Дерзкий поцелуй - Джонсон Алисса. Страница 52

Наконец она шумно выдохнула. Вот, значит, что это такое — целовать Мак-Алистера, по-настоящемуцеловать. О, это было совсем не то нежное прикосновение губ, которым она наслаждалась раньше. Он не приблизил ее к себе лишь на расстояние вытянутой руки, и вел он себя отнюдь не мягко и осторожно. Девушка даже не была уверена в том, что он сумел сохранить голову на плечах.

Нет, но как же замечательно все получилось!

По губам Эви скользнула медленная улыбка. Оказывается, мистер Джеймс Мак-Алистер способен утратить всякое самообладание.

Впрочем, не совсем и не до конца, вынуждена была признать она, во всяком случае, не так, как она — ему,по крайней мере, ноги повиновались, раз уж он устоял на них, — зато теперь она знает, что это вполне может случиться. А ей очень хотелось, чтобы все повторилось еще раз. И еще. Нет никакой причины, которая может воспрепятствовать этому, думала она, и улыбка ее стала шире. В конце концов, он сказал «больше никаких споров», а не «больше никаких поцелуев».

Так что задача заключалась в том, чтобы вынудить его повторить все это, не прибегая к помощи пари и не бросая ему вызов. Эви мельком подумала о том, чтобы попробовать себя в роли роковой соблазнительницы, но потом решила, что здесь, как и в случае с обмороком, нужна некоторая практика. Но завтра во время прогулки на лодке она, быть может…

— У вас есть все, что вам нужно, мисс Коул?

При звуках голоса мистера Хантера девушка вздрогнула. Господи, она так увлеклась своим фантазиями, что даже не слышала, как он вошел в кухню.

— Э-э… да. Да.

— Вот и отлично.

Эви рассчитывала, что после такого ответа он оставит ее в покое и уйдет, но мистер Хантер продолжал рассматривать ее со странным выражением лица. Смутившись, девушка поднесла руку к волосам… и обнаружила, что прическа у нее растрепалась, и длинные пряди в беспорядке падают ей на плечи.

О Господи.

— Я… э-э… — Она попыталась пошевелить непослушными губами и вдруг со стыдом осознала, что они распухли. Черт побери, она наверняка похожа на пугало. — Я… Я была…

Мистер Хантер любезно улыбнулся, словно ничего не случилось.

— Похоже, вы оправдываете свое содержание.

Эви опустила глаза, глядя себе под ноги.

— Оправдываю с-свое с-содержание?

Он что, намекает на…

— Приготовление еды, — пришел он ей на помощь и рукой указал на ветчину. — Ужин.

— Ужин? А! Да. Правильно.

Она совсем забыла о нем.

— Он пахнет… необычно.

— Вот как?

— Ну, не буду вам мешать.

Поскольку она была решительно не в состоянии сказать что-либо разумное, то предпочла промолчать и растянула губы в дружеской, как она надеялась, улыбке.

Эви улыбалась до тех пор, пока он не скрылся за дверью, а потом, не шевелясь, слушала, как замирают в коридоре его шаги. И только убедившись, что никто не видит и не слышит ее, она испустила долгий отчаянный стон.

Нет, это ужасно.

А ведь это лишь первое из тех унижений, которые предстоят ей сегодня вечером. Не стоит забывать о ветчине и ужине.

Но им придется подождать до тех пор, пока она не сбегает к себе в комнату.

21

Приведя себя в порядок, Эви вернулась на кухню с намерением вырезать середину окорока, которая, вероятно, менее всего пострадала от обработки чесноком и горчицей, и нарезать его ломтями, после чего подать на стол с морковью и картофелем. Девушка надеялась, что не все еще потеряно и что она вполне успеет приготовить что-либо съедобное.

К несчастью, получившаяся ветчина оказалась жесткой, как подошва, и отвратительной на вкус.

Эви решила, что только лояльность, которую, несомненно, испытывали к ней друзья, заставила их попробовать мясо — миссис Саммерс сумела даже выдавить натянутую улыбку, пытаясь прожевать первый кусочек, — прежде чем они признали свое поражение.

— Боюсь, что ветчина выглядит несколько… э-э… неаппетитно.

Учитывая все нюансы, Эви сочла это заявление недопустимо дипломатичным.

— Знаю. И прошу простить меня. Кажется, я переборщила со специями.

— А я не вижу в ней ничего предосудительного, — заявил Кристиан, доедая последний ломтик. — Если вы точно не будете есть свою порцию, миссис Саммерс…

— Да-да, угощайтесь, пожалуйста, — поспешно откликнулась пожилая женщина.

Пока миссис Саммерс и мистер Хантер передавали Кристиану свои тарелки, Эви украдкой метнула взгляд на Мак-Алистера. Несмотря на всю свою браваду, после того как он вышел из кухни, сейчас она не могла заставить себя посмотреть ему в глаза. Ее тело до сих пор отдавало сладостной дрожью в тех местах, где он касался ее, и даже в тех, куда он не успел дотянуться. Девушка ни секунды не сомневалась в том, что неодолимая тяга, которую она испытывала к нему, явственно видна в ее глазах, вместе с предательским румянцем на щеках. Пусть даже Мак-Алистер был не первым мужчиной, которого она поцеловала, зато он, несомненно, стал единственным, кто поцеловал ее вот так.

Чувствуя, что еще мгновение — и она покраснеет до корней волос, Эви смотрела на него ровно столько, сколько потребовалось, чтобы убедиться — он ничуть не страдает от последствий их страстного поцелуя, несчастный грубиян. Мак-Алистер не заливался краской, не ерзал на стуле и не бросал на нее пытливые взгляды сквозь полуопущенные ресницы — словом, не делал ничего из того, в чем за последние четверть часа успела провиниться Эви. Он сидел совершенно неподвижно, как статуя, и взгляд его — равно как и мысли, очевидно, — не отрывался от стоящей перед ним тарелки.

При виде столь великолепного равнодушия Эви ощутила болезненный укол в сердце.

А потом он поднял голову, взглянул ей прямо в глаза и улыбнулся. Девушка ощутила, как сердце ее наполняется горячей кровью, готовое разорваться надвое… для него.

Никто не имеет права улыбаться вот так, только и смогла подумать Эви. Никто и никогдане должен улыбаться ей вот так.

В легкой улыбке, приподнявшей уголки его губ, не было удовольствия. Ничто не свидетельствовало о его смятении, изумлении иди восторге от обладания тайной, известной лишь им двоим. Эви напряженно всматривалась в его темные глаза, надеясь заметить в них проблеск радости, но обнаружила лишь просьбу о прощении и печаль, которых не понимала.

Ей вдруг захотелось встать со своего места и подойти к нему. От желания обнять его и прижаться губами к его губам у Эви заныло сердце… И еще она хотела узнать, почему в глазах у него плещется печаль.

Но вместо этого она улыбнулась ему в ответ.

Постаравшись забыть о боли в груди, она вложила в свою улыбку всю радость, любовь и прощение, какие только могла отыскать в своем сердце. И не имеет значения, что она не знала, за что прощает его — если он в этом нуждается, то получит ее прощение.

Уголки его губ дрогнули и поднялись чуточку выше.

Ее же робкая улыбка росла и ширилась, пока не перешла в задорную смешливость.

И тут, к невероятному ее облегчению, черные тучи, туманившие его глаза, начали рассеиваться.

Вот так-то лучше, подумала она. Намного лучше.

— Вас это устраивает, мисс Коул?

Эви едва удержалась, чтобы не подскочить на месте — столь неожиданным для нее оказался вопрос мистера Хантера. О Боже, о чем говорят остальные?

— Э-э… да?

— Прекрасно. В таком случае, вы, по мере необходимости, станете помогать миссис Саммерс и Кристиану выполнять свои обязанности. А Мак-Алистер возьмет на себя приготовление пищи.

Поначалу Мак-Алистер выразил удивление столь бесцеремонным заявлением, приподняв бровь, но потом, смирившись, лишь пожал плечами:

— Я умею готовить.

Когда с едой — если ее можно назвать таковой — было покончено, Эви уединилась в библиотеке, миссис Саммерс удалилась к себе в комнату, а джентльмены веселой гурьбой перешли в кабинет со стаканами бренди в руках. Последнее изрядно позабавило Эви. Она всегда считала, что потягивание бренди в кабинете — ритуал, который следует приберечь для формальных званых обедов или сугубо домашних торжеств. Но если сейчас на ее глазах разворачивалось семейное торжество, то оно, несомненно, претендовало на звание самого странного на ее памяти.