поздним вечером, когда на поле боя опустилась полная темень. Поэтому о фотографиях до утра можно было и не мечтать. Оставалось лишь опрашивать участников того боя. Вот тогда-то и начали вылезать первые странности.

—… Подожди, товарищ Каверин, значит, и ты не видел этого? Кто же тогда все эти танки намолотил? — Симонов застыл в недоумении возле кровати с перевязанным, как мумия, бойцом. У того из под повязки лишь глаза сверкали. — С кем ещё можно поговорить?