Черное Солнце. За что убивают Учителей (СИ) - Корнева Наталья. Страница 73

Клёны Ром-Белиата чуть слышно шелестели вокруг, тревожимые лёгким бризом — яркие, алые, алые. Острые лезвия листьев ранили, бередили душу пронзительной красотой: цвет их был насыщенным и густым, словно у закатывающегося в океан осеннего солнца. И винная кровь Учителя была такого же невозможного, невыносимо прекрасного цвета, как эти кленовые листья. Кровь медленно заполняла лёгкие, дыхательные пути и рот, с каждым судорожным выдохом выплескиваясь наружу. Элиар замер, лишившись дара речи, завороженно глядя на лотосную кровь, темными пятнами проступающую на одежде верховного жреца.

Это промедление стоило ему победы: недоумение в циановых глазах сменилось решительностью. Учитель поднялся: Хвост Феникса, легендарная плеть Тысячи Образов, возник в его руках. Огненное сияние цвета материализовалось в ярко-алые лезвия плети.

Красный Феникс никогда не объяснял принципы обращения со своим духовным оружием и редко применял плеть в тренировочных боях, дабы учебные противники случайно не обнаружили и не переняли особые навыки и приемы, не раскрыли секреты его знаменитых техник. Однако Второй ученик достаточно долгое время внимательно наблюдал за боевым стилем наставника чтобы успеть изучить его досконально.

Точные и жестокие удары посыпались один за другим: алые лезвия пламени со свистом резали воздух. Непереносимая боль пронзила тело. Однако Элиар не отшатнулся и не попытался уклониться, вступая с плетью в смертельный танец. Восторг! Нет, не восторг — эйфория! Странная эйфория оглушила разум, блокировала болевые ощущения и потащила куда-то вперёд, напролом, даруя весёлое боевое безумие.

Концентрация достигла предела: мир стал безупречно ясен. В нем больше не осталось слепых пятен: одновременно Элиар видел всё, что происходило вокруг, как будто со стороны видел даже самого себя. Минуя глаза, информация стекалась прямо в мозг, отпечатываясь чеканной гравюрой с самыми мельчайшими деталями. Каждый кленовый лист, каждая жилка этого листа — всё вдруг прорисовалось с необыкновенной, запредельной четкостью. Душа Красного Волка сгорала в огне духовного изменения — в таком желанном, долгожданном освобождении; а сердце горело в огне осени.

Ведомый эйфорией, он шагнул прямиком в боль и прошёл сквозь неё. Пламя разъедало металл доспеха и боевых перчаток. Пламя с шипением разъедало барьеры и обрушивалось на голову горячей кислотой. Но Элиару в самом расцвете своего мятежа было всё равно. Учитель часто тренировал его, заставляя противостоять боли. Заставляя быть больше боли. Видят небожители, уроки эти не прошли даром. А после повреждения печати Запертого Солнца и разрыва связи с Учителем боль от священного красного огня и вовсе показалась незначительной, и он стерпел ее.

А потом он ударил.

Ударил, перехватив и намотав на кулак одну из ярившихся огненных плетей: великолепный стальной цветок клинка распустился в его ладони. Учитель получил отличный удар — правая рука странно повисла сбоку, словно безжизненная плеть, взгляд затуманился и потускнел. Кажется, поврежденная конечность перестала действовать: даже пальцы не шевелятся, судорожно сомкнутые на кнутовище.

Длинные когти-лезвия расправились, перерезая тянущиеся к нему огненные ленты, и сверкнули в смертельно опасной близости от незащищенного горла Учителя. Дёрнув на себя хищно извивающуюся плеть, мощным рывком Элиар выдрал кнутовище из слабеющих пальцев наставника: легендарный Хвост Феникса отлетел далеко в сторону. Учитель проводил его еще одним непонимающим взглядом. Рука продолжала безвольно висеть, а из открытой раны на плече хлестала лотосная кровь.

Непревзойдённый клинок испил крови, закалился в священном огне феникса. Кровь Первородного текла по лезвию Когтя Дракона и пьянила сына Великих степей, как дикого зверя. Запах лотоса застыл в прозрачном воздухе. Алые листья взметнулись от движения энергии и вихрями полетели вверх.

Учитель был прямо перед ним — раненый, обезоруженный, ошеломленный. Птица феникс с перебитым крылом, израненная птица, которой больше не подняться в небо. Настала минута его триумфа, минута, которой он ждал так долго.

