Секретарша на витрине. Двадцать пять странных историй из практики регрессионного терапевта - ТенДам Ханс. Страница 5

Такое бывает довольно часто: на первый взгляд, совершенно несвязанные проблемы проявляются как одно взаимосвязанное целое. Но редко заявленные в начале работы проблемы кажутся настолько разрозненными, и в итоге оказываются настолько сильно переплетёнными.

Если вы выигрываете джекпот, из игрового автомата сыплются монеты. С катарсисом примерно так же. После, а иногда и во время физического и эмоционального катарсиса^[6] сыплются монеты. Внезапно всплывают всевозможные инсайты, переплетения и взаимосвязи, включая проблемы, не упомянутые во время вводной беседы.

Одна женщина-психолог сразу после сессии позвонила дочери:

— Дорогая, ты слышишь этот звон на заднем плане?

— Нет, ничего не слышу. Какой звон?

— Звон монет, которые продолжают сыпаться у меня в голове.

Мы, регрессионные терапевты, любим звук джекпота. Возможно, мы склонны к азартным играм. В Интернете ведь тоже можно играть в азартные игры. Но мы же не настолько тупые, правда?

История пятая

Тоска по дому и тяга к суициду

Мой друг-ясновидящий, который к тому же магнетизирует людей, направляет ко мне на лечение 21-летнюю девушку. Последние несколько лет у неё суицидальные наклонности. Один раз она пыталась перерезать себе вены, и её на шесть месяцев поместили в лечебницу. Сейчас она в дневном психиатрическом стационаре с групповыми занятиями. Она их ненавидит, и они совершенно ей не помогают. Это уже само по себе повод для самоубийства.

Она живёт с разведённой матерью и младшей сестрой пятнадцати лет. Над семьёй постоянно нависает тень того, что она каждый день находится на грани того, чтобы покончить с собой. Единственное, что удерживает её на плаву, — это магнетическое лечение, проводимое раз в две недели вышеупомянутым экстрасенсом. Но теперь девушка позвонила ему и сказала, что не может больше выносить жизнь, даже до следующего приёма. Её и без того хрупкая воля к жизни близка к пределу. Очевидно, срочный случай. Меня просят принять её в ближайшие дни.

Я спрашиваю её о наихудшем чувстве и о том, где она ощущает его в теле. Она указывает на верхнюю часть горла: она ненавидит дышать. Другие заряды находятся у неё в груди, животе и в ногах.

Я позволяю ей представить, что напряжение проявляется из этих частей тела, как некая субстанция. Из её ног выходит масса, похожая на йогурт.

Она чувствует некоторое облегчение, и я позволяю ей пойти назад к тому времени в её жизни, когда это напряжение было самыми сильными. Ей пятнадцать, и отец щупает её за грудь.

После того, как мы проработали эту ситуацию катарсически, я спрашиваю о более ранних опытах, но больше ничего не приходит. У неё есть воспоминания о детстве, но нет ощущений предыдущей жизни, или чего-то до этого.

Неделю спустя она звонит и говорит, что этот опыт был для неё странным, но что у неё появились более ясные воспоминания об отце, и что она больше не чувствует побуждения покончить с собой. Она колеблется между жизнью и смертью: и то, и другое одинаково непривлекательно.

Ещё через неделю наша вторая сессия. Девушка чувствует себя некомфортно и беспокойно, особенно в животе и в ногах. В груди у неё спокойно.

— Где вы, в вашей жизни, чувствовали себя наиболее спокойно, наиболее умиротворённо?

— На жарком испанском пляже.

— Сейчас вы получаете впечатление о том, что именно делало вас там спокойной и умиротворённой.

Теперь она попадает прямиком в перепроживание. Она в лесу на краю тропического побережья. Чернокожая женщина с тремя детьми, где-то в Мозамбике или в Южной Африке, она светится от счастья: от природы, климата, жизни, мужа, детей, своего племени. Она чувствует себя как дома.

Та жизнь, по-видимому, непосредственно предшествовавшая, заканчивается внезапно и насильственно — в результате войны или, по крайней мере, набега.