На лице Учителя отразилось выражение растерянности. Непривычная растерянность эта вдруг растаяла и сменилась новым чувством, доселе не виденным в циановых глазах. То был… страх?

Несомненно, то был страх — страх перед тем, кто сильнее.

Элиар замер, как громом пораженный, околдованный, опьяненный этим сладким страхом. Что происходит? Неужели это не сон? Тишина протянулась между ними кровоточащими алыми лентами. От избытка силы золотые радужки его собственных глаз, кажется, засветились алым — мир залило священным цветом.

Рука Учителя оказалась не крепче его собственной руки. У этой изящной кисти не хватит сил вновь низвергнуть его, бросить его в пучину боли и немощи. Это откровение поразило и раздавило его: рука с клинком дрогнула и остановилась, не в силах завершить начатое: смертельный удар он не нанес.

Вместо новой атаки кочевник сделал шаг ближе, а Красный Феникс молча отступил на такой же шаг. Элиар с ужасом почувствовал: если Учитель сделает ещё хоть один шаг назад, колотящийся в венах инстинкт охотника вынудит его кинуться следом в безотчетном желании убивать. Хвала богам, наставник не двигался.

В какой-то момент вид ранения Учителя привёл Второго ученика в чувство, и он неожиданно успокоился. От обильной кровопотери лицо Совершенного стремительно бледнело, отяжелевшая от крови одежда его тянула к земле. Были рассечены крупные артерии, но главное не это: наставник не сможет полностью восстановиться от повреждений, которые нанесло знаменитое черненое лезвие Когтя Дракона. Раны, нанесенные духовным оружием такого уровня, не исцелить до конца даже Яниэру. Кроме того, Красный жрец лишился собственного непревзойденного оружия, а значит, не сможет продолжать сражаться.

Учитель и сам прекрасно понимал это. Потеряв контроль над одним своим учеником, Совершенный дёрнул за ниточку духовной связи другого. Элиар почти физически почуял этот резкий рывок, этот отчаянный зов, хотя вслух Учитель только выдохнул едва слышно сквозь алую кровь:

— Яниэр!.. Ко мне.

Конечно, в случае самого Элиара такой призыв был бы почти бесполезен — кочевник явился бы на выручку слишком поздно. Но Яниэр, подобно небожителям, обладал редким даром мгновенных перемещений, что было очень удобно в случае опасности. Кроме того, Первый ученик славился способностью наносить удары, находясь в слепой зоне противника: даже Видящий не всегда мог разглядеть его.

Красный Волк настороженно повел взглядом, пытаясь обнаружить нового противника, скрытого иллюзией невидимости. Но, должно быть, трезво оценив обстановку сил, Яниэр не собирался вступать в бой: Элиар увидел мерцающее отражение портала в широко распахнутых глазах цвета замерзшего океана.

Резко развернувшись, он успел заметить, как Первый ученик делает быстрые пассы руками, а уже в следующий миг оба жреца исчезли, оставив павильон Красных Кленов ему, — так оставляют поле боя, что был проигран.

Сердца Красного Волка коснулось тягостное, дурное предчувствие. Клены истекали горечью, листья падали беспрестанно, как кровавые слёзы. Земля под ногами была устлана ими. Воистину, год без благословения Учителя оказался ни к черту.

О, как сожалел впоследствии Элиар, что не подошёл к наставнику после всех в сакральную ночь празднования Зимнего солнцестояния. В конце концов, Учитель был невиновен в том, что Агния решила таким вызывающим образом привлечь к себе его внимание. Возможно, наставник тоже был огорчён тем, что Второй ученик не испросил у него благословения. С тех самых пор судьба пошла наперекосяк.

Терпкий запах палой листвы маревом стоял в воздухе, засыпанный листвой садпылал, как погребальный костер кочевников. Вот и всё: больше некуда идти. Отныне Второго ученика не ждали в Красной цитадели: путь в Ром-Белиат навеки закрыт тому, кто поднял руку на Первородного. Дома в Халдоре, куда он мог бы вернуться, также не стало: скоро Великие степи будут сожжены войной. В своей жизни он потерпел фиаско, добровольно ступил на зыбкую тропу изгнания, поросшую алыми паучьими лилиями. По этой тропе должен был уходить он всё дальше и дальше в неизвестность, прочь от всего, что стало родным, без права обернуться.