Я делаю предположение, что, возможно, она не сколько хочет умереть, сколько тоскует по Африке и о той жизни. Она потрясена, впечатлена, сбита с толку, как будто очнулась от странного сна.

И, как всегда, теперь начинают сыпаться монетки. Теперь она понимает, почему никогда не чувствовала себя как дома в Нидерландах. И почему она не похожа на родных или на других девочек в школе. Она понимает, почему её всегда считали аутсайдером, и почему она себя таковой чувствовала. И почему её привлекают чернокожие — особенно чернокожие мужчины.

Девушка выписывается из психиатрического стационара, но не может убедить психиатра, что больше не склонна к суициду. Но что ещё более важно, он не может её убедить, что она всё ещё склонна к суициду. Его злит её упрямство.

Она заканчивает учёбу и уезжает в Африку работать волонтёром в школе.

Этот случай не является типичной терапией для суицидальных людей. По моему опыту, суицидальные наклонности редко вызваны травмой прошлой жизни. Обычно это обсессор^[7]. И нам очень редко требуется более одной сессии, чтобы от него избавиться.

Кстати, я не считаю, что наша работа — помогать людям избавляться от суицидальных мыслей. Наша задача — помочь им стать теми, кто они есть. Неподдельное желание смерти столь же естественно, как и искреннее желание жить. Мы не пытаемся искоренить желание смерти, но мы выясняем, почему слаба воля к жизни.

Я сталкивался с несколькими случаями, когда депрессия была основана на подсознательной тоске по дому и стремлении вернуться к счастливой жизни в тёплой и солнечной стране. Это едва ли напрямую связано с физическим климатом. И в тропиках можно найти холодные головы. И даже в Нидерландах люди могут быть солнечными, тёплыми и сияющими, поверьте мне на слово.

А как этот случай отразится на статистике психического здоровья нашей профессии? Никак: исцеление всего после двух сессий регрессионной терапии, но пациент отказался от дальнейшего лечения. Вот почему статистика так полезна.

История шестая

Семья в гестапо

Я уже точно не помню, с чем он пришёл. Содержание той сессии стёрло из моей памяти первоначальный запрос. Этот клиент часто чувствовал себя очень плохо, при этом без особой причины.

— Пойдите назад в то место и время, когда вы ещё чувствовали себя хорошо.

— Я гора.

Мужчина говорит нерешительно и удивлённо. Он гора, где-то в Северной Африке, он знает это сразу. Он становится более взволнованным, когда описывает, что чувствует. Это как быть лёгкой вулканической породой, легко рассыпающейся и несколько пористой, как туф.

— Каково это?

— Приятно. Очень хорошо.

— Сейчас вы получаете впечатление о том, что в этом самое приятное.

А теперь он становится по-настоящему взволнованным. Когда идёт дождь, поверхность впитывает воду. И это похоже на рай. Но разве там часто идут дожди? Нет, очень редко, но именно это делает их еще более райскими.

Хорошо. Я просто принимаю всё, как идёт.

Сейчас вы получаете впечатление о первом моменте, когда вы начали чувствовать себя плохо.

Приближается мужчина в длинном чёрном кожаном пальто. Он входит в эту гору, и гора начинает дрожать. Клиент трясясь лежит на кушетке. Мы не можем выяснить, что этот человек делает в горе. У человека нет с собой взрывчатки, клиент в этом уверен. Это явно скорее образ, чем воспоминание. В Северной Африке нет мужчин в чёрных плащах, входящих в горы и заставляющих их дрожать. По крайней мере, без взрывчатки. А чёрные кожаные пальто не слишком хорошо сочетаются с погодой. Куда двигаться дальше?

Сейчас вы получаете впечатление о жизни, в которой встречали этого человека.

Он видит себя мужчиной лет тридцати, отлично одетым, в маленьких тонких очках в золотой оправе. Он молодой банкир-еврей во Франции, вероятно, в Париже. У него красивая жена и двое детей, шестилетняя девочка и четырёхлетний мальчик. Он ласково улыбается